Александр Генерозов: На Европе Плюс горячая, как солнце на Мальдивских островах, музыкальная, живущая самыми свежими трендами, и в то же время узнаваемая с самых первых звуков — Лена Темникова! Привет тебе, Лена, привет всем-всем, кто в этот вечер с нами!

Елена Темникова: Привет всем, ребят!

Александр Генерозов: Ты на старте турне.

Елена Темникова: Да.

Александр Генерозов: Рок-звезды в live-формате — это отдельная история. И дополнительная фанатская любовь. А для фильма-выступления Темниковой, который потом бы показывали где-нибудь в формате IMAX, какой из своих концертов ты бы выбрала?

Елена Темникова: Ой-ой-ой, ну и вопрос! Хороший вопрос. Ты знаешь, не нужно выбирать. Мы уже год снимаем свои концерты в 360 — виртуальной реальности. И все это есть в интернете. Понятно, что если у тебя есть очки виртуальной реальности, то ты вообще погружаешься. Но можно смотреть с телефона. Поэтому сегодняшние технологии позволяют не выбирать один концерт, а показать разные концерты, все города России.

Александр Генерозов: Я знал, что у тебя новый концертный звук, и ты используешь максимально живую команду. Во-первых, правда ли это?

Елена Темникова: Да, конечно, это правда. У меня 5D-звук, который мы тестировали в прошлом году несколько раз, хорошо несколько раз. Для понимания, больше 86 колонок. В районе 100 колонок, это, правда, сложно, и я знаю, что в России никто такое не делает больше. Это дорого к тому же, помимо того, что сложно. Мало звукорежиссеров, способных в этом что-то понимать и это сделать. Но, так как мы живем с ощущением, как будто бы уже на два-три года впереди, мы, конечно, стремимся. И у нас получилось. Со звуком у нас получилось.

Это невозможно описать словами, это надо только услышать. Причем, если вы видите, что я приезжаю к вам в город, я сейчас к слушателям обращаюсь, и там 5D-звук, то тогда берите билеты в фан-зоны и танцпол. На танцполе — «самый сок». Некоторым становится даже страшно. Кого-то пробивает на слезы, потому что этот звук, он вокруг тебя, и в какой-то момент понимаешь, как будто тебе в плечо что-то воткнулось. То есть вдруг какие-то райские птицы над головой, здесь пролетела комета. И это сложно передаваемое ощущение, но надо быть прямо в центре.

Александр Генерозов: А VIP-места что же?

Елена Темникова: Да, как правило, VIP-места, там чуть-чуть скромнее, там чуть-чуть меньше получается, более обычный звук, как у всех. Но мы очень гордимся. Это не моя заслуга — моей великой команды. Это огромная подготовка. Это все максимально сложно. Мне на днях прислали новую смету аппаратов, которые я должна купить. Это развитие, ребят! Нужно вкладывать. А, вообще, этот мой новый тур, он чуть-чуть другой. Если раньше я работала под «минусовку», так назову, все поймут, да?

Александр Генерозов: Да.

Елена Темникова: И с танцорами, то сейчас у меня и танцоры, ребята, и живые музыканты. То есть мы соединяем все сразу. И это будет один такой тур. И, вообще, ты знаешь, Саша, не говорила об этом нигде…

Александр Генерозов: Эксклюзив! (барабанная дробь)!

Елена Темникова: Абсолютный эксклюзив. Ты знаешь, я просто, даже не знаю, как начать… Просто многие музыканты, понимаешь, любят сделать такое: вот у меня сейчас концерт в Москве, и я заканчиваю на этом. Как правило, это очень похоже на пиар, и мне это не нравится, как зрителю, слышать, поэтому я об этом молчала. Но если сейчас уже подходит время к туру, и я должна объявить своим слушателям, что этот тур, он не последний, конечно, я надеюсь, в моей жизни. Но на два-три года, я думаю, что я уйду. И этот тур — это такое небольшое прощание, что ли, или такое завершение этапа, вот этого трехлетнего этапа дип-хаус.

Александр Генерозов: Рубежный?

Елена Темникова: Да, рубежный, абсолютно. Это сейчас вхождение во что-то новое. А потом я хочу взять паузу. Я не поеду с турами. Я буду писать абсолютно другую музыку. Я просто, понимаешь, не хочу, чтобы это превращалось в гонку. Это не спринтерский забег. Я хочу создать что-то абсолютно новое потом, и уже с этим снова появиться. Поэтому, это не прощание. Дурацкое слово, грустное. Просто это подведение итогов и пауза на несколько лет.

Александр Генерозов: Вообще, конечно, новость-бомба!

Елена Темникова: Честно говоря, да. Приходите, пожалуйста. Споем еще раз все хиты. Знаешь, мне неловко писать было на афише «Елена Темникова, все хиты». Но, на самом деле, мы решили, что в этой туровой программе, в этом туре я спою абсолютно все хиты, начиная с самого первого и до последнего. У меня очень много песен. Мы какие-то сократим, но я буду петь максимум.

Александр Генерозов: В меру откровенные и провокационные тексты, выверенный бит и качественный саунд. Рецепт успеха, мне кажется, как у Микеланджело, который говорил: «убери просто все лишнее». Лена Темникова на Европе Плюс! Угадал я рецепт?

Елена Темникова: Вау! Звучит гораздо круче. Сложно так о себе хорошо говорить, но Микеланджело — круто!

Александр Генерозов: Выступления в мегаполисах, выступления в небольших городах. А что все-таки чуть более ответственно, и, вообще, в чем разница? Где люди живее, где закрепощеннее?

Елена Темникова: Разницы нет, 100 человек на концерте или 5 тысяч. Вообще нет разницы по уровню волнения, по уровню ответственности, по уровню подготовки к этому концерту. Это точно. И не зависит от города совершенно точно. Знаю, что концерты в Москве даются всегда почему-то чуть сложнее. Не понимаю почему. И знаю одно, что от региона тоже многое зависит. Например, юг России — он очень горячий. Также горячим считается у всех, и давно известно — Екатеринбург. Челябинск стал очень горячим. Красноярск стал очень молодой, технологичный и, можно сказать, модно-музыкальный. Есть такие регионы.

А есть регионы, допустим, я — сибирячка, и я знаю себя. Когда, допустим, приезжаем в Омск, Новосибирск, Тюмень, люди точно такие же горячие. Но сначала тебе нужно раскрепостить. То есть тебе потребуется минимум полчаса на то, чтобы раскрепостить, чтобы ребята забыли о том, что рядом друзья, соседи, как они на них косо посмотрят, и будут танцевать. Небольшая есть только разница.

Александр Генерозов: Какие активности? Что вообще из себя представляет? Не просто же ты поешь два часа песни, или сколько? Кстати, сколько ты поешь?

Елена Темникова: Не знаю, когда как.

Александр Генерозов: Ты на бис выходишь потом?

Елена Темникова: Всегда. То есть я вообще не ухожу. А потом, бывает, конечно, тоже выбегаю, потому что, если зал скандирует твое имя уже минуту, две, три — да, я хочу назад. И это бывает. Не каждый концерт, но это здорово. Знаешь, это же разные бывают концерты. Если мы говорим о моих сольных, туровских, например, то это около двух часов, да. А какие активности? Ой, ребята, самые разные. Я не знаю, что в этом году мы в итоге выберем, потому что разработок в голове очень много. Но активности у нас обычно сладкие, эмоциональные, игривые. Но, правда, вы придете на концерт, зачем сейчас рассказывать? Вы все поймете. Это все достаточно просто. Больше всем нравится, когда ребята выигрывают проход в гримерку после концерта. И таких проходок много. Это могут быть бейджи, счастливые бейджи. Это могут быть футболки, которые невозможно купить, их можно только получить. Это могут быть снежки. Снежки — это наши носки, тоже из моего магазина, которые невозможно купить, они не продаются. Это могут быть…

Александр Генерозов: Магазин, в котором невозможно ничего купить?

Елена Темникова: Нет, там есть коллекции, которые продаются. А есть коллекции, которые специально создаются для подарков, которые просто, вот это ценно. Такая программа лояльности.

Александр Генерозов: А вот те люди, которые с тобой выступают, вот ты говоришь live-формат. Гитара живая будет обязательно, да?

Елена Темникова: Конечно.

Александр Генерозов: То есть это куча музыкантов живых рядом реально аналоговых, так скажем, да?

Елена Темникова: Да-да-да. И, ты знаешь, некоторые мои слушатели, побывавшие на концерте, в основном, те, кто был на концерте, тем очень заходит. А те, кто не был, сейчас немного опасаются, что я превратилась в рок-музыканта. Ребята, это не так. У меня есть около четырех или пяти песен, которые мы обработали в рок-стиле. Это действительно, понимаешь, соло гитары, чтобы прямо за душу. Это абсолютно разная музыка. Поэтому вы услышите все форматы.

Александр Генерозов: Она прошла через многое на пути к своей славе, но, кажется, звездой сама себя так и не чувствует. Лена Темникова на Европе Плюс! Лена, ты звезда или кто?

Елена Темникова: Нет, конечно. Я артист. Это моя работа, как другие работы. Нет, не звезда.

Александр Генерозов: Давай поговорим о том, как создается трек. Например, «Жара», мы ее скоро потом послушаем. А что сначала было — зерно слова, которое посеяли и вокруг нее стал нарастать бит, или какой-то хук, семпл, и потом это все обросло?

Елена Темникова: Я сейчас расскажу про «Жару», но только вы не думайте, что так со всеми треками, потому что это просто чудовищная история сложная.

Александр Генерозов: Так, очередной эксклюзив.

Елена Темникова: Да. Никто не знает еще. Значит, как произошло. Мне прислали песню на продажу. У нее был очень красивый бридж, вот, собственно, (напевает). Я влюбилась в «между нами пожары кругом», потому что весна, я понимаю, что скоро лето, всем хочется жары. Но у песни был очень-очень эстрадный припев. Очень! И я решила избавиться от этого припева, просто с ним попрощалась.

И нам нужно было, бридж мы сделали припевом, нам нужен был новый бридж. Мы заказали его у трех разных авторов. Ни у кого не получилось. О’кей, ладно. Мы сделали аранжировку, мы сделали ее сначала очень дип-хаус, очень глубокой. И я записала вокалы. Мы послушали и поняли, что, нет, нужно светлее. Мы записали гитару, а вокал оставили от дип-хаус. То есть, в общем, такая достаточно сборная конфета получилась. И за счет этого получился, мне кажется, такой у нее успех. Это была, насколько я помню, летом самая ротируемая женская песня в стране. Наверное, потому что сил вложили туда не меньше десяти музыкантов, и мы все делали на каком-то, знаешь: «а давай попробуем? А, давай вот это попробуем? Рискнем вот так, вот так, вот так». И это было очень легко сделано. Наверное, творчество должно быть легкое.

Александр Генерозов: Время для быстрых вопросов, а ответы всегда принимаю абсолютно в любом формате. Смотри, нас спрашивают слушатели. Людмила: «если бы по венам текла музыка, то какая бы это была песня»?

Елена Темникова: Это был бы лирический рок.

Александр Генерозов: Если бы не стала музыкантом, к чему бы все пришло? Кем бы ты стала в итоге, как ты думаешь?

Елена Темникова: Может, учителем математики.

Александр Генерозов: Да, ладно! Ты — учительница?!

Елена Темникова: Да.

Александр Генерозов: Классная такая. Месть — блюдо, которое вкусно в холодном виде. Тебе когда-нибудь хотелось кому-нибудь отомстить, или ты всех прощаешь?

Елена Темникова: Только не для меня. Я не знаю, это генетическое, или гороскопическое, но я очень отходчивая. То есть я, либо сразу должна все высказать, либо через 15 минут уже бесполезно, потому что я уже как-то отпустила, искренне отпустила.

Александр Генерозов: Смотри, проходишь бэкстейдж, вот эти все нагромождения оборудования, выходишь на сцену, и надо тебе запеть. В какой момент, на какой стадии исчезает последний страх? Вот все, отключилась?

Елена Темникова: Иногда, к сожалению, он может исчезать даже минут через 15 от начала.

Александр Генерозов: Ничего себе!

Елена Темникова: Да, то есть это прямо долго бывает. И я думаю, в чем дело? Почему? Почему я не могу заземлиться? Как правило, это должно происходить прямо на входе на сцену, либо на первом слове, на первой ноте. Как правило, страх проходит в этот момент.

Александр Генерозов: Миром правит любовь. Как ты думаешь, это все-таки мечта, это все-таки какой-то лозунг или все-таки это реальность?

Елена Темникова: Как интересно… Ты знаешь, в настоящей жизни, не в спринтерской гонке, в твоей или моей работе, а в настоящей, то, как мы дома, с семьей, чего мы по-настоящему хотим — там правит любовь точно.

Александр Генерозов: Тебе легче рассмешить или заставить заплакать?

Елена Темникова: Ой, и то, и другое. Я сверхэмоциональный человек. Я очень легко плачу во время любого фильма. Я очень легко смеюсь, и над собой тоже. И не обижаюсь даже на очень чёрный юмор в свою сторону. И плюс, что нравится моим друзьям, коллегам — я искренне умею влюбляться в творчество других артистов.

Александр Генерозов: Самый безумный прием тебя твоими фанатами? Пока думаешь…

Елена Темникова: Прием?

Александр Генерозов: Да, где как встречали, знаешь, космос какой-то. Пока думаешь, я расскажу, что Араш рассказывал, что ему в Туркменистане перекрывали проспект и были баннеры растянуты «Араш! Араш!» Где у тебя такое?

Елена Темникова: Классно! А у меня было много где, во многих городах. Последний раз это было в Сочи, когда вдруг на какой-то песне ребята раскрывают сердечки, в руках сердца из бумаги. И разные плакаты, какие-то строчки. Это происходит всегда неожиданно, даже если это было раз в неделю, все равно неожиданно, потому что вдруг песня, вдруг в середине концерта.

А последний раз я даже растерялась. Я поняла, что не знаю, что делать — мне петь, а у меня ком в горле от эмоций, понимаешь? Я хочу заплакать! И мне продолжать петь или остановиться, рыдать? Я допела, да. Но, в общем, это очень трогательно всегда. Представляешь, две тысячи человек стоят с сердцами, ну, это невероятно.

Александр Генерозов: «Лена, я очень хочу в гримерку 15.10. в Самару, возьмешь? Пятый level не успел взять». Это что значит?

Елена Темникова: Участвовал, у меня на странице ВКонтакте есть разные истории, где мы часто дарим проходки. Наверняка мы сделаем акцию на Темникова/доллары, ты сможешь заиметь себе проходку.

Александр Генерозов: Маша спрашивает: «планировала ли ты переводить свои песни на английский язык»?

Елена Темникова: Знаешь, моя команда планировала, Маша, и не только на английский. Я пока немного с этим повременю. Но я скажу так, что будет музыка на английском языке.

Александр Генерозов: Музыка и интернет. У нас уже проще отнять воздух, чем вот эти две стихии. Лена Темникова, певица, которая в SMM и в музыке разбирается одинаково хорошо, на Европе Плюс! Наш человек, вообще, да?

Елена Темникова: А Саша задает такие вопросы и реально может разговорить любого. Все тайны тебе открыла.

Александр Генерозов: Ой, какие комплименты. Рассказывай, что у тебя за эксперименты с виртуальной и дополненной реальностью. Это такой мерч твой тоже?

Елена Темникова: Нет, что ты, Саша, какие эксперименты! Все очень серьезно. Эксперименты, я не знаю, кто-то, может быть, и делает их. Мы год работаем полноценно, плотно. Мы используем высочайшего класса технологии. Я думаю, что в мире за этим большое будущее через пару лет. В России, когда она станет, неизвестно. Такое ощущение, что в России технологии не нужны. Их же нужно прививать, поэтому, непонятно. Мы делаем большие проекты на продажу, например, для премии «М1», не буду рассказывать, наверное, пока.

Александр Генерозов: Хорошо.

Елена Темникова: Ближе к премии расскажу, что наша команда сделала. А, вообще, представь себе, что такое миллиард?

Александр Генерозов: Ну, это девять нулей после знака?

Елена Темникова: Это очень много. Миллиард раз надели мои маски и сыграли в мои игры в Instagram.

Александр Генерозов: А, маски это те, которые в Stories?

Елена Темникова: Да, это следующее.

Александр Генерозов: А я пока тебя спрошу, что такое T$, вообще, у него есть какой-то курс, привязано ли это к чему-то?

Елена Темникова: Никогда не говорила, но, вообще, курс примерно один к одному. Один T$ равен одному рублю для простоты. T$ — это программа лояльности. Это мой ответ на любовь. Мой любовный ответ на любовь моих слушателей. T$ получали на концертах ребята, когда мы их разбрасывали. Сначала у нас это были бумажные деньги, настоящие деньги. Стираешь монеткой защитный слой, и там цифры. Потом мы выпустили банковские пластиковые карты Темникова/доллар. Розовые, милейшие создания, которые потом можно использовать как брелок на память. На их балансе есть некая сумма.

Сейчас T$ у меня на странице ВКонтакте. Пожалуйста, любой желающий может выигрывать, участвуя в разных квестах, конкурсах и прочем. И на эти деньги потом человек может зайти в мой интернет-магазин одежды. Вот нет у него денег, рублей обычных, а все же по-разному. Есть студенты, у них нет денег. Вот заработал у меня на странице ВКонтакте T$ и купил себе что-нибудь.

Я знаю, что недавно я делала репост девочки, которая купила себе чехол, вот так просто. Это прикольно.

Александр Генерозов: Давай поговорим о стилях музыки твоей. Твой долгий роман с дип-хаус, ты вся инновационная, но в музыке, мне кажется, ты немножко остановилась на одной страничке. Тебе тесно там, скажи честно?

Елена Темникова: Не совсем. Многие ребята мне задавали так же вопрос, как и ты. Понимаешь, если узнать мою музыку, там разные стили. Просто то, что вы слышите, что становится популярным, это, как правило, дип-хаус из моей музыки. Но также там есть хип-хоп, там есть лирика, там есть абсолютный поп! Но с тобой я всё же соглашусь. Мне немного стало все равно тесновато. Для меня немного он стал уже таким обыденным. Захотелось чего-то нового. Захотелось резко все попробовать. И этой осенью я вас удивлю, ребята. Вы услышите от меня абсолютно разную музыку. Например, это будет самая-самая народная, танцевальная, веселая простая песня. Я ее просто обожаю. Также вы услышите от меня лирику на разрыв сердца, вот то, с чего я начинала, такая, прямо тоже очень российская, очень наша слезная музыка. Вы услышите это.

Вы услышите от меня абсолютный такой рэп. Вы услышите от меня лирические, не знаю, любовные, про любовь, про абсолютную чистую любовь. Я говорю сейчас про треки, которые уже записаны и ждут своего часа. Вы услышите от меня очень много всего разного. И будет также, естественно, классический дип-хаус, который от меня ждут, в стиле «Немодных». Его ждут, его просят, и, конечно, он тоже будет.

И я даже, знаете, подумала выпустить осенью альбом, назвать его «Абсолютно разная музыка», потому что каждый свой альбом я выверяла по секундам, чтобы это было абсолютно как одна песня. Чтобы это все звучало, вот включил, и до последней ноты это все одна история. Но этот альбом, я хочу сделать очень разную музыку.

Александр Генерозов: То есть ты готова отступить от названия Temnikova, традиционного?

Елена Темникова: Ты знаешь, похоже. Возможно, это будет ниже немножечко. Возможно, напишу Temnikova, какая это будет цифра? Пять или… Не знаю. Я забыла. Думаю, да, будет так. Будет рок!

Александр Генерозов: Давай по вопросам слушателей. Их много нападало.

Елена Темникова: Да, правда.

Александр Генерозов: «Самый лучший отдых для тебя — это», спрашивает Анастасия?

Елена Темникова: Сон. Настя, это сон. Спать, спать, спать.

Александр Генерозов: Даша волнуется: «ты честна со своими слушателями?»

Елена Темникова: Всегда. Иногда, да, иногда я могу чуть-чуть недоговорить, но точно не соврать.

Александр Генерозов: «Говорят, что в жизни нужно попробовать всё. Есть ли вещи, которые вы никогда не попробуете?»

Елена Темникова: Да, есть вещи, которые я никогда не попробую. Это говорить, какие?

Александр Генерозов: Да, я думаю, все понимают.

Елена Темникова: Я боюсь, я трусиха.

Александр Генерозов: Руслан спрашивает: «Лена, как планируешь развивать свое приложение Temnikova AR»?

Елена Темникова: Ха! Ну, вообще, ребята, кстати, у меня сейчас осенью выходит… Можно прорекламируюсь? Выходит одежда в Temnikova. SHOP, футболки с чипами, одежда с чипами. Ты так подносишь телефон к рукаву, чик-чик, а у тебя, представляешь, вылетает на телефоне, например, все, что я сегодня хотела тебе показать, кусочек нового трека, который не вышел, или чем-то поделиться очень сокровенным, только тебе, потому что ты — часть моей команды. Поэтому развиваем по максимуму. Ребята, это так интересно!

В основном, как я уже сказала, мы это делаем для продажи в другие страны, но я очень надеюсь, что наша большая страна и достаточно технологичная тоже заинтересуется когда-то, и все будут нормально относиться к концертам в виртуальных очках. Это станет уже прямо нормой.

Александр Генерозов: Даша спрашивает: «Лена, привет. Посоветуй, как отпустить человека»?

Елена Темникова: Это больно очень отпускать человека. Как правило, я сейчас по себе буду судить. Как правило, мне кажется, особенно мы, девочки, мы начинаем себя жалеть. Нам обидно за себя. Мы любим себя, и от этого вся боль. Мне кажется, стоит выплакаться пару дней, а потом ни в коем случае не заедать, а пойти в спортзал и получать эндорфины оттуда, и стать такой суперкрасоткой, и пусть он мечтает тебя заполучить обратно.

Александр Генерозов: Женя спрашивает: «'Танцы', ты участвовала в жюри. Как тебе вообще этот проект?»

Елена Темникова: Классно! Три часа мы смотрели на классных ребят. Мне не удалось посмотреть после монтажа, говорят, я была там суперболтушка. Ну, я не знаю, ребят, я обычно говорила, значит, так нарезали.

Александр Генерозов: Света дает тебе выбор — Marvel или DC? За какую ты вселенную? И смотришь ты ли?

Елена Темникова: Ой, я вообще не знаю, что это такое второе.

(смеются)

Александр Генерозов: Будешь ли ты учить людей делать музыку? Мне кажется у тебя опыт гигантский.

Елена Темникова: Нет.

Александр Генерозов: Почему?

Елена Темникова: Потому что я сама не умею.

Александр Генерозов: Вот я просто не верю тебе.

Елена Темникова: Нет, ребят, это же не музыкальная школа, это все творчество. Это же все по наитию. Ты можешь создать условия, ты можешь вдохновить, можешь помогать. Но уж точно не учить. То есть я — нет.

Александр Генерозов: Но ты умеешь угадывать хиты, я знаю.

Елена Темникова: Да. Есть такой талант. Особенно для других.

Александр Генерозов: А тебе это помогает в твоей работе?

Елена Темникова: В моей — нет. Я не могу себя оценивать трезво. Только других. Это правда. Так обидно, знаешь.

Александр Генерозов: Я всех спрашиваю, ты должна точно знать. Как стать счастливой? Вот ты сейчас счастливая?

Елена Темникова: Я очень счастлива, да.

Александр Генерозов: Ну, рассказывай, как.

Елена Темникова: А, как? Ты знаешь, я четко понимаю, чего хочу, о чем мечтаю в своей жизни. У меня есть работа любимая, я ее обожаю. А есть все остальное. Все остальное — это моя семья. И я там счастлива, как человек. И счастлива в работе. И тут, представляешь, два счастья. Я могу их соединить и жить полноценной классной жизнью.

Александр Генерозов: Можно я предположу тебе третий источник счастья?

Елена Темникова: Давай.

Александр Генерозов: Ты счастлива, потому что ты на Европе Плюс!

Елена Темникова: Да! Да!

Александр Генерозов: Лена, спасибо тебе огромное. Рад всем твоим успехам. Приходи к нам еще. Друзья, Лена Темникова!

Елена Темникова: 14 октября — Оренбург, 15 — Самара, 18 — Санкт-Петербург, 19 — Москва. А дальше еще куча городов! Заходи на мой сайт, там все города. Приходи на мои концерты!

Александр Генерозов: Придем! Пока! Пока!

Елена Темникова: Пока! Спасибо!

Александр Генерозов: На Европе Плюс очаровательная актриса театра и кино, самая убедительная и драматичная Анна Герман наших сериалов. В ее портфолио «Поселенцы», «Ласточкино гнездо», «Лектор» и работа в самом арбатском из театров, Евгения Вахтангова. Александра Прокофьева! Здравствуйте, Саша. Привет всем-всем, кто с нами сейчас.

Александра Прокофьева: Здравствуйте! Всем привет!

Александр Генерозов: У нас сейчас осень, разгар. Пушкин любил говорить, что золотые листья и все такое. Романтично все. Вы относитесь к тем, кто любит осень или к тем, кто «лучше было бы потеплее»?

Александра Прокофьева: Я в таком возрасте, когда я хочу потеплее. Я люблю осень. Если осень такая, как сейчас, то почему нет. Да, конечно.

Александр Генерозов: Смотрите, Саша, коль уж мы коснулись осени. У всех людей осень – это закат. Это что-то предшествующее зиме. Но у людей творческих профессий это всегда сезон, это всегда выход к новым горизонтам. Как у актеров, у вас наблюдается какая-то сезонность в жизни? Например, осенью – оживление. Или наоборот, может быть, летом.

Александра Прокофьева: Нет, я такого не наблюдаю у нас. Мне кажется, такого нет. У каждой поры есть свои прелести. Допустим, осенью мы уезжаем со спектаклями, «Амурская осень». На Дальний Восток летим. Зимой предновогодние праздники, тоже что-то интересное. Поэтому я не могу сказать, что у нас есть определенный период и что-то интересное. У нас интересно всегда, круглый год.

Александр Генерозов: В тему погоды. Натурные съемки, то есть съемки на природе – это всегда самая сложная часть? Мне кажется, что можно договориться с техниками, чтобы кондиционер получше включили, а с природой не договариваешься. С природой то, что есть.

Александра Прокофьева: Это самое интересное. Как правило, съемки затягиваются. Лето у нас снимается зимой. Или наоборот, зимой снимается лето. Я могу сказать так. У меня были такие казусные моменты, когда мы уходили в зиму, а снимали осень. И моя героиня должна была стоять босиком на берегу реки, радоваться жизни. На нее был накинут только пиджак. «Жизнь врасплох», мой самый первый фильм. Могу сказать, что это были большие трудности, потому что я играла любовь. Я должна была быть прекрасной. У меня не должно было быть синих губ. Это очень сложно, потому что так я простояла три часа. Потом растирали ноги водкой. Говорить под конец я уже просто не могла.

Александр Генерозов: Помогает при этом осознание, что ты актер, что ты занимаешься важнейшим делом, просто не заболеть. Мне кажется, что любого нормального человека – простите, что я не говорю про актеров нормальные люди, – поместить в экстремальные условия, то человек скиснет. Что значит скиснет? Заболеет просто. Как актеры с этим справляются? У вас какая-то особая закалка?

Александра Прокофьева: Я ни разу не болела. Клянусь. Я просто приходила, принимала горячий душ, ложилась спать и наутро я была бодра и весела. Я знаю, почему. Мы настолько любим нашу профессию, мы кайфуем от каждого момента, когда мы на площадке, на сцене или это кино. Поэтому даже такие трудности, когда ты стоишь босиком, а на улице зима, нам все равно.

Александр Генерозов: Актерами хотят стать многие. Получается лишь у единиц. Например, как у нашей гостьи, актрисы Александры Прокофьевой. Давайте спросим, как у нее это получилось. Вы уехали в 18 лет поступать в Москву, не зная, куда. Глядя на себя с нынешней высоты, это было чистое безумие или это был единственный правильный ход?

Александра Прокофьева: Я могу так сказать. В 18 лет я приехала в Москву настолько в прямом смысле непорочной, невинной, что я могу сказать, что это был отчаянный ход. Слава богу, что в моей жизни все сложилось достаточно удачно. Я была одна в Москве. То есть у меня никого не было. Это было безумие полное. Это было мое первое большое путешествие. Я никогда никуда не ездила отдыхать. Я вырвалась, и теперь я в Москве.

Александр Генерозов: Интересно просто с какой вот точки зрения. Человек поступает в актерский вуз. Мне кажется, что логика должна быть такая же, как в обычном вузе. То есть нанимают репетиторов, подтянуть физику, математику. Я говорю про обычный вуз. А что с актерским вузом? Нужно нанять отставную бабушку, которая будет говорить: «Я тебе расскажу, как играть Анну Каренину». Так?

Александра Прокофьева: Нет. Я на самом деле сейчас столкнулась с тем, что очень многие родители нанимают репетитора и готовят детей к поступлению в театральные вузы.

Александр Генерозов: То есть они существуют?

Александра Прокофьева: Да. Могу сказать, что это все очень хорошо, но иногда репетиторы настолько забивают ребенку, как правильно нужно читать, а нужно читать не как правильно, а как ты чувствуешь. Это разница. Это большая разница. Если он придет с холодным носом, как у нас любят говорить, прочитает: «Я вас люблю».

Александр Генерозов: Что значит, «с холодным носом»?

Александра Прокофьева: С холодным носом, ничего не будет чувствовать. Он правильно прочитает прозу, стих выучит, как полагается, но за этим ничего не будет. Пусть это будет неправильно, пусть он будет торопиться, сбиваться, картавить, шепелявить. Но он прочитает это так искренне, что он поступит.

Александр Генерозов: Что нужно из предметов, что нужно хорошо успевать, кроме таланта? Понятно, что в школе не преподают актерский талант. Это вообще свойство. В чем нужно хорошо успевать, чтобы пригодилось в актерском вузе? Литература?

Александра Прокофьева: Литература, русский, история, наверное. Наверное, все. Математика точно не поможет. Мне она не помогла.

Александр Генерозов: В вашем портфолио, как уже упомянул в начале передачи, работа в совершенно замечательном театре имени Вахтангова. Меня всегда поражало – он находится настолько в эпицентре этого арбатского безумия. Художники, шаржи, матрешки. Интересно, зрители приносили какой-то налет Арбата внутрь театра? Раз, смотришь, человек нормальный вроде, но в ушанке. Или с мороженым…

Александра Прокофьева: Нет, в театр у нас приходили интеллигентные люди без мороженого. У нас все было хорошо.

Александр Генерозов: Один из ваших педагогов, Василий Лановой. По крайней мере, вы его в интервью называете учителем. Это связано с работой? Он ведь тоже вахтанговец. Или вы с ним в вузе как-то пересеклись?

Александра Прокофьева: Он больше, чем педагог. Он мой мастер. Он выбирал… есть такое правило. Когда студент учится в Щукинском институте, на третьем курсе педагоги выбирают, кого они себе берут на художественное слово. Василий Семенович из тех педагогов, который выбирал. Остальным давали. Это было очень волнительно, потому что все переживали, кого же возьмет великий Лановой. Я даже не думала, что он выберет меня. Я даже не могла себе предположить, что я буду у него. Когда это случилось, я была счастлива. Он оказался мне другом, наставником и партнером по сцене в дальнейшем.

Александр Генерозов: Театр носит имя Вахтангова. Это один из основополагающих не просто театральных мастеров, даже не знаю, как подобрать слово. Это родоначальник целой системы Вахтангова. Вот этот базис, заложенный еще им, как-то сохраняется в театре? Вы чувствуете его в чем-то?

Александра Прокофьева: Да, конечно, чувствуем. Театр старается поддерживать эти традиции.

Александр Генерозов: Больше фактов о нашей замечательной гостье узнаем в серии быстрых ответов. Ответы, Александра, всегда принимаю в любом формате. Итак, можно ли выжить в театре, не имея никакого отношения к кино, просто сугубо, 100% true театральным актером?

Александра Прокофьева: Мое субъективное мнение – наверное, сейчас меня забросают помидорами – мне кажется, что нет. Все-таки актер должен сниматься в кино.

Александр Генерозов: Это не только про материальное положение?

Александра Прокофьева: Нет, не про материальное. Мы живем в 21 веке. Конечно, ты получаешь главные роли, исходя из того, знает ли тебя зритель или не знает. Или ты будешь вторым составом. А афишу сделают на того, кого узнают.

Александр Генерозов: То есть таким вот сугубо театралам… понятно. В театре нет дублей. В кино нет возможности понять со временем, как сыграть лучше. Какой из этих прессов жестче? Мне кажется, прессует и то, и другое. Тут ты не можешь ошибиться, потому что ошибка будет растиражирована, а тут ты можешь ошибиться, но…

Александра Прокофьева: Для меня все-таки в кино ты не имеешь права на ошибку. Пусть у тебя будет 15 дублей. Если ты не можешь это сыграть, то все, ты вошел в историю с этим кадром навсегда. Потом ты смотришь и понимаешь, что нет, оно не случилось. В театре иногда бывает. Могу откровенно сказать, что бывают такие спектакли, когда ты уходишь и тебе стыдно. Стыдно просто оттого, что не пошло. Не случилось этой магии у тебя, у твоих партнеров. Мы уходим за кулисы, мы разбиты, мы обсуждаем, что пошло не так, почему. Ты знаешь, что в конце недели ты еще раз выйдешь на площадку и ты все исправишь. Так и получается. Поэтому все-таки в кино сложнее.

Александр Генерозов: Актриса Ирина Старшенбаум у нас в интервью подарила такой афоризм. Режиссер на площадке как мама, а продюсер как папа. Строгий такой и деньги считает. А мама такая, добренькая. Вы согласны с таким делением?

Александра Прокофьева: Не согласна. Я ушла служить в театр «Театральный марафон», а он антрепризный. Могу сказать, что Александр Гордиенко совершенно не строгий продюсер. С ним очень комфортно работать. У нас каждая постановка с такой любовью друг к другу. И он к нам. У нас все замечательно.

Александр Генерозов: Интересно. Еда на съемочной площадке. Мне кажется, что в этой обстановке этих котлов, мармитов рождается какая-то актерская общность. Есть эта магия, что все из одного вот этого… а может, и не все из одного.

Александра Прокофьева: Кто-то заказывает себе еду. Например, бывают вегетарианцы, у которых своя еда. Или те, кто сидят на диете. У меня тоже была знакомая актриса. Она просила, чтобы ей отдельно готовили еду. От той еды, которую она ела на площадке, она быстро поправлялась. К концу съемок она становилась достаточно пухленькой. Еда всегда вкусная.

Александр Генерозов: Машина времени. На ней-то полетаем куда-нибудь?

Александра Прокофьева: Давайте.

Александр Генерозов: Куда?

Александра Прокофьева: В детство. Я бы вернулась в детство.

Александр Генерозов: Актерская профессия всегда притягивала как магнит. Но что происходит с самими актерами на сцене, в кадре, известно лишь самим актерам. Попробуем сейчас заглянуть к ним в голову, потому что у нас рядом сидит замечательная актриса Александра Прокофьева.

Саша, вы находитесь в образе. Вы находитесь в роли. В этот момент вы можете фоном, в полушарии одном буквально думать: «А я утюг не выключила»? Или все вообще исчезает? Дети, семья?

Александра Прокофьева: Когда ты находишься в кадре, то исчезает все. У меня так. То есть только он, я и что мы пытаемся сотворить, эту магию. Когда ты выходишь из кадра, ты думаешь, поел ли твой сын, что делает твой муж.

Александр Генерозов: Это секундное превращение?

Александра Прокофьева: Секундное.

Александр Генерозов: Я сталкивался с тем, что у актеров почти религиозное отношение к этой профессии. Например, когда перепутаешь последовательность, человек – музыкант и актер. Надо говорить «актер и музыкант». А ты случайно скажешь «музыкант и актер». Или он ведущий и актер. Надо обязательно сказать «актер и ведущий». Почему так? Вы бы спокойно отнеслись, будь у вас другая профессия, если бы сказали, что вы лесоруб и актер? Лесоруб – это не про Александру.

Александра Прокофьева: Мне все равно. Правда.

Александр Генерозов: Почему тогда у других вот так? Мне непонятно. Меня называй хоть в какой последовательности. Хоть Александр Генерозов, хоть Генерозов Александр. Мне все равно. А люди ужасно обижаются, если актерскую профессию ставят не на первое место.

Александра Прокофьева: Я не знаю, по какой причине. Может быть, они хотят быть очень знаменитыми.

Александр Генерозов: Наверное. Насколько я знаю, в начале 20 века было не очень престижно быть актером. Даже в рассказах классиков: актеришка, актриска. Кстати, вы как относитесь к феминитивам? Актриса или актерка?

Александра Прокофьева: В первый раз слышу актерка. Это как-то унизительно.

Александр Генерозов: А многие считают, что наоборот.

Александра Прокофьева: Актерка? Шахтерка? (Смеется)

Александр Генерозов: Короче, актриса, да?

Александра Прокофьева: Да.

Александр Генерозов: Так вот, использовалась даже такая уменьшительно-пренебрежительная форма. Актриска, актеришка. А сейчас актер – это звезда. Как вам кажется, с чем связано это изменение?

Александра Прокофьева: Я не соглашусь. До сих пор многие считают, что актерская профессия не заслуживает уважения. Многие считают, что если женщина – актриса, то она играет любовь. Мужу-то она может пойти, на стороне. Я считаю, что это глубокое заблуждение. Люди ошибаются. Я просто сама с этим сталкивалась.

Александр Генерозов: Вы родились на Сахалине. Для большинства из тех, кто нас слышит, это место значит не больше, чем набор букв. Кто-то слышал, что это один из самых восточных островов. Что это за место? Это правда такой суровый край, как его воспринимают?

Александра Прокофьева: Да, раньше это была каторга. Я могу сказать, что это суровый край. Но я так люблю этот остров. У меня такие хорошие воспоминания. Когда ты зимой выходишь, несколько секунд и у тебя на ресницах иней. Везде иней. Ты замерзаешь. Автобусы не ходят. Ты стоишь по часу, чтобы уехать в школу.

Александр Генерозов: Ностальгия.

Александра Прокофьева: Да, это правда ностальгия. Я помню, как мама смотрит из окошка. И ты стоишь и думаешь: «Может быть, сегодня я не пойду в школу? Может быть, мама меня пожалеет». И да, она желала и звала меня обратно, потому что невозможно было уехать. Горные реки. Летом +18 ° С. Ты заходишь в горную ледяную речку и купаешься.

Александр Генерозов: Вот, где истоки актерской закалки.

Александра Прокофьева: Да.

Александр Генерозов: А вы говорите, что это из-за профессии. Просто надо вырасти на Сахалине.

Александра Прокофьева: Икра. Свежая рыба. Мама достает икру, обдает кипятком, и мы сразу ее ели.

Александр Генерозов: Близость к Японии накладывает какой-либо отпечаток на жизнь в Сахалине? Кроме праворульных машин. Может быть, к вам как-то японская кухня заходит?

Александра Прокофьева: Японская кухня очень вкусная на Сахалине. А больше даже не знаю.

Александр Генерозов: Японцев там не видно?

Александра Прокофьева: Видно. Их много.

Александр Генерозов: В бинокль, в ясную погоду. А вот сахалинский театр довольно известный и раскрученный. Это название знают даже те, кто не очень хорошо знают, где Сахалин. Почему он так популярен? Откуда такая театральная школа на острове?

Александра Прокофьева: В свое время, когда я еще жила в Южно-Сахалинске, у меня была куча кружков. Один из них назывался колледжем, но по сути, он был кружком. Я туда ходила. И мы приходили в этот театр. Там тогда работал гениальный режиссер Гуревич. Он был лучшим. Когда он меня увидел там… это я сейчас отвлекаюсь, вспомнила. Он мне сказал, что я одарена, поцелована богом внешне и внутренне. Он мне посоветовал поступить в Щукинский театральный институт. Этот театр очень хороший. Актеры там чудесные. И постановки там были в то время, 15 лет назад были прекрасные. Что там сейчас, я не знаю, потому что я давно не была на Сахалине.

Александр Генерозов: Кино в нашей стране не ругает только ленивый, потому что оно действительно своеобразное. Тем не менее нельзя игнорировать тот факт, что время от времени классные, хорошие проекты в нем происходят. Что бы нам сделать с кино, подумаем мы сейчас вместе с актрисой Александрой Прокофьевой. Для того чтобы это было проще сделать, я ей дам воображаемую волшебную палочку. Итак, взмах волшебной палочкой №1 от Александры Прокофьевой. Может, денег дадите?

Александра Прокофьева: Не дам денег. Хотелось бы, чтобы все-таки настало время, когда будут утверждать не продюсеры, а режиссеры. Чтобы вернулось туда, откуда мы начинали.

Александр Генерозов: Вы защищали продюсеров перед этим, а тут вижу, что все-таки не так просто?

Александра Прокофьева: Все-таки мне кажется, что в кино хотелось бы, чтобы иногда утверждали режиссеры. Если хороший режиссер, а у нас много хороших режиссеров, чтобы к ним прислушивались, и они принимали решение.

Александр Генерозов: Взмах палочкой №2. Давайте я вам подскажу. Юрий Колокольников жаловался, что сценаристы ужасные, плохие. Вам как? Сценариста поменяли бы? Вы как актриса чувствуете вот эти сценарные ляпы, нестыковки? Или это уже, скорее, режиссер ощущает?

Александра Прокофьева: Мы, конечно, тоже это чувствуем. Но каждый раз, если нам что-то не нравится в сценарии, меняем это все по ходу. Просто переписываем.

Александр Генерозов: То есть вы просто в такой симбиоз вступаете?

Александра Прокофьева: Да, с режиссером, с актерами и делаем, чтобы это было органично.

Александр Генерозов: Давайте финальный, третий взмах вашей волшебной палочки. Тут я не буду ничего подсказывать. Давайте вы сами. Что надо сделать? Может, вы скажите, что убрать этого человека?

Александра Прокофьева: Это сложный вопрос. Я не могу на него ответить.

Александр Генерозов: Систему образования не надо менять глобально? Нет же никакого ВГИК в Голливуде. Учатся при студиях в небольших школах.

Александра Прокофьева: Школы обязательно должны быть в России. Чтобы оставались и Щука, и Щепка, и МХАТ, и ГИТИС. Это все прекрасно. Пусть все идет своим чередом в кино. Я верю, что наступит время прекрасного, сильного, умного кино. Самое главное – не надо стремиться за западом. Так, как у них, у нас никогда не будет. Надо создавать свое, наше кино.

Александр Генерозов: Я не могу не коснуться вашего замечательного сериала, «Анна Герман. Эхо любви», где вы исполнили главную роль той самой замечательной певицы с трагическим оттенком. Когда вы изучали ее биографию, что вас больше всего удивило?

Александра Прокофьева: Их любовь до конца дней. Это удивительно. Они были удивительными людьми. Как он любил ее, я не знаю. Он ведь до сих пор один. То отношение, когда мы снимали фильм, он просматривал те наши дубли, все наше кино. Сказал, что доволен тем, как я сыграла ее и поблагодарил. Я помню, что мой агент попросила позвонить ему, чтобы я с ним поговорила. Но я не смогла. Я не знала, что ему сказать. Я была так тронута его словами. Позвонить и сказать, что это я играла Анну Герман, я не смогла. Я жалею об этом. Это удивительная история, история любви.

Александр Генерозов: Александра, все люди ищут счастье. Хотят найти счастье, но не у всех получается. Вы производите впечатление очень счастливого человека. Поделитесь небольшим крохотным рецептом, как стать счастливым.

Александра Прокофьева: Я очень люблю свою семью. Каждого. Я готова за них умереть. Я не пожалею себя. Будь это моя мама, дети, муж, брат. Они это знают.

Александр Генерозов: И от этого вы счастливы?

Александра Прокофьева: Да.

Александр Генерозов: Александра, спасибо огромное. Час пролетел как минута. Приходите к нам еще. Беру с вас обещание. Друзья, актриса театра и кино, Александра Прокофьева провела воскресный вечер вместе с нами на Европе Плюс. Александр Генерозов, Week & Star. Пока!

Александра Прокофьева: До свидания!

Александр Генерозов: На Европе Плюс основатель и бессменный ведущий телевизионной олимпиады «Умники и умницы», заведующий кафедрой мировой литературы и культуры, факультета международной журналистики МГИМО, заслуженный работник культуры РФ, писатель, философ и телеведущий, Юрий Вяземский. Юрий Павлович, здравствуйте!

Юрий Вяземский: Здравствуйте! Когда так долго представляют, очень сложно потом перейти к живой речи.

Александр Генерозов: Вы видели глаза тысяч студентов 1 сентября. Скажите, что они излучают? Тайные воспоминания о лете или пугающе безмятежную пустоту? Что в них?

Юрий Вяземский: Вначале у них очень хорошие глаза, потому что они на что-то надеются. Они пришли, друг на друга смотрят. Знакомство. Это тусовка. А дальше, конечно, глаза расходятся. У кого-то грустнеют, у кого-то веселеют. У кого-то вообще тухнут.

Александр Генерозов: В России у школьника 92 дня. Наверное, самые длинные летние каникулы. Мне кажется, это наследие еще аграрной системы, когда дети были востребованы на полевых работах. Но ведь это плохо на самом деле. Давайте порассуждаем немного. Плохо ли это, такие длинные каникулы? Тяжело потом вытаскивать их из этого?

Юрий Вяземский: Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что я учился в музыкальной школе при консерватории.

Александр Генерозов: У вас их не было?

Юрий Вяземский: Когда играешь на скрипке, вообще нет каникул. Я плохо понимаю, что такое каникулы. Плюс я же в основном работаю с умниками. Я в школу не хожу, я школьников не знаю. Мои умники как раз «из первой пульки» этим летом получают три темы, они готовятся. У них каникул нет. Я не знаю, плохо или хорошо. Все индивидуально.

Александр Генерозов: МГИМО не отдыхает летом?

Юрий Вяземский: МГИМО отдыхает. Я не отдыхаю. Но вы же, наверное, позвали меня сюда не как профессора МГИМО, а как человека, который делает программу «Умники и умницы». Вот я сразу про умников.

Александр Генерозов: Сейчас в первую очередь мне интересны вы именно как преподаватель, в свете 1 сентября это очень важный момент. Завтра к вам придут студенты. И все нормально, они готовы.

Юрий Вяземский: Я появлюсь на работе только в среду.

Александр Генерозов: Какая передышка у них.

Юрий Вяземский: Там есть другие очень интересные мучители, помимо меня. На мне свет клином не сошелся. Я сейчас сценарий пишу, Саша. А вы меня про МГИМО. Хорошо, переключили.

Александр Генерозов: Хорошо. Готовы ли вы дать совет, как человеку из отпускного, каникулярного настроения, быстрее перейти в свое рабочее настроение. Как вы сами выходите из отдыха? Давайте так.

Юрий Вяземский: Да у меня нет отдыха. Я не умею отдыхать. Я все время работаю. Для меня единственный рабочий отдых — это с одного занятия переключиться на другое. А так каждый человек выходит из отдыха по-разному. Кто-то быстро включается, кому-то нужно постепенно. Если постепенно, не надо себя форсировать, надо все делать с любовью. Себя надо жалеть. Я своим студентам часто говорю: «Дорогие друзья, что вы так все напряжены? Вы же молодые. Ходите на каждую лекцию, а юность проходит».

Александр Генерозов: Юрий Павлович, передо мной ваша новая книга, которую вы мне сегодня подарили, «Бесов нос». Я вас поздравляю с выходом этой книги!

Юрий Вяземский: Вы ее вначале прочтите. Может, вам не понравится. Тогда поздравлять не надо.

Александр Генерозов: Роман «Бесов нос. Волки Одина». Один — это то самое скандинавское божество, которое ходит в окружении двух волков, Гери и Фреки, если я не ошибаюсь.

Юрий Вяземский: Откуда вы знаете?

Александр Генерозов: Почитал.

Юрий Вяземский: Я думаю, что в вас, так же как во мне, течет скандинавская кровь.

Александр Генерозов: Кто же его знает. Это же надо глубоко копать, исследовать. Итак, это тот самый Один?

Юрий Вяземский: Да, конечно. Это тот самый Один или Ундин, как говорят шведы, или Водан, как говорят англичане. Да, это так.

Александр Генерозов: Можно тогда поинтересоваться, что это вас так в Скандинавию потянуло? У вас была сильная ближневосточная тематика. Вы про Россию писали. И вдруг в Скандинавию.

Юрий Вяземский: Отвечаю коротко и чисто конкретно. Дело в том, что это звучит «Волки Одина», а на самом деле она состоит из двух частей. Первый пласт — это середина 9 века, когда было образовано наше государство. С одной стороны — Скандинавия, с другой стороны — наше с вами начало. Второй пласт — это 2012 год, когда три интересных человека приехали на Ладогу ловить рыбу, и поскольку они занимаются такой рыбалкой, где долго не клюет, они обсуждают. Один из них профессор, очень интересный человек. Правда, обиженный, злой. Он очень критически рассматривает нашу историю. Потом проходится по радио, телевидению, по нашей культуре. Этот страшный человек утверждает, что ученые подсчитали, что в 2060 году Россия должна прекратить свое существование. 1200 лет. С одной стороны, это Один. С другой стороны, это про нас с вами. Так что читайте, удивляйтесь, только меня потом не ругайте.

Александр Генерозов: «Бесов нос» звучит ярко и броско. Это название можно расшифровать в книге? Вы можете пояснить, что значит бес и какой нос?

Юрий Вяземский: Я могу пояснить. Но, во-первых, там очень много значений. Это просто название населенного пункта. Вернее, географической точки. Есть реальное, даже на одном из озер, не буду говорить на каком, из больших озер и европейских, и наших, место, которое называется Бесов Нос. Там изображение беса. Очень важно сказать о том, что это роман-сага. Роман с очень сильным мистическим знаком. Там не просто смешались времена. Викинги и мы с вами, Саша.

Александр Генерозов: На ваш взгляд, в России, в нашей культуре, осталось что-то от той изначальной, то, что мы называем «варяги, рюриковская русь»? Мы что-то сохранили или все-таки Азия все передавила в итоге?

Юрий Вяземский: Во-первых, Азия особенно нас не давила. Для меня великая русская нация — составная. Минимум три ветви. Одна из них нормандская. Во-вторых, мы очень консервативные ребята. Мы живем по традициям. Обратите внимание на 90-е годы. Я, может, поэтому и роман начал писать. Там фактически все было как у викингов. Наехал, награбил, стрелку забили, сказали: «Крышуй». Вот вам образование русского государства.

Александр Генерозов: Юрий Павлович, один из самых популярных литературных приемов последних лет 30 — это использование так называемых «попаданцев», когда человек из одной эпохи попадает в другую. Можно ли спросить, использовали ли вы этот прием в этом романе? Возможно, это привлечет кого-то из читателей. Потому что есть прямо любители.

Юрий Вяземский: Нет, у меня просто одна глава — один век. Другая глава — другой век. Пока перекрестий никаких нет. Но по секрету вам скажу, что это первая часть очень большого романа. Причем этот роман можно читать отдельно.

Александр Генерозов: Получается, два пласта…

Юрий Вяземский: Пока два пласта. Причем нормальный читатель спросит, почему это Вяземский тут выпендривается и почему у него то одно, то другое, то саговое изложение, то нормальное изложение. Дело в том, что потом в конце это все объяснится. Догадливый человек в конце этого романа должен понять, к чему это делается. Слово «попаданцы» мне не нравится. Поэтому видимо, у меня «попаданцев», Саша, не будет.

Александр Генерозов: Отлично. Мой хороший знакомый писатель Сергей Литвинов подарил замечательный способ знакомства с новой книгой. Это открыть ее на 69 странице и ознакомиться, о чем там…

Юрий Вяземский: Александр, надо предупреждать тогда о том, что… я бы тогда эту 69 страницу замазал или что-нибудь хорошее для вас написал.

Александр Генерозов: Хорошо. Но я поглядел. У вас там идет повествование о том, как Эйнар угнал фризский корабль и отправился в Агдир.

Юрий Вяземский: Написано «угнал»?

Александр Генерозов: Угнал.

Юрий Вяземский: Нет, он его просто отправил на другой берег, чтобы он разбился, потому что этот корабль его хотел привезти и продать в рабство.

Александр Генерозов: Это один из ключевых персонажей этой саги?

Юрий Вяземский: У меня все ключевые. У меня в саге три ключевых персонажа. Три человека на Ладоге в 2012 году. Они все ключевые.

Александр Генерозов: Не является ли Агдир некоторой отсылкой к югу Норвегии, где до сих пор вот это…

Юрий Вяземский: Саша, не давите на меня интеллектом. Я-то еще выдержу. Но ваши бедные радиослушатели… чтобы знать Агдир. Если вы еще будете различать западный и восточный Агдир, тогда я совсем умру.

Александр Генерозов: Просто я люблю смотреть карты. По-моему, в Норвегии это звучит немного по-другому. Агдер. Есть это название.

Юрий Вяземский: Норвежский язык с тех пор так изменился и даже раздвоился. Когда я жил в 9 веке, это называлось так.

Александр Генерозов: Время для быстрых вопросов. Ответы, Юрий Павлович, всегда принимаю в любом формате. Кого вы могли бы назвать своим учителем в литературном жанре?

Юрий Вяземский: Достоевский и Булгаков.

Александр Генерозов: Писательница Яна Вагнер в нашей программе сравнила труд писателя с разгрузкой вагонов. Ни больше, ни меньше. Вы подберете какой-нибудь эпитет?

Юрий Вяземский: Да, у меня есть. Я всегда об этом говорю. Это человек, которому дали лопату и сказали одному копать без экскаватора глубокую шахту.

Александр Генерозов: Это реально так тяжело и так безнадежно выглядит?

Юрий Вяземский: Почему безнадежно? Если себя заставлять и говорить «копай, сволочь», то нормально.

Александр Генерозов: Черчилль о дипломатах говорил так. Дипломат — это человек, который дважды подумает, прежде чем ничего не сказать. На ваш взгляд, как человека, работающего в дипломатическом вузе, это так и есть или все-таки Уинстон словесно покрасовался?

Юрий Вяземский: Нет, я очень доверяю этому человеку. Это лауреат Нобелевской премии в области литературы.

Александр Генерозов: Кто рано встает, тот от работы далеко живет. Есть такая шутка. Тем не менее, вы все же ближе к лагерю сов или жаворонков?

Юрий Вяземский: Я жаворонок. Тем более, что на испанском существует такое выражение. El que madruga coge la oruga. Кто рано встает, тому бог подает.

Александр Генерозов: Вас не видно в соцсетях. Были ли когда-либо попытки подружиться с этой новой реальностью?

Юрий Вяземский: Что такое соцсети? Скажите мне, пожалуйста. Я из другого тысячелетия.

Александр Генерозов: Ответ принят. Половина взрослых считает, что дети и студенты недогружены учебой. Другая половина считает, что наоборот, перегружены. Как вам кажется, к какому лагерю принадлежите вы? Более или менее все нормально у них с занятостью?

Юрий Вяземский: Вы имеете в виду в целом?

Александр Генерозов: Да.

Юрий Вяземский: Все люди разные. Об этом всегда надо сказать. Я думаю, что недогружены, потому что работать люди стали меньше, хуже. Рассчитывают на соцсети.

Александр Генерозов: Сейчас двойка больше портит жизнь преподавателю, чем ученику. Как вам кажется, хороший шлепок — это добротный стимул?

Юрий Вяземский: Во-первых, сейчас двойки нет. Сейчас какие-то 60%.

Александр Генерозов: Я ее беру в кавычки как некий символ неуспеха.

Юрий Вяземский: Тоже очень индивидуально. Это не для короткого ответа. Вообще, должна быть и четверка, и пятерка, и тройка, и двойка, и кол, и ноль. Но есть некоторые люди, которым довольно опасно ставить двойки, потому что это их ранит. Надо понять, что этого человека лучше похвалить, не ставить ему двойку, и тогда он будет лучше работать.

Александр Генерозов: В ваш прошлый визит к нам мы путешествовали на машине времени и в Грецию, и в Петербург к Тургеневу с выпившим Толстым.

Юрий Вяземский: Нет, все правильно. Да, действительно, Толстой выпил, а Тургенев был трезвый.

Александр Генерозов: Давайте вашими глазами заглянем в будущее. На ваш взгляд, оно будет у человечества или мы доживаем последние годы? Климат меняем, люди стали плохо работать.

Юрий Вяземский: Я думаю, что на наш век еще хватит. Конечно, мы безобразно относимся к той планете, на которой живем. Если это не перестроится, там есть своя опасность.

Александр Генерозов: Юрий Павлович, не только школа, но и радио вместе с телевидением сейчас празднует самый настоящий Новый год в сентябре. Получается, мы такие консерваторы. На ваш взгляд, когда правильнее встречать Новый год, в январе или в сентябре?

Юрий Вяземский: Саша, я считаю, что, когда мы с вами решим встречать, тогда и будем встречать. Грамотно встречать и в сентябре, и тогда, когда все встречают. Тем более по европейскому и по церковному. И в марте хорошо. Во многих пластах нашей истории как раз в марте происходил Новый год, потому что начинается весна, цветение и так далее. Так что не будем пропускать праздники. У нас в России жизнь достаточно суровая, поэтому надо праздновать.

Александр Генерозов: «Умники и умницы» стартуют в этом сентябре с новым сезоном? Обрадуйте нас.

Юрий Вяземский: Конечно, стартуют. Правда, я всегда прибавляю: если бог даст. Был такой апостол, Иаков, который говорил, что люди совсем распустились и говорят: «Завтра утром прибудем в Иерусалим». Надо говорить: «Если бог даст, завтра утром придем в Иерусалим». Поэтому если бог даст, тогда у меня 14-го репетиция, 15-16-17-го сразу 12 съемок.

Александр Генерозов: Кто-нибудь сейчас нас услышал из умников и умниц и подумал, почему бы мне не попробовать? Что нужно сделать для этого? Сложно ли попасть на ту самую скамейку запасных?

Юрий Вяземский: У меня запасных нет. У меня все работающие. У меня есть штрафная скамейка. Это когда ты ошибаешься на красной дорожке. Что надо делать? Все очень просто. Сейчас существует российское движение «Умники и умницы». Поэтому десятиклассники могут пробовать свои силы в региональных движениях. Если они не хотят участвовать ни в каких движениях, есть такие люди, которые не любят движения, через три месяца я начну в конце каждой программы задавать вопрос на размышление, на интеллект, просто нужно мне отвечать. Можно по почте, можно по интернету.

Александр Генерозов: Юрий Павлович, МГИМО — кузница дипломатических кадров. Но в мире сейчас, помимо экономического кризиса, как мне кажется, существует кризис жанра дипломатии. Ваш университет как-то пытается парировать эти изменения? Как-то по-другому будет готовить дипломатов?

Юрий Вяземский: Скорее всего, мы будем следовать нашей традиции. Я не главный в МГИМО. От меня это не зависит. Изначально многое зависит от наших дипломатов. У нас прекрасные дипломаты. Особенно министр Лавров, который в этой ситуации пытается наших западных друзей, партнеров вернуть к классической дипломатии, потому что они совсем распоясались. Мы распоясываться не будем. Мы будем заниматься классической дипломатией, с учетом того, что существует международное право.

Александр Генерозов: Дипломатическая школа, дипломатический этикет складывался столетиями. Не скажу, тысячелетиями, но столетиями точно. Вдруг глава государства начинает сыпать твитами, вместо дипломатической почты. Потом, раз, придет в кроссовках и костюме вместо элегантных ботинок. Потом еще на гироскутере прикатит вместо Rolls-Royce. Вот так вот и ломаются дипломатические устои или там все-таки есть какая-то дельта, которую можно соблюдать в поведении? Мне кажется, дипломаты абсолютно застегнутые на все пуговицы.

Юрий Вяземский: Это ветер перемен. Честно говоря, в этих скутерах и твиттерах нет ничего страшного. Страшно тогда, когда ты перестаешь слушать своего партнера, когда ты перестаешь отвечать на его вопросы, когда ты не хочешь учитывать национальные интересы других стран, представители которых с тобой разговаривают. Вот это намного страшнее. А во что ты одет, на чем ты приехал, это… как у Маркеса, помните: «Фигня все это, мой генерал». У Маркеса грубее.

Александр Генерозов: Три качества, обладая которыми, можно подумать о карьере в МИД. По вашему субъективному мнению.

Юрий Вяземский: Интеллект. Вообще, лучше Машу Захарову, мою студентку. Простите, что я ее называю Машей, потому что она была моей студенткой. Лучше ее спросить. Она бы ответила моментально. Я думаю, что это должен быть интеллект, образованность, умение слушать партнера.

Александр Генерозов: Вернемся к книгам и писательским заботам. Как я вижу ситуацию. Читают мало и кратно меньше того объема чтения, который был лет 20…

Юрий Вяземский: Лучше 30.

Александр Генерозов: 30. С 30 просто горько будет смотреть.

Юрий Вяземский: Наверняка.

Александр Генерозов: Вы верите в ренессанс большой в хорошем смысле литературы? Не по объему, а высокой литературы.

Юрий Вяземский: Там сложно. По моей теории, золотой век, а именно там находится большая и очень большая литература, у нас уже был. И то, что я вижу, пока сейчас идет спад. Причем такие спады наблюдаются не только в России.

Александр Генерозов: Спад Гумилевский, обусловленный временной теорией пассионарности? Потом когда-то все равно выйдем на рост?

Юрий Вяземский: Пока не уверен, что мы, потому что в других странах тоже. Золотой век всегда один. Сейчас даже не медный. На эту тему прочтите роман, который я вам подарил. Мой профессор, за которого я не отвечаю, никакой ответственности не несу за то, что он говорит, но он так характеризует ту культурную задницу, в которой мы сейчас находимся. Простите, это его выражение. Прочитайте.

Александр Генерозов: Прочитаю.

Юрий Вяземский: Получите, если не удовольствие, то посмеетесь.

Александр Генерозов: Я подтверждаю, что книга у меня в руках. Едва ли можно рассчитывать на возрождение русского и английского романа, если угодно, французского. Какой жанр в ближайшее десятилетие будет выживать? Роман, просто не имеющий каких-то ярких признаков? То есть может, кто-то что-то пишет. Я бы сказал, что сейчас постмодернизм и фантастика. Условно, Пелевин и Джордж Мартин, который «Песня льда и пламени».

Юрий Вяземский: Саша, дорогой, можно я вас прерву и скажу, что во мне 1/64 эстонской крови, поэтому я отвечу так. Я не знаааю, я не здееесь.

Александр Генерозов: Третий вопрос. Формат мини- и микро- относительно литературы. Как вам кажется, есть ли в этом что-то, что могло бы задержать людей около книг? Маленький рассказ, который не даст заскучать. Давайте так скажем.

Юрий Вяземский: Рассказ — это великая штука. Особенно мини-рассказ — это великая штука. Для этого требуется очень большой талант. Самое сложное — это написать хороший маленький рассказ. Конечно, он легко читается.

Александр Генерозов: Вы не экспериментировали?

Юрий Вяземский: Нет, я когда-то писал. Я не могу сказать, что они были какие-то хорошие. Мало кому удавалось.

Александр Генерозов: Время осталось для одного вопроса. Я спрошу его так. Все ищут счастья, но не все могут его найти. Есть ли у вас рецепт, как стать счастливым человеком?

Юрий Вяземский: В каждом человеке живет умница. Вот эту умницу нужно обнаружить, беречь, образовывать. Если вам это удастся, то вы будете счастливым человеком. Но это касается мальчиков. Девочки, простите, может, не то скажу. Девочкам самое главное очень удачно выйти замуж за любимого человека. Тогда все будет хорошо, все будет правильно. На этом построен мир.

Александр Генерозов: Какой отличный совет. Друзья, Юрий Вяземский провел воскресный вечер вместе с нами. Александр Генерозов, W&S. Пока!

Юрий Вяземский: До свидания!

Александр Генерозов: Для всех фанатов кино, для всех, кто с надеждой ждал следующего фильма нашего гостя, уходящая неделя стала самой волнительной и ожидаемой в году! Премьера девятого фильма Квентина Тарантино «Однажды… в Голливуде» собрала тысячи кинофанатов, запустила сотни тысяч записей и обсуждений в соцсетях, получила миллионы лайков. И Европа Плюс сегодня в самом центре событий, прямо сейчас вас ждет эксклюзивное интервью легендарного режиссера, актера и продюсера Квентина Тарантино! Здравствуйте, Квентин!

Квентин Тарантино: Рад видеть тебя, Александр!

Александр Генерозов: Вы однажды сказали, что этот фильм — самый близкий к «Криминальному Чтиву» из всех, что вы делали. Так что между ними общего? Атмосфера Лос-Анджелеса и Голливуда?

Квентин Тарантино: В значительной степени. Да, в обоих место действия — Лос-Анджелес. И в обоих мы следим за тремя отдельными персонажами на их пути в этом городе в течение нескольких дней. Плюс разные странные второстепенные персонажи, которых они встречают за это время. Также мне кажется, что чувство юмора немного схожее, такое неприлично-дерзкое, и некоторые ситуации чем-то похожи.

Александр Генерозов: Квентин, мы смотрим «Однажды… в Голливуде». И фильм отправляет нас в поздние 60-е, конец «золотой эры» Голливуда. Но мне кажется, что этот период — только начало настоящего золотого века. «Таксист», «Крёстный отец», «Звездные Войны». Всё ещё впереди…

Квентин Тарантино: Да, да, абсолютно! Для меня величайшая эпоха Голливуда, вообще в истории голливудского кинематографа, — это 70-е, начало «нового» Голливуда. А это — почти начало, новый Голливуд «начался» в 1967-м понемногу, потом уже больше в 1968-м, гораздо сильнее в 1969-м, и к 1970-му году новый Голливуд уже был тем самым Голливудом. Все фильмы, сделанные со старой перспективы, уже казались старомодными и устаревшими даже в тот момент, когда они были выпущены. Для меня это одна из величайших эпох в Голливуде. А время в фильме было прямо перед этим, когда эта волна уже начала накрывать пляж.

Александр Генерозов: Вы наверняка хорошо помните обстановку в Голливуде и Лос-Анджелесе вашего детства. Что больше всего врезалось в память?

Квентин Тарантино: Относительно много. Я не жил в Голливуде, если говорить о его границах, но мы туда ездили. Мы жили в Восточном Лос-Анджелесе, когда я был ребёнком. Мы были в Голливуде пару раз, и, к примеру, в мой первый приезд мы зашли в Китайский театр Граумана. Мой отчим рассказал мне о театре, о том, как все кинозвёзды оставляют отпечатки своих рук и ног в цементе, так что, когда мы попали туда, я уже всё это знал. Он рассказал мне, что на Голливудском бульваре есть Аллея славы, что имена знаменитых людей Голливуда увековечены на тротуаре. Он мне всё это рассказал, и когда мы гуляли, я это увидел, это было очень круто. Мы зашли в кинотеатр Cinerama Dome, это тоже было забавно. Я помню билборды, я помню, каким тогда было телевидение, какими были автобусные остановки. Вот почему я это всё привнёс в фильм. Но, опять же, это то, на что обращает внимание шестилетний ребёнок. Я бы не заострил внимание на рекламе бобов Hormel Chili, но зато обратил бы его на рекламу «Книги джунглей» или сериала «Агенты А.Н.К.Л.».

Александр Генерозов: Ваш фильм впервые свел на площадке Леонардо ди Каприо и Брэда Питта, это, конечно, мегасобытие в кино! Но чья актёрская задача показалась вам сложнее?

Квентин Тарантино: О, это хороший вопрос! И то, как именно ты его задал. Мне кажется, я не погрешу против правды, если скажу, что роль Леонардо была немного сложнее. Потому что персонаж Клиффа довольно весёлый, такой «киношный». А персонаж Рика очень истерзан, он просто комок нервов, неврастеничности. Он проходит через множество испытаний и невзгод, и, к сожалению, они все сделаны его руками. На самом деле, мне очень нравится персонаж Рика, но я не сочувствую его переживаниям и дилеммам, как многие, потому что считаю, что у него, вообще-то, хорошая жизнь, хорошая карьера, он просто не ценит то, что имеет.

Александр Генерозов: Леонардо и Брэд легко согласились работать вместе? Чем любопытен их актёрский дуэт?

Квентин Тарантино: Как всё вышло с Лео и Брэдом — я и так о них подумывал, знал, что это получится великолепно, но не был достаточно самоуверенным, чтобы думать, что мне правда удастся заполучить актёрский состав века. Ты не можешь предполагать, что так выйдет. Но в этом случае всё получилось. Я работал с обоими раньше, они знали, что я заканчиваю сценарий, хотели прочитать материал и, к счастью, каждому из них понравились разные роли, которые я им предложил. Но нужно отметить, что они играют не в вакууме. Один из них играет дублёра другого. Это означает, что они должны быть хоть немного похожи. Дублёр — это в какой-то степени двойник актёра, которого он играет. Лица не должны быть так похожи, потому что редко снимают крупный план дублёра. Но вот его тело, его параметры, язык тела — когда они одинаково одеты, должно складываться впечатление, что это один человек. Так что если бы один из них сказал «да», а другой сказал «нет», то мне пришлось бы найти кого-то ещё, кто смог бы совпасть по форме с ними. К тому же, нужно было сыграть правдоподобно отношения актёра и дублёра так, как это должно быть по динамике. Потому что обычно дублёр лет на 10 старше актёра, а Брэд примерно на 10 лет старше Лео.

Александр Генерозов: Как человек, работающий на радио, спрошу — часто ли слушали вы радио в описываемую эпоху, или вас занимало только кино?

Квентин Тарантино: Я тогда много слушал радио. Это было очень важно в те времена, радиостанции были очень важны. Когда ты ездил куда-то, ты постоянно слушал радио. Если тебе не нравилась какая-то песня, ты не выключал и не переключал в поисках другой, ты оставался на волнах станции и врубал её очень громко. Когда появлялась реклама, ты не выключал, когда появлялся диджей, ты не выключал. Ты просто разговаривал в этот момент.

Александр Генерозов: Одна из самых запоминающихся и смешных ролей в фильме принадлежит собаке, которую зовут Брэнда. Сколько собак играло её одну?

Квентин Тарантино: Две. У нас была ещё третья собака, которую использовали, но она, кажется, не попала в фильм. А изначально было две собаки. Собака, которую вы видите практически на протяжении всего фильма, это очаровательная девочка, примерно 90% времени снимали её. Но у нас был ещё гораздо более свирепый пёс для сцены драки в конце, мальчик. Я обожал этого пса, он крутой, но ему не очень доверяли другие актёры.

Александр Генерозов: Ваши фильмы отчасти похожи на комиксы. Делаете ли вы фильмы по комиксам или наоборот комиксы по фильмам?

Квентин Тарантино: Я сейчас не очень заинтересован в том, чтобы сделать фильм по комиксам. Не то чтобы я имею что-то против, но, кажется, их сейчас все делают, оставлю это им. Но я вообще-то уже сделал шаг в мир комиксов. Мой сценарий для «Джанго освобождённого» был превращён в графическую новеллу. Плюс мы написали оригинальный комикс с художником Мэттом Вагнером, он называется «Джанго/Зорро». Вот такое мы делали, это доступно, вы можете его посмотреть. Это, кстати, самое близкое к сиквелу, что я когда-либо делал, сиквел моего комикса про Джанго, где встречаются Джанго и Зорро.

Александр Генерозов: Ваши фильмы всегда привлекают внимание обилием спецэффектов. Кто стал художником по спецэффектам в этой ленте?

Квентин Тарантино: Джон Дайкстра, он один из величайших мастеров по спецэффектам в истории Голливуда. Мы работали вместе со времён «Бесславных ублюдков». Честно говоря, в большей степени, чем от Лео или Брэда, его появление на площадке вызывало у меня чувство благоговения перед звездой. Он круто сделал сцену из «Большого побега». Кроме того, мы озаботились всем по части декораций, мы их построили.

Александр Генерозов: А как вообще были реализованы спецэффекты? Вы используете хромакей?

Квентин Тарантино: Когда дело дошло до Голливудского бульвара, мы его не нарисовали, мы правда его изменили, мы физически его таким сделали. Может, закамуфлировали где-то, поставив большой фургон или что-то подобное, чтобы закрыть то, что не хотели видеть, но большая часть декораций была реально, физически построена, физически воссоздана. Очень важным делом был эпизод «Большого побега», а ещё автомобильный кинотеатр. У нас правда был шатёр, мы его построили. У нас было место, где располагался экран для водителей, но мы делали это не с компьютерной графикой, мы делали это с миниатюрами. У нас была такая модель автокинотеатра. Если мне нужно сделать подобные спецэффекты, я не буду использовать компьютерную графику, я возьму миниатюры, как делает японская Toho Studios. Я обожаю миниатюры, я настоящий их фанат. Были какие-то мелочи, которые мы не могли так сделать, как, например, когда у тебя городской пейзаж, и тебе нужно расположить вывеску где-то, без них никак. Вот и пририсовываешь какой-нибудь «Старбакс».

Александр Генерозов: Когда смотришь «Однажды… в Голливуде», невольно обращаешь внимание на те фильмы, которые крутятся внутри на экране. Сколько их всего, этих фильмов в фильме?

Квентин Тарантино: Веселее всего в картине мне было делать фильмографию Рика, всю эту медийную часть. Я знал, что сделаю много материала, лишь его часть войдёт в фильм, но именно на этом я заморочусь сильнее всего. Дайте посчитаю. Мы сняли много для «Закона Баунти», мы сняли много для «Лансера», мы сняли часть «Четырнадцати кулаков Макласки», сняли рекламные ролики, как «Ред Эппл» и другие. А, и телешоу «Халлабалу»! Я хотел сделать ещё сцену из «Небраски Джима», но был уже перебор. Так что, я думаю, где-то 5.

Александр Генерозов: Хиппи Квентина Тарантино с ножами вместо цветов. Они и вправду были такими недобрыми?

Квентин Тарантино: Нет, они не были. Но, к сожалению, секта Мэнсона была. Они взяли то, что было, на мой взгляд, красивым, силу цветов, культуру детей, цветов про мир и любовь, и извратили это. Чарльз Мэнсон особенно это извратил, пока она не стала жуткой карикатурой на саму себя. Из-за этого подлинная революция умов и сердец подошла к концу, к сожалению.

Александр Генерозов: Мэнсон и его «Семья» стали частью массовой культуры, хотим мы этого или нет. Нет ли в этом чего-то ужасного?

Квентин Тарантино: Да, они стали частью культуры, но сделали это через дьявольское влечение, которое люди имеют по отношению ко злу, к преступлениям, которые не могут понять. Я думаю, это одна из причин, почему люди это изучают, узнают о них больше, узнают, как была устроена внутренняя кухня «Семьи». Ты никогда не сможешь умом с этим смириться, ты будешь пытаться это понять. Чем больше ты узнаёшь, чем больше понимаешь, тем более иллюзорным это оказывается.

Александр Генерозов: Клифф — дублёр, водитель, плечо, на котором можно поплакать. Это типичная ситуация в американском кинематографе?

Квентин Тарантино: Нет, необязательно. Это просто побочный продукт их отношений. Рик думал, он будет звездой кино. Я думаю, Клифф тоже думал, что Рик будет звездой, и они будут делать фильмы вместе долгие годы. И так и было какое-то время. Потом Рик оказался в ситуации, где он не мог сказать, что ему здесь нужен его дублёр. Время идёт, и это уже не происходит автоматом, как было. А потом Клифф делает несколько ошибок, после которых ему ещё сложнее получить работу, но в то же время они преданы друг другу, и это раньше он был дублёром, а сейчас он, скорее, водитель, мальчик на побегушках, по сути его ассистент.

Александр Генерозов: Ваши фильмы полны отсылок к ранним голливудским лентам. Здесь их тоже много. А вы когда-нибудь цитировали русские фильмы?

Квентин Тарантино: Нет, не цитировал. Особенно в случае с этим фильмом — использую этот пример. В случае с этим фильмом я не могу представить, в каком мире Рик смотрел бы русский фильм. Не могу представить себе никакие обстоятельства, при которых он бы выбрал иностранное кино и должен был читать субтитры. Это не то кино, на котором он рос: «Я не буду это смотреть, я даже не понимаю, что они говорят!». Он ведь не из среды кинолюбов. А что до меня, я даже говорил об этом на пресс-конференции, в 1969-м году показывали фильм «Человек-амфибия» по телевизору, и я его посмотрел, мне ещё семи лет не было. Я увидел его на ТВ, и мне понравилось! Я не знал, что он был русский, я не понимал, что он был дублирован, я был ребёнком, я о таком не знал. Уже потом я всё это понял.

Александр Генерозов: В вашем фильме присутствует замечательный и довольно-таки смешной эпизод с Брюсом Ли. Была ли это попытка по-новому взглянуть на этого легендарного актёра?

Квентин Тарантино: Не думаю, что я сделал Брюса Ли таким уж плохим. Должен признать, что я немного повеселился насчёт его персонажа, есть крошечная доля пародии в этом. Но в то же время Брюс Ли был довольно заносчивым парнем, то, как он говорил… Я думаю, я не то чтобы многое тут нафантазировал. Я сам слышал, как он говорил подобные вещи. Люди упрекают: «Он никогда не говорил, что сможет побить Мохаммеда Али». Да нет же, говорил! Не просто говорил. Его жена Линда Ли в своей автобиографии, первой, которую я вообще прочитал, «Брюс Ли: Мужчина, которого только я знала», она даже там про это упоминает. Мог бы Клифф побить Брюса Ли? Брэд не смог бы, а Клифф, может быть, и смог. Вот как если бы вы меня спросили, кто победит в драке, Брюс Ли или Дракула? Так это такой же вопрос. Это вымышленный персонаж. Если бы я сказал, что Клифф победил бы Брюса Ли, он ведь вымышленный, значит, он бы и победил. Но реальность такова: Клифф — зелёный берет, он убил много людей во время Второй мировой войны в рукопашном бою, он убийца. О чём вообще говорит Брюс Ли: что он восхищается воинами, восхищается боем, а бокс — это самое близкое к бою среди видов спорта, ближе, чем соревнования по другим боевым искусствам. Клифф — не спортсмен, который любит драки, он воин, он боец. Так что если бы Клифф сразился с Брюсом Ли в состязании по боевым искусствам в «Мэдисон сквер гарден», Брюс Ли его бы убил. Но если бы они дрались в филиппинских джунглях в рукопашном бою, Клифф бы убил его.

Александр Генерозов: В ваших сценариях расписано всё до мелочей. Мне кажется, довольно сложно перенести всё это на экран. Ваши продюсеры доверяют вам сделать это?

Квентин Тарантино: Отличительная черта моих сценариев в том, что я в них прописываю всё. Когда их читаешь, всё там есть. Важная работа состоит в том, чтобы нарисовать эту мысленную картину, пока ты читаешь, ты видишь фильм в своей голове. И очень легко, уже читая, понять, нравится мне этот фильм или не нравится. Пока читаешь, уже его видишь. Поэтому, я думаю, им нравится. Про некоторые мои фильмы, как этот, как «Джанго», как «Бесславные ублюдки», вы бы и подумать не могли, что студия решила, что они коммерчески-мейнстримные. Просто они этот фильм как бы уже «увидели», он им понравился, и они подумали, что, может быть, другим он тоже понравится. А дальше уже дело за мной, чтобы донести это, чтобы это осуществить. Пока что всё хорошо.

Александр Генерозов: Квентин, «Однажды… в Голливуде» ваш девятый фильм, и многие опасаются, что вы скоро завершите свою карьеру. Не окажется ли «Однажды… в Голливуде» вашим последним классическим, полнометражным фильмом?

Квентин Тарантино: Этот фильм не будет моим последним, я собираюсь сделать 10 фильмов, причём обе части «Убить Билла» я считаю за один фильм. Так что мне ещё предстоит сделать один, а этот — предпоследний. И как раз поэтому всё, что у меня было, я вложил в этот фильм, не хотел ничего упустить. Честно сказать, у меня нет идей, каким будет мой десятый фильм, но я могу представить. Если подумать об идее, как в фильмографиях некоторых людей, что каждый фильм рассказывает одну историю, и все фильмы — как отдельные вагоны, связанные друг с другом, а потом ты делаешь одно гигантское кино, то я бы подумал, что именно этот фильм был бы грандиознейшей кульминацией всего. Я бы представил тогда, что десятый фильм, возможно, будет немного эпилогом: всё закончилось, но вот вам ещё кое-что. Ну, увидим.

Александр Генерозов: Телесериалы сегодня — это центр киновселенной. Почему же вы так преданы полнометражному кино? Можем ли мы увидеть когда-нибудь блистательный и остроумный сериал от Квентина Тарантино?

Квентин Тарантино: Такое может случиться. Это не что-то из ряда вон выходящее, это может быть очень интересным, особенно после того, как я уйду из кино, может получиться очень круто. Но сейчас я всё ещё на той стадии, когда могу работать с большим холстом, создавать захватывающие ситуации, которые заставляют людей выходить из дома, идти в кинотеатр, проводить вечер где-то не у себя, перед большим экраном, где многие люди получают какой-то общий для всех опыт, это очень здорово и именно поэтому я это делаю!

Александр Генерозов: Квентин, спасибо огромное за яркие и оригинальные ответы, будем ждать десятый, одиннадцатый да хоть бы и сотый ваш фильм, а то и сериал, тем интереснее.

Квентин Тарантино: Окей! Классные вопросы, спасибо, я это ценю!

Фото: GETTY IMAGES, Instagram

Александр Генерозов: На Европе Плюс, пожалуй, самые зажигательные из музыкальных, и самые музыкальные из зажигалок, прожженные кавээнщики, и, конечно же, ведущие Студии Союз Лёля Гущина и Артём Муратов! Привет, ребята, и привет всем-всем, кто с нами сейчас!

Артём Муратов: Привет! Да, это мы, мы, зажигалы!

Лёля Гущина: Сейчас просто Артём в кольце огня сидит, настолько зажигателен он. Особенно по воскресеньям.

Артём Муратов: Вообще, я пылаю! Привет всем!

Александр Генерозов: Где, в чем, между какими точками на карте поймали вас? Что у вас на кону?

Лёля Гущина: На самом деле, нас поймали где-то посередине, выловили буквально и забросили в студию, чтобы мы смогли пообщаться, рассказать немножечко о том, как создается наша программа. Наверное, о чем-то личном…

Артём Муратов: Может быть, мы чего-то путаем? Это правильно, да? На программе?

Лёля Гущина: Конечно. Ты откуда приехал? С какой станции метро ты прибыл, давай так сузим?

Артём Муратов: Я только что с Тюмени, только что с самолета.

Александр Генерозов: Станция метро «Тюмень»?

Артём Муратов: Да, станция метро «Тюмень».

Лёля Гущина: А вы не знали, что теперь метро до Тюмени протянули, чтобы Артёму было удобно ездить на работу по утрам?

Артём Муратов: Да. На самом деле, я переехал. Собянину привет, если он нас слышит.

Лёля Гущина: Ничего, так фамильярно?! Как ты смел!

Артём Муратов: Собянин — хороший, наш тюменский товарищ, который, возможно, нас даже знает как-то.

Александр Генерозов: Студия Союз, давайте откатимся на шаг назад и вспомним, когда все это было еще проектом, и проходили ли вы через ту стадию, когда говорили: «Слушайте, кто это, вообще, всё будет слушать?», когда вот эти противные скептики.

Лёля Гущина: Нет, доля скептицизма, наверное, должна присутствовать в любом процессе создания чего-то творческого, потому что это всегда вызывает какую-то самокритику. Естественно, нужно это все через себя пропускать. А, вообще, ад, про который вы сегодня немножечко упомянули, музыкальный ад раскрывается тогда, когда вы нажимаете загрузку браузера интернета. Поэтому, можете сами попробовать. На самом деле, там просто поля некошеные музыкальные.

Артём Муратов: Но мы не думали о том, что это как-то не зайдет. Не думали о том, что это не понравится зрителям, потому что все, так или иначе, в соцсетях друг другу кидают какие-то странные клипы, какие-то странные треки, и всех всегда это веселило. Почему бы это не показать по телевизору.

Лёля Гущина: Почему бы их не познакомить с этим поближе?

Артём Муратов: Да, потому что не все же лазят в интернете, допустим. Бабушки и дедушки даже иногда благодарят, говорят: «О, на Студии Союз увидела смешной твой клип!»

Лёля Гущина: О, своего внука увидела, наконец-то Васе повезло.

Артём Муратов: Нет, серьезно, пишут иногда нам взрослые люди. Иногда мне в соцсетях пишут взрослые люди «ВКонтакте» и в «Одноклассниках». К сожалению, меня нет там…

Лёля Гущина: Просто Артём очень молод, а люди взрослые ему пишут.

Артём Муратов: Но это редко. Чаще всего, нас просто благодарят: «Спасибо, что использовали наш трек, наш клип, а вот у меня еще 35 альбомов опорного хорошего материала».

Лёля Гущина: Да, мы неустанно, на самом деле, благодарим создателей контента для нашего проекта, потому что это просто кладезь, кладезь талантов.

Александр Генерозов: А кто именно тот человек, которому вы бы спасибо сказали, что натолкнул на мысль выдавить все это на телевидение?

Лёля Гущина: Это как-то такой совместный труд, причем труд нескольких лет. Нельзя сказать, что это прямо в секунду произошло.

Артём Муратов: Нет, есть человек, который нас направил на путь истинный.

Александр Генерозов: «Сэнсэй» такой.

Артём Муратов: У нас были идеи, у нас были свои наработки. Наш «сэнсэй» — Вячеслав Дусмухаметов, который наш продюсер, нашего шоу.

Лёля Гущина: Это он привел…

Александр Генерозов: Сейчас просто воздух здесь золотистой аурой наполняется при имени Вячеслава.

Лёля Гущина: Просто конфетти начало падать сверху.

Артём Муратов: Он направил в нужном нас направлении, и мы уже стали…

Лёля Гущина: Некую форму придал телевизионную нашему проекту.

Александр Генерозов: Смотрите, почти все шоу имеют аналоги где-то за границей, в Америке, в Штатах. И я, вот так, по крайней мере, сходу не припоминаю. Это у нас просто есть такие некошеные поля этой музыки?

Артём Муратов: Если говорить об аналогах, у нас такой микс из множества каких-то музыкальных…

Лёля Гущина: Шоу разных.

Артём Муратов: Шоу, да. Но если говорить о конкретном формате, то, да.

Лёля Гущина: Аналогов нет!

Артём Муратов: Нам льстит, аналогов нет!

Лёля Гущина: Фанфары!

Артём Муратов: Тан-та-да-дам-да-да!

Александр Генерозов: А как планируются, как пишутся вот эти ваши легендарные джинглы?

Лёля Гущина: Легендарные?!

Артём Муратов: Это нам еще никто не говорил.

Лёля Гущина: А вы не могли бы позвонить в офис нашего проекта и сказать: «Извините, можно подозвать к трубочке исполнителей легендарных джинглов Студии Союз?»

Артём Муратов: Нет, на самом деле, это не просто, потому что гости часто меняются.

Лёля Гущина: Давай уже, Артём, по чесноку, это самая сложная часть, вообще, творческая часть и креативная часть шоу.

Артём Муратов: Это самое сложное на Студии Союз! Это ж не клип найти, это ж не трек найти в интернете! На самом деле, всё у каждого у нас распределено в офисе. Каждый занимается своим делом. Но в чем сложность заключается именно в написании джинглов, как и сказал, это меняющиеся иногда гости, и нужно сориентироваться по ходу, и мы занимаемся все скопом.

Лёля Гущина: Это индивидуальный подход.

Артём Муратов: Мы снимаем все скопом. У нас, допустим, в пуле 12 последний раз было передач, и где-то на одну передачу выходит около шести джинглов. И вот шесть умножить на двенадцать…

Лёля Гущина: Ты сейчас всю арифметику расскажешь нашу.

Артём Муратов: Соответственно, огромное количество вот этих микро-песен нужно как-то индивидуализировать, и очень сложно.

Лёля Гущина: Нет, знаете, наверно, главный секрет всег — мы очень любим наших гостей, поэтому с любовью, с юмором всегда пытаемся раскрыть их образы в нашем шоу.

Артём Муратов: Особенно гостей из Stand Up, это 80-й человек из Stand Up, ты уже не знаешь, что петь, но он из Stand Up, да, он комик, а кто еще?

Александр Генерозов: Подождите, все равно, разные люди. Вот придет к вам Максим Фадеев, приходит к вам Нурлан Сабуров, и приходит Оля Бузова. Разные люди. Максу, наверняка, достается самое музыкальное, вы стараетесь, потому что этот человек должен услышать все ваше…

Артём Муратов: Ты старалась?

Лёля Гущина: Я старалась, я даже намекала максимально. Но, в любом случае, я думаю, что эта программа, прежде всего, юмористическая. Поэтому, главный упор, естественно, на юмористическую составляющую.

Артём Муратов: Но если говорить о том, что мы не старались, это неправда. Мы старались, но пока не было никаких звонков от Максима.

Александр Генерозов: Хорошо. Сабурову больше юмора доставалось тогда как-то, или вы ему казахскую тему прокачали?

Лёля Гущина: На самом деле, про комиков шутить, наверно, сложнее всего, потому что они очень искушенные в этом вопросе люди, тем более, когда это касается личностей. Тем более, когда они же про себя рассказывают, поэтому они сами себя обшутили уже достаточно хорошо. И, естественно, это такая прямо очень шаткая почва, и мы очень осторожно…

Артём Муратов: И, слава Богу, когда приходит к нам в гости Слава Комиссаренко, мы знаем, что он белорус, — о! Почва для того, чтобы хотя бы…

Лёля Гущина: Трикотаж знаменитый белорусский!

Артём Муратов: Да, белорусский трикотаж, да.

Лёля Гущина: Погнали!

Артём Муратов: У него там соперник Тима Белорусских, вот, давай что-нибудь про наших братьев-белорусов попойте. И выжимаем. И иногда, выжимаем прямо уже до последнего.

Александр Генерозов: Все-таки расскажите, кто тот человек, который сидит, из Студии Союз, и эти треки набирает, набирает, набирает? Мне кажется, тот парень, Саша, да?

Лёля Гущина: И он, в том числе. Целая группа людей, потому что одного человека так жестко подставить, наверно, было бы страшно и, вообще, непростительно.

Артём Муратов: Нет, реально, он бы сошел с ума, и потом, нужно было ему реабилитацию психическую у психолога.

Лёля Гущина: Там после одного сезона, мне кажется, ничего бы не осталось от личности, поэтому это группа людей.

Александр Генерозов: А потом что? Худсовет и надо отобрать из трэша самый угарный трэш, или, наоборот, что-то получше?

Лёля Гущина: Да, да.

Артём Муратов: Да, у нас есть выработанная схема.

Лёля Гущина: Некоторый кастинг.

Артём Муратов: Каждое воскресенье мы проводим наши вечеринки в StandUp Store, на Петровке, 21, если что вдруг, каждое воскресенье.

Лёля Гущина: Да, если вдруг вы в Москве не знаете, чем заняться, то, скорее всего в воскресенье, в StandUp Store вы можете встретить нас и посмотреть…

Артём Муратов: Поржать и покушать.

Лёля Гущина: Как, собственно, создается проект.

Александр Генерозов: Там свободный вход?

Лёля Гущина: Практически.

Артём Муратов: Там через сайт. В общем, у нас по итогам этих вечеринок уже рождается какое-то понимание, что у нас будет сниматься.

Лёля Гущина: Такой отсев материала происходит.

Артём Муратов: Соответственно, отсев происходит после вечеринок. Эти треки слышат все, и по реакции понятно, что лучше заходит, что заходит хуже.

Лёля Гущина: Но надо сказать, что некоторые исполнители, они буквально были открыты, и их узнала большая масса людей, потому что прямо они вошли, мне кажется, в плейлисты многих. Достучаться, например, до официальных каких-то каналов, до радио достаточно тяжело людям из глубинки, но благодаря Студии Союз их слышат люди.

Артём Муратов: Мы открыли этот портал.

Лёля Гущина: Да. И некоторые треки, на самом деле, даже очень достойные.

Александр Генерозов: Неужели никто никогда не обижался?

Лёля Гущина: Наверно, в очень меньшей степени.

Артём Муратов: Было разное, но, в основном, да, благодарность.

Лёля Гущина: Есть люди, естественно.

Артём Муратов: В основном, благодарность. Обижались очень редко. Разные люди бывают.

Александр Генерозов: Пару слов расскажите о музыкантах, которые с вами бессловесно, но вам создают такой замечательный фон, если, конечно, хотите о них рассказывать?

Артём Муратов: Мы сейчас используем больше фонограмму. Мы не используем бэнд.

Лёля Гущина: Да, вся музыка создается, да мы, в принципе, и не использовали его никогда…

Артём Муратов: Только на белорусов.

Лёля Гущина: Может быть, они там есть, может, мы их не видим, во время съемок они прибегают, что-то играют.

Артём Муратов: Да, может, невидимые. Есть у нас человек по имени…

Лёля Гущина: Музыка создается вся за кулисами, так скажем, заранее.

Артём Муратов: Да, Даниил, который наш друг, который работает на нескольких проектах.

Лёля Гущина: Друг — это не значит бесплатно.

Артём Муратов: Да.

Александр Генерозов: Время для быстрых вопросов, а ответы, между прочим, принимаю в абсолютно любом формате.

Кем должны были стать, по мнению ваших родителей, бабушек и дедушек? Давай ты, Лен.

Лёля Гущина: Вообще, если по образованию, я должна была стать юристом.

Александр Генерозов: О, Боже!

Лёля Гущина: Но все менялось.

Артём Муратов: У Лёли полно образований, она сама запуталась, кем она должна была быть.

Лёля Гущина: Да, у меня много образований. Да, я долго выбирала, но одно из — это юрист.

Артём Муратов: Кем я хотел стать? У меня родители просто всегда говорили: стань просто хорошим человеком, и всё. Но они меня отдали на баян, я отучился на баян, и они думали, что я буду каким-нибудь музыкантом.

Лёля Гущина: Где-нибудь в ДК сейчас бы зажигал, отжигал бы!

Артём Муратов: Да.

Александр Генерозов: Тамада?

Артём Муратов: Да, тамада, баянист.

Лёля Гущина: Давайте так, вообще-то, Артём — тамада, эту часть он воплотил.

Артём Муратов: Вообще-то я финансист. Какого, извиняюсь я, фига, финансист, не понятно, но мы с Айдаром, из нашего шоу, кстати, тоже человек…

Лёля Гущина: Человечек есть такой.

Артём Муратов: Да, человек есть такой один, мы вместе с ним одногруппники, отучились на финансы и кредит. Зачем? Мы не знаем.

Александр Генерозов: Поющий Stand Up, вот как Ваня Абрамов делает. Есть ли там еще местечко для одного или двух человек?

Артём Муратов: Рядом с Абрамовым?

Александр Генерозов: Да, ну, чтобы немножко его потеснить.

Лёля Гущина: Я думаю, что всегда есть место, незаменимых людей не бывает, тем более, в творчестве.

Артём Муратов: О, Абрамова сразу уже хотим заменить. Нет, на самом деле…

Лёля Гущина: Вань, привет тебе большой.

Артём Муратов: Творческих смешных людей всегда встречают с распростертыми объятиями.

Александр Генерозов: Корпоративы, свадьбы, сборные промотуры — что из этого самое выматывающее, можете сказать?

Лёля Гущина: На самом деле, живое общение со зрителем, оно нисколько не выматывает, а, наоборот, как-то подстегивает. Кстати, в ближайшее время…

Артём Муратов: А меня — нет. Для меня свадьбы уже стало тяжело.

Лёля Гущина: Почему? В ближайшее время летом пройдет очередной VK Fest. Мы в прошлом году принимали участие, и, мне кажется, сцена «ТНТ» была максимально…

Артём Муратов: Самая мощная, самая громкая.

Лёля Гущина: Да, громкая, смешная, музыкальная. И в этом году, кстати, тоже можно присоединиться…

Александр Генерозов: Там было живое общение?

Лёля Гущина: 20—21 июля в Питере VK Fest. Не пропустите, там все-все-все звезды «ТНТ».

Артём Муратов: Сцена «ТНТ», между прочим.

Лёля Гущина: Может быть, увидимся.

Артём Муратов: Но, отвечая на вопрос, мы вообще не выматываемся, ты хочешь сказать?

Лёля Гущина: Нет, с одной стороны, выматываемся, но это все компенсируется зрительской любовью, отдачей, вот этими флюидами положительными.

Артём Муратов: Да, у нас был недавно концерт в Тюмени, где было полно народу. Это было на открытой площадке. Мы так зарядились!..

Александр Генерозов: Метро рядом.

Артём Муратов: Не хотелось бы останавливаться.

Лёля Гущина: Прямо возле станции, прямо в станции выступали.

Александр Генерозов: Считается, что наши люди не раскрепощены, но стоит только их раскачать, как следует, вы, как ведущие, скажите?

Лёля Гущина: По ночам в караоке не раскрепощены, а?

Артём Муратов: Наверно, это все-таки есть, это присуще нашему менталитету.

Лёля Гущина: Мне кажется, это зависит от мероприятия еще. Бывают разные тусовки.

Александр Генерозов: Каждому гостю предоставляем возможность путешествовать куда-нибудь на машине времени. Каждый из вас, выбирайте время, эпоху, место, куда угодно, но с возвратом.

Артём Муратов: Ага!

Лёля Гущина: Так, это нужно прямо сейчас выбрать?.. Угу, надо подороже тур брать, я так понимаю? Европа Плюс отправляет в поездку.

Артём Муратов: Можно было бы…

Александр Генерозов: Вы не поверите, у меня были люди, которые оставались в современности: «да ничего мне не надо, вообще, мне и здесь все хорошо».

Артём Муратов: Я с удовольствием вернулся бы в детство, посмотрел, что и как там.

Лёля Гущина: Ты в свое детство?

Артём Муратов: Да.

Лёля Гущина: А я бы, наверно, заглянула в 18 век.

Александр Генерозов: В 18-й?

Лёля Гущина: Да, заглянула бы, как? А как там отрывались-то, а? На балах?

Артём Муратов: Возможно, Елена Николаевна, вы оттуда.

Лёля Гущина: Знаете, возможно, из-за меня парочка дуэлей бы там произошла.

Артём Муратов: Вы себе льстите, отнюдь!

Лёля Гущина: Адъютант Муратов.

Александр Генерозов: И вы все родом из КВН. Давайте немножко вспомним, было ли что-то такое в вашей команде КВН, которое уже подсказывало, что будете именно музыкой заниматься? Некая сосредоточенность именно?

Лёля Гущина: Мы вообще отличались тем, что были командой КВН с музыкальной основой…

Артём Муратов: Музыкальные такие.

Лёля Гущина: Такой хорошей базой. Поэтому, сомнений особых не было в выборе продолжения жизни нашего проекта, поэтому музыкальное шоу.

Артём Муратов: Да, мы играли в КВН, и понимали, что мы останемся вместе. Мы понимали, что мы что-то будем создавать вместе. И уже понимали, что это будет юмористически музыкальное, вот только так и в таком виде.

Лёля Гущина: Да, так.

Александр Генерозов: А каковы сейчас ваши взаимоотношения с Клубом веселых и находчивых? Вы почетные гости мероприятий?

Лёля Гущина: Да, достаточно теплые. Мы периодически появляемся в качестве членов жюри на разных лигах…

Артём Муратов: Я в детском КВН поиграл.

Лёля Гущина: Да, выходим, как уже звезды, в конкурсах СТЭМ со звездой, например. Приезжаем на различные мероприятия.

Артём Муратов: Что нам льстит.

Лёля Гущина: Максимально.

Артём Муратов: На самом деле, я думаю, АМИК, творческое объединение, они нас ждут на каких-нибудь спецпроектах…

Лёля Гущина: Постоянно зовут на встречи выпускников. Но мы, к сожалению, пока не можем попасть.

Александр Генерозов: А там и такое есть, да?

Лёля Гущина: Но мы не можем попасть пока.

Артём Муратов: По времени.

Лёля Гущина: Да, да, конечно. Все старички там встречаются.

Артём Муратов: Окунаться опять в это хочется, опять с головой окунуться и серьезно к этому делу подойти.

Лёля Гущина: Не поверхностно.

Артём Муратов: Да, не поверхностно. А у нас пока такого времени, к сожалению, нет. Возможно, когда-нибудь.

Александр Генерозов: Знаете, что интересно, с КВН? Все 30 или сколько лет после его возрождения в 80-х, его только и делают, что ругают. Каждый год говорят, что он уже не тот, и шутки уже не те, и поют натужно. А что это? Это тот самый вечный конфликт отцов и детей, что кто-то вырастает просто?

Артём Муратов: Возможно.

Лёля Гущина: Мне кажется, это просто меняется время, меняется отношение к юмору, как ко всему, в принципе, в нашем мире. Поэтому, естественно. КВН — это, наверно, уникальный проект, который в течение полувека тащит этот формат, практически не изменяющийся. И это уникально, на самом деле.

Артём Муратов: Сейчас большая конкуренция. Если раньше у КВН не было конкуренции в актуальности…

Лёля Гущина: В юмористических проектах таких.

Артём Муратов: Шуток, и так далее. То сейчас интернет очень сильно создает эту конкуренцию. Я в плане актуальности и юмора.

Лёля Гущина: Да и телевидение в целом в принципе.

Артём Муратов: И телевидение, соответственно, много всяких творческих юмористических проектов, поэтому тяжело.

Лёля Гущина: А создают тоже кавээнщики, поэтому они знают, как это делается, и очень похожие ключи все.

Артём Муратов: Но говоря о том, что КВН не тот, это всегда звучала эта фраза.

Александр Генерозов: Я тоже так думаю.

Артём Муратов: Даже лет 20–30 назад. Эта всегда фраза звучала. Но сейчас, я не знаю, можно ли отнести себя к человеку, который так же говорит. Возможно, да. Частично я бы так сказал. Но сильных команд все равно достаточно.

Александр Генерозов: И все равно, мне кажется, это тот первичный бульон, в котором зарождается юмористическая жизнь. И все равно важно что? Свести вместе людей. И по масштабу взаимопроникновения, мне кажется, у КВН нет никакой альтернативы, когда со всей страны.

Лёля Гущина: Это кузница. Кузница юмористических кадров, если уж говорить.

Артём Муратов: Мы закончили институт.

Лёля Гущина: Мы закончили, забрали дипломы и поехали.

Александр Генерозов: Давайте немножко о музыке. Смотрите, как ее делают? Кто-то учится музыке, кто-то, как вы, в конце концов…

Лёля Гущина: Самородок.

Александр Генерозов: Кто-то самородок…

Лёля Гущина: Это я про Артёма.

Александр Генерозов: Запилил хип-хоп сэмпл, что-нибудь сляпал про намокшую обувь, не знаю…

Лёля Гущина: Как тонко сейчас какого-то артиста вспомнили, да?

Александр Генерозов: Да-да. Автотюном подтянул вокал, и, вуаля, в общем-то, все! Ротация есть. А надо, вообще, учиться? Давайте, наброшу так.

Лёля Гущина: Да, мне кажется, это вечный спор музыкантов-профессионалов и тех, кто любительски начинал заниматься музыкой, и вышел, так скажем, на большую арену музыкальную. И у меня нет ответа точного на этот вопрос…

Артём Муратов: Нет, у меня есть.

Лёля Гущина: Потому что профессионалам, естественно, наверное, более знаком инструментарий, язык музыки, возможности воплощения каких-то своих мыслей творческих. А любитель это все делает интуитивно. У него другой плюс. У него нет границ, в которые загоняет профессионализм обычно нас. Поэтому экспериментов больше.

Артём Муратов: По мне, так смотря каким музыкантом ты хочешь стать.

Лёля Гущина: Хорошим.

Артём Муратов: Если ты хочешь стать а-ля Уитни Хьюстон, то, да, ты должен все это пройти, знать и, вообще, быть огромным профессионалом. Если ты человек, как а-ля Ольга Бузова, которая тоже огромный профессионал, но она больше не как профессионал, она знает, но этому тоже надо научиться.

Александр Генерозов: Шоу-бизнес.

Артём Муратов: Да. Вот я хочу стать диджеем. Мне же не нужно поступать куда-то, допустим.

Лёля Гущина: Ты хочешь диджеем стать? Ой, какая хорошая мечта!

Артём Муратов: Я загружу все ролики в YouTube. Я посещу все сайты. Сейчас очень большая возможность — есть самообразование. Если ты хочешь быть музыкантом, у которого есть харизма, но нет голоса, ты сможешь им стать, вне зависимости от каких-то институтов.

Александр Генерозов: Хорошо, возьмем профессиональных музыкантов. А нет такого момента, что именно обучение вокальной технике, оно слишком академично и учит не тому, чему нужно? Например, тяни ноту, а ты хочешь мелизматику именно прокачивать.

Лёля Гущина: В этом, наверно, и есть некий конфликт, потому что, в любом случае, профессионалов немножечко загоняют в какие-то рамки, по постулатам каким-то их прогоняют. Но с другой стороны, например, научиться петь, это же тоже нужно учиться, потому что, если тебе дарован какой-то от природы богатый тембр, богатый голос, он намного круче зазвучит, если ты, например, еще научишься каким-то вокальным техникам. Это же огранит максимально твой талант, почему от этого отказываться?

Александр Генерозов: До каких лет открыта эта дверь? Всегда?

Лёля Гущина: Мне кажется, на самом деле, все преподаватели вокала говорят, что научиться петь можно всегда, и, в принципе, научить петь можно любого человека. Но кому-то нужно очень много времени для этого, а кому-то потребуется буквально час.

Артём Муратов: Я знаю пару человек, которых не научишь, Лёля, петь, это точно.

Лёля Гущина: Нет? На самом деле, они просто очень мало занимались.

Артём Муратов: На самом деле, некоторые у нас есть в шоу. А у некоторых выпуск…

Александр Генерозов: Да ладно!

Лёля Гущина: Ну, бывает, они в ноточку попадают.

Артём Муратов: Бывает, иногда. Нет, не гости, которые в эфире.

Лёля Гущина: Постоянные участники.

Александр Генерозов: Лёля Гущина и Артём Муратов на Европе плюс! Давайте полистаем уже их Insta. Открываем, поехали. Лена с «таблеткой счастья», что это? Это легально, вообще?

Артём Муратов: Счастье, таблетка, Лена.

Лёля Гущина: Слушайте, всё как тумане, не понимаю, о чем вы говорите!

(смеются)

Артём Муратов: У тебя расширены зрачки.

Лёля Гущина: Это просто какая-то декорация с какого-то мероприятия, вот и все. Все легально, это картон.

Александр Генерозов: Хорошо. Артём в образе 70-х, кто на море, кто, куда рвется отдыхать.

Лёля Гущина: А вот это он, кстати, копнул кавээновские времена.

Артём Муратов: Да, у нас был летний…

Александр Генерозов: Это ты, вообще?

Артём Муратов: Да, это я, и не только я, там и команда вся наша в нарезке.

Лёля Гущина: В кружочке.

Артём Муратов: Да. Это мы снимали видеоролик, у нас был видеоконкурс на летнем кубке КВН, я не помню, какой это год был.

Лёля Гущина: Сочи. Я тоже сейчас не скажу.

Артём Муратов: В Сочи, да, давненько.

Лёля Гущина: Мы снимали трек как раз про Сочи, про курортный город.

Артём Муратов: Лет пять назад, что ли.

Александр Генерозов: А тебе музыкальный стиль и стиль в одежде какой наиболее комплементарен из прошедших, давай так?

Артём Муратов: Из прошедших? Вот как раз в этом образе.

Александр Генерозов: 70-е, да?

Артём Муратов: В 70-е я с удовольствием, да. Диско.

Александр Генерозов: Трэш-диско такое.

Артём Муратов: Да. Так что, хлебом не корми, дай парик и усы надеть.

Лёля Гущина: И коротенькую футболочку.

Артём Муратов: Лето, коротенькую, облегающую.

Александр Генерозов: Листаем Instagram наших гостей дальше, и 1 июня Лена на марафоне. А вот я думаю…

Лёля Гущина: Да, да, я бегала.

Александр Генерозов: Как, вообще, бег и голосовые связки? Я слышал, что не очень.

Лёля Гущина: Наоборот, очень хорошо развивает диафрагму. Диафрагма становится, так скажем, более объемной, поэтому, когда ты воспроизводишь вокальные какие-то рулады, у тебя больше запаса. А, вообще, спортом заниматься, мне кажется, нужно, и это не вредит никакому другому виду твоей деятельности.

Артём Муратов: Согласен.

Александр Генерозов: И сколько ты пробежала?

Лёля Гущина: Я бежала 4,2 километра, и мне очень понравился этот опыт, такого массового пробега.

Артём Муратов: Я, кстати, почти тоже присоединился, но повредил ногу.

Лёля Гущина: Ой, как удачно, ой, вовремя!

Артём Муратов: Это абсолютная правда! Абсолютная правда.

Александр Генерозов: Артём, смотрю, пробует тут же легендарную шаурму от Амирана. Животик не болел потом?

Артём Муратов: А, да, да.

Александр Генерозов: Говорят, летом опасно шаурму есть.

Артём Муратов: Для меня это была обычная шаурма, после Прямой линии с президентом. Мне кажется, многие хотели ее попробовать. Собственно, я был один из них.

Лёля Гущина: Да, мне кажется, ее и сделали.

Артём Муратов: А так как я еще иногда для себя так развлекаюсь, делаю Instagram худобзор, и я решил на хайпе, так сказать…

Александр Генерозов: В общем, у метро «Белорусская» не хуже?

Артём Муратов: Нет, абсолютно то же самое.

Лёля Гущина: То же самое, чего вы?!

Артём Муратов: Да, Рустам сказал, что она самая лучшая, он сказал: «Моя шаурма самая лучшая».

Лёля Гущина: Ой, знаете, видели лучше.

Артём Муратов: Видели и пробовали подешевле.

Александр Генерозов: Так, Лена гуляет по Московским дворам, спрашивает пароли, явки. Давай топ-3 твоих локаций московских.

Лёля Гущина: Московских? Очень люблю Парк Горького. И продолжение «Музеон», набережная.

Александр Генерозов: Да, дико круто сделали.

Лёля Гущина: Вообще, просто настолько… Я всегда, кто приезжает в Москву из моих друзей, я всегда веду прогуляться, показать, с гордостью прямо буквально показывают. Потом мне очень нравится, вообще, весь центр Москвы. Особенно летом. Вот эти уже такие широкие тротуарные дорожки, где можно прогуляться. И мне очень в последнее время нравится Мещерский парк. Он рядышком, во-первых, с домом. Во-вторых, огромная такая спокойная тихая территория, где пробежечки я и совершаю, где тренируюсь.

Александр Генерозов: И смотрю, ты, Тёма, в Студии Союз танцуешь так зажигательно. А где танцам учился? Ты 100-процентный самоучка в этом плане?

Артём Муратов: Я всегда всем отвечаю, что я не учился, это врожденный дефект. У нас в семье…

Лёля Гущина: Это болезнь у него такая.

Артём Муратов: Профессионально танцами занимается только моя сестра родная. А я — нет. Дано чуть-чуть, вот я и пробую. На самом деле, это больше конвульсии, чем танцы.

Александр Генерозов: Кстати, пролистайте, там Тёма рядом с сестричкой, хорошая, красивая фотка.

Что меняется из-за технологий? Раньше не только важен был красивый голос, но и громкий вокал. Смотрите, когда-то не было микрофона. А сейчас микрофон есть…

Лёля Гущина: Надо же было доораться.

Александр Генерозов: И уже громкость не так нужна. А что дальше будет, мне интересно, с вокалом?

Лёля Гущина: Говорят, что уже даже роботы сами пишут музыку. Мало того, записывают альбомы и…

Артём Муратов: Это где такое говорят?

Лёля Гущина: А я, знаете ли, читала колонки новостей…

Артём Муратов: Надо использовать.

Лёля Гущина: И век технологий шагает, шагает, и, не знаю, насколько быстро он подвинет человеческий голос. Но, надеюсь, этого не произойдет, потому что, в любом случае, человеческий голос, мне кажется, воспроизвести невозможно роботу.

Александр Генерозов: А мы все равно сидим на фундаменте, на основе которого в середине 20 века заложила темнокожая братия, ритм-блюз, и как угодно это называй, рок-н-ролл, это все на одном фундаменте. И мы пока никуда не можем с этого съехать.

Артём Муратов: Мне не хочется съезжать с этого. Мне кажется, все, что касаемо музыки, это все-таки все западное. Это не наше.

Лёля Гущина: Во-первых, это музыка кача, это музыка настроения, музыка какого-то раскрытия чакр, не знаю. Мне она тоже максимально нравится. Под нее комфортно просыпаться, двигаться, стоять в пробках, идти на работу, бежать, почему нет?

Александр Генерозов: И спрошу, по традиции, в завершении программы. Все ищут счастье, все его пытаются найти, а счастья на всех как-то не хватает, по крайней мере, судя по людям на улице, как они выглядят. Вы выглядите крайне счастливыми ребятами, поэтому, давайте по маленькому компактному рецепту вашего счастья. Про «таблетки счастья» не надо говорить.

Лёля Гущина: Естественно, я воздержусь, это только мой личный рецепт. А, вообще, на самом деле, самое главное — улыбаться. Поэтому, наверно, мы занимаемся юмором, потому что наша работа максимально делает нас счастливыми.

Артём Муратов: Искать плюсы во всем, мне кажется. Есть, конечно, минусы, от них никуда не деться, но плюсы…

Лёля Гущина: Давай не будем о грустном.

Артём Муратов: Просто будьте счастливы, слушайте музыку любую…

Лёля Гущина: И улыбайтесь, смейтесь, смотрите Студия Союз на «ТНТ»!

Артём Муратов: Да, как показала Студия Союз, неважно, какая музыка, она в любом случае создаст настроение.

Александр Генерозов: Лёля, Артём, спасибо огромное за зажигательный час. Друзья, это надо просто видеть, какие ребята-зажигалки, и я не обманул, знал, кого звать к себе. Приходите к нам еще, договорились?

Лёля Гущина: Ой, зовите, мы с удовольствием!

Артём Муратов: С удовольствием!

Александр Генерозов: Лёля Гущина и Артём Муратов, голоса и ведущие Студии Союз провели свой воскресный вечер вместе с нами на Радио № 1 в России*, на Европе Плюс! Всем пока!

Александр Генерозов был с вами также, пока!

Артём Муратов: Пока!

Лёля Гущина: Пока!

Александр Генерозов: На Европе Плюс легендарный актер, режиссер и продюсер, Заслуженный артист Российской Федерации Сергей Жигунов! Здравствуйте, Сергей, и привет всем-всем, кто с нами сейчас.

Сергей Жигунов: Здравствуйте.

Александр Генерозов: Начинается последняя неделя июня, и вокруг все начинают делиться на два лагеря, по признаку: уже был в отпуске и не заметил его, или пойду, может, в сентябре, а, может, и, вообще, не пойду. Вы к какой группе себя отнесете, давайте для затравочки спрошу?

Сергей Жигунов: Я подумал о том, что, действительно, лето. Да, люди куда-то ездят отдыхать (смеется). Может быть, во второй половине, где-нибудь ближе к сентябрю. Хотя если там чего-нибудь опять не начнется… Хотелось бы, конечно. Нет, я пока работаю.

Александр Генерозов: Все обсудим в течение ближайшего часа. Почему площадкой для фестиваля, который возглавляет Сергей, был избран именно Сахалин. Почему сериал занимает все больше кинопространства, и каков уровень наших отечественных сериалов в сравнении с самыми навороченными иностранными.

Александр Генерозов: Мечтал быть мушкетером, стал гардемарином всей России, и все-таки воплотил свою детскую мечту, потому что он снял потом-таки своих «Трех мушкетеров». Сергей Жигунов на Европе Плюс! О мушкетерах, конечно, интересно, но я хотел начать с самого актуального, потому что прямо сейчас буквально, на Сахалине стартует новый замечательный фестиваль, который называется не иначе, как «Утро Родины», и вы его возглавляете.

Спрошу так — почему Сахалин?

Сергей Жигунов: Сахалин это очень интересное место. Восточная граница нашей страны, которая, как известно, бескрайняя. Чтобы добраться туда, надо совершить какое-то волевое усилие. Коллеги мои, кинематографисты, которых мы приглашаем на наш фестиваль, в большинстве своем с восторгом реагируют на приглашение поехать на Сахалин. Мы все были в Твери, в Челябинске, но кто был на Сахалине? И это очень здорово и правильно такие крупные мероприятия культурные сдвигать, потому что здесь их очень много. Интерес к ним совершенно иной. Вы знаете, в Москве тебя за руки никто не хватает, когда ты идешь по улице. Чем дальше ты отъезжаешь, тем больше к тебе интерес, если правду говорить.

Правда, на Сахалине очень много всего происходит. Сахалинский зритель, он не то, что избалован, но он видел многое. Это называется децентрализация фестивального движения, если совсем-совсем умно. Мне нравится. Да, это единственный фестиваль в стране, в котором соревнуются телевизионные художественные фильмы.

Александр Генерозов: Его персонажи наполнены утонченностью и аристократичностью, и мы невольно воспринимаем галантный век через призму его экранных образов. Но сейчас у него замашка больше, потому что фестиваль сериалов, фестиваль телевизионных художественных фильмов, это гораздо круче. И называется он «Утро Родины», а гость наш Сергей Жигунов на Европе Плюс! Сергей, где можно познакомиться обычному человеку, обычному зрителю, который не поехал на Сахалин, с фильмами, которые у вас там экспонируются?

Сергей Жигунов: У нас у фестиваля «Утро Родины» есть Instagram, есть сайт, и есть очень интересное мероприятие, которое впервые в этом году мы пробуем. Мне любопытно до невозможности, как оно пройдет. Фестиваль делает шоу «Битва двух критиков», которое называется «Аутодафе», Москвитин и Горелов. Один за, один против. Модераторы этого дела Дима Дибров. И должны лететь клочья.

Александр Генерозов: То есть они выбирают какой-то конкретный фильм?

Сергей Жигунов: Нет. Идет показ фильма. Выступает съемочная группа, потом показывают две серии, полтора часа примерно. И после этого на сцену выходят три человека — два критика, которые, один, возможно, заступается за картину, второй нападает, и Дибров. В том числе, зрительный зал, который остается, во всем этом участвует. И, возможно, в зале будут создатели. Это может быть очень интересно.

Александр Генерозов: Вы это где-то планируете потом выложить?

Сергей Жигунов: Мы собираемся это показывать, да. Мы это монтируем в 10-12-минутную версию и собираемся выкладывать различными способами, в том числе, в интернете. Мне кажется, что вот это «Аутодафе» может стать серьезным хитом сезона.

Александр Генерозов: Каждый фестиваль, каждая премия имеет всегда какое-то материальное выражение, некий символ. Что получают победители на вашем фестивале?

Сергей Жигунов: Победители на нашем фестивале получают чудесную награду, которая называется «Фарфоровый лотос». Делает ее Владимир Каневский, известнейший, международного уровня, скульптор, который занимается фарфоровыми цветами. Он живет в Америке.

Александр Генерозов: Смотрите, как у вас интересно. Лотос это символ востока, и Дальний Восток. Это тонкий намек, да и не тонкий даже.

Сергей Жигунов: Нет, но это правильно. Это удивительно красивое произведение искусства, — розовый лотос, заключенный в несколько телевизионных рамок из золота, на подставке. И он их делает ровно такое количество, которое мы вручаем, их больше нет. Его работы есть в коллекции английской королевы, Ротшильдов и других влиятельных и сильных мира сего. Полтора года назад была в Эрмитаже его выставка. При жизни в Эрмитаже выставок не очень много у художников. Он просто выдающийся совершенно художник, и нам очень повезло, что он для нас делает эти призы. Они — произведение искусства.

Александр Генерозов: Яркое актерское дарование и участие в самых любимых кинолентах. Актер, режиссер и продюсер, а также президент фестиваля «Утро Родины» Сергей Жигунов на Европе Плюс! Давайте еще. Меня все-таки интересует локация фестиваля. Смотрите, человек прилетает на остров Сахалин. Я, может быть, когда-то и соберусь, не знаю, к вам на фестиваль…

Сергей Жигунов: Но почему нет?

Александр Генерозов: А что он видит в первую очередь? Это дожди, или это суровая природа, или вдруг внезапно оказывается какие-то субтропики?

Сергей Жигунов: Вы знаете, Сахалин зимой это яркое солнце, снег, прекрасные горнолыжные курорты рядом с отелем, и все бегут кататься на лыжах. Летом это зеленые сопки, это почти горы. На них растут какие-то другие растения, не похожие визуально на наши, потому что я сейчас был на подготовке, цвета яблоня. Как дуб, знаете? Вот такого размера, и она была вся белая. То есть я встал и не мог понять, что это такое, как это все может быть. Вот такой букет, этажа три, громадина. Я говорю: «А что на ней потом вырастет?» — «Вот такие маленькие яблочки будут».

Конечно, там есть необычности. На Сахалине это другое. Это другой воздух, и ты понимаешь, что ты находишься, извините, там, по-моему, 27 километров пролив Лаперуза до Хоккайдо. В хорошую погоду видно Японию.

Александр Генерозов: У фестиваля, я посмотрел, очень серьезное жюри, вот так, навскидку, — Ирина Горбачёва, Сидихин, Сигарев, это такие фамилии, мне кажется, это самый масштабный звездный десант, который когда-либо был на Сахалине. Как вы их всех туда собрали?

Сергей Жигунов: Собрали как-то. Сахалин вызывает интерес у многих. Вызывает интерес телевизионное кино. У нас серьезный фестиваль.

Александр Генерозов: Какие установки? То есть, это каждый судит, фактически, в меру собственного понимания?

Сергей Жигунов: Конечно, это люди яркие, индивидуальности, таланты, и чем индивидуальнее будет их мнение, тем правильнее будет решение жюри. Я думал, когда приглашал в жюри этих людей, думал о том, что они не найдут общего мнения так просто. И их позиции будут разниться, и мне это очень важно, потому что Владимир Валентинович Меньшов, например, который возглавляет жюри в качестве председателя, человек очень суровый.

Александр Генерозов: Решительный.

Сергей Жигунов: Он решительный, он талантливый режиссер. Но режиссер — это диктатор. И я все время думал о том, что председателю жюри кто-то должен противостоять, чтобы он не задавил собственным мнением всех остальных. Поэтому в жюри в этом году три режиссера, — Дима Иосифов, восходящая звезда телевизионного кино нашего, это вот «Екатерина».

Александр Генерозов: Это не он ли в свое время в телевизионном фильме «Буратино» снялся?

Сергей Жигунов: Да, он, в том числе. Но он стал блестящим режиссером.

Александр Генерозов: С таким стартом кем он еще мог быть!

Сергей Жигунов: Он мог быть артистом, и совершенно не факт, что он должен был быть режиссером. Он очень серьезный, очень чувствующий, очень точный режиссер, очень яркий. Мне кажется, что с очень большими перспективами. Он уже много сделал. Василий Сигарев, абсолютно авторский. Картины его удивительные. Он драматург очень крупный. И третий человек, это Лёша Кирющенко, автор сценария и режиссер всех трех сезонов сериала «Слуга народа».

Александр Генерозов: Его зовут Сергей Жигунов, он блистательный актер и режиссер. И он на Европе Плюс! Больше фактов о нашем госте узнаем в серии быстрых вопросов. Ответы всегда принимаю в любом формате. Вы умеете справляться с лошадью, вы умеете фехтовать. Какие еще не очевидные для человека XXI века навыки у вас в процессе актерской карьеры появились?

Сергей Жигунов: У меня были краткосрочные какие-то, знаете, меня обучали играть в гольф один раз. Не взяли, правда, в картину, которую готовили, но я понял, что это страшно тяжело. Моя рука болела, и, вообще, все болело.

Александр Генерозов: Да ладно?! Вроде такая спокойная с виду…

Сергей Жигунов: Все болело. Это очень сложно, и, да-да, я тоже растерялся, но это мне очень понравилось. Меня учили летать на параплане для фильма. Плавать один раз меня учили. Я с тех пор правильно плаваю, задевая как-то ухо большим пальцем, там как-то это надо было делать.

Александр Генерозов: А мушкетер, гардемарины, а кто в современном обществе, в современных структурах ближе всего по духу вот этим героям?

Сергей Жигунов: Сейчас ничего подобного нет.

Александр Генерозов: Вот я так и думал.

Сергей Жигунов: Стоит засветить кому-нибудь в ухо, и ты получишь два года за хулиганку. А персонажи, которые раздают тумаки налево и направо, и ничего им за это не бывает, конечно, вызывают зависть у сильной половины, видимо, и дрожь у слабой.

Александр Генерозов: Актер, режиссер и продюсер, — что из этого для вас лично самое сложное, вот в формате «не мое»?

Сергей Жигунов: Очень тяжело быть режиссером. Это колоссальный физический труд. Значительно тяжелее, чем быть артистом или продюсером. Артистом быть менее ответственно, но трудно. Продюсером быть очень ответственно.

Александр Генерозов: Термин «потерянное поколение» подарила нам в свое время Гертруда Стайн, и все последующие поколения его натягивали на себя, перетягивали, как подростки любят к себе слово «депрессия» примерять. Вы за свое поколение не готовы…

Сергей Жигунов: Сказать, что оно потерянное?

Александр Генерозов: Да.

Сергей Жигунов: Нет. Совсем нет. Я успел зацепить великий советский кинематограф, еще в полном его масштабе, когда это была машина, которая работала. Я еще застал аудиторию 250 млн зрителей. Поскольку мы были молодые, мы легко прошли переходный период и спокойно адаптировались уже в другой стране, поэтому, вряд ли мы потерянное поколение.

Александр Генерозов: Вы родились 2 января. Не было ли у вас обиды, что подарки на дни рождения совмещаются с новогодними?

Сергей Жигунов: Значительно тяжелее выглядит ситуация, потому что, 1 января, если говорить абсолютно объективно, это то, что наступает сразу, после Нового года, то есть в 12 часов ночи начинается 1 января. А 2 января, это не через два после Нового года, это на следующий день. Поэтому гости к тебе на день рождения, либо они приезжают с Нового года, и остаются, потому что они никуда не могут уйти, или не хотят, или как-нибудь еще. Но гости, которые отгуляли Новый год, а потом на следующий день встали и приехали к тебе на день рождения, таких людей физически не бывает. Это большая проблема, то есть, когда выпивать — на Новый год или на свой день рождения? Это же два раза подряд, это невозможно.

Александр Генерозов: Гамлетовский вопрос, не меньше.

Сергей Жигунов: Да, быть или не быть, очень тяжелая ситуация.

Александр Генерозов: Мы всем нашим гостям предлагаем совершить небольшое путешествие на машине времени сугубо в ознакомительных целях. Куда бы вы рванули?

Сергей Жигунов: Хотел бы на Древнюю Грецию, на Италию периода Возрождения, но куда-то, где по голове не надают.

(Смеются).

Александр Генерозов: Мы любим кино, и все также стараемся не пропустить премьеру. Правда, все чаще это премьера нового сезона сериала. Будет ли реванш полного метра, и что самое трудное в съемке сериалов, — узнаем на Европе Плюс у нашего гостя Сергея Жигунова. Итак, смотрите, сам жанр сериала оттачивался последние десятилетия. Я все-таки думаю, почему это? Потому что появилась техническая возможность снимать так много и в таком развернутом формате?

Сергей Жигунов: Сериалы были давно. Сериалы появились на границе до после Второй мировой войны, вместе с появлением телевидения. Они, конечно, трансформировались, менялись, но серьезные сериалы уже существуют очень давно. Я в прошлом году делал ретроспективу спектаклей, которые как бы предтечи телесериалов. Тогда работали великие режиссеры — Любимов, Эфрос, потрясающие фильмы с колоссальными актерскими работами, прямо удивительный такой цикл был.

Сразу после стали появляться сериалы, наверно, где-то в конце 60-х — начале 70-х, — «Адъютант его превосходительства» потрясающая по качеству картина. На самом деле, они по технологии съемок ничем не отличались от производства художественного прокатного фильма. Длинный сценарий был. Серия была полтора часа, как прокатный фильм, каждая. Если их четыре было, — это четыре по полтора часа.

Дальше, это никак не трансформировалось, на мой взгляд. Мы сейчас производим быстрее, чтобы экономить деньги. От этого чуть-чуть теряем в качестве, потому что быстро и хорошо сложно совместить.

Александр Генерозов: Просто очень интересно. У нас, получается, фокус сместился, и нам стало интереснее смотреть в таком формате, не приходить в кино ради обычного полнометражного фильма, а смотреть?

Сергей Жигунов: Я думаю, что технически, да, было мало телевизоров когда-то. Телевизор был у соседа, мы к нему ходили смотреть.

Александр Генерозов: И картинка.

Сергей Жигунов: Картинка была ужасная. Конечно, ты приходил в кинотеатр, там был звук, там было цветно, там было высококачественно. То, что сейчас называется 4К это, собственно, проекция кинопленки 35 миллиметров на экран. Или около того, разрешение вот такое же. Сейчас эти 4К, в общем, стоят, конечно, денег. Ты сидишь дома, но у тебя прекрасный звук. Ты в любой момент сказал «стоп» и отошел попить чаю, вернулся, опять пошел смотреть дальше. Тише, громче, завтра, послезавтра. Четыре дня ты можешь смотреть. Это удобно.

Поход в кинотеатр это другое. Это некое таинство. Ты вместе с другими людьми, особенно, если полон зал, есть общая эмоция, которая на тебя действует. Ты испытываешь, как в театре, эмоциональный подъем. Люди заплакали вокруг, — ты заплакал тоже, хотя, вроде, не собирался. Если хороший фильм, вы все вместе испытали катарсис к финалу, и это прекрасно. Поэтому люди ходят в кино. Но качество звука и изображения уже можно получить дома, даже если покупать, а не тырить в интернете контент, то это существенно дешевле, чем билет в кинотеатр, в любом случае.

Александр Генерозов: От первых кадров братьев Люмьер, до артхаусных лент и технически навороченных элементов вселенных Marvel или DC, кино всегда было и остается с нами. А люди кино всегда интересны и находятся на острие интереса. Особенно, если такие люди, как сегодняшний наш гость, актер, режиссер и продюсер Сергей Жигунов! Здравствуйте, еще раз.

Сергей Жигунов: Здравствуйте.

Александр Генерозов: Смотрите, опять же про кино интересно. Фамилии режиссеров и продюсеров в сериалах, например, иностранных, они становятся все менее и менее интересны. Зато мы смотрим, кто делает — ага, HBO, или, предположим, тот же самый NetFlix, и уже вот это становится неким знаком качества, или подозрительной меткой. Не кажется ли вам, что в сериалах заодно и размывается немножко роль личности? То есть это более коллективный труд такой.

Сергей Жигунов: Съемочная группа выглядит точно так же, как в кинофильме. Ее состав численный и функциональный, точно такой же. Мы снимаем это. Но, если это сериал, специальный проект, крупнобюджетный, скажем, он снимается ровно так же, как кино. Если это сериал более простой, он снимается быстрее, я об этом говорил. Там качество начинает падать. Но хороший режиссер, известный, скажем, режиссер, не пойдет снимать низкобюджетный сериал. Поэтому для нас фамилия режиссера по-прежнему определяет качество картины.

Компании, о которых вы говорите, HBO, например, она принципиально уже давно дешевого не снимает, потому что дорогое живет долго, а дорогая вещь носится дольше на много лет. Ты делаешь дорогое, оно оправдывается в какой-то момент, и потом существует. Поэтому, лучше, с точки зрения не потока такого, а взгляда экономического, в том числе, в будущее, делать дорогие качественные вещи. Они делают дорого и качественно. И там, извините меня, кто только не снимает эти сериалы, в смысле, режиссеров.

Да, такие крупные компании, как HBO, уже сами по себе бренд, и там не обязательно в титрах читать, кто такой режиссер. Вообще, роль режиссера, не в авторском кино, падает в современном кинематографе.

Александр Генерозов: Ты стоишь на сцене и сжимаешь в руке заветную статуэтку. Мечта об актерской карьере, не только одна из самых популярных на нашей планете, но и одна из самых труднодостижимых. Сложно ли стать лучшим актером, и кто сейчас в кино востребован больше всего, попытаемся узнать у нашего гостя — актера, режиссера и продюсера Сергея Жигунова! Итак, смотрите, в кино актерам, понятно, повезло — не повезло, можно сказать. Но можно же работать в кино кем-то еще, и, во-первых, стоит ли оно того, если ты не знаешь этой профессии? Становиться, не знаю, в конце концов, осветителем.

Сергей Жигунов: Я, вообще, за то, чтобы учиться. Меня очень профанация раздражает, отсутствие навыков, когда человек говорит: я учился на биохимика, а сейчас я буду осветителем, или звукорежиссером. Почему? Это ужасно! Так нельзя! Если ты хочешь быть звукорежиссером, еще раз иди учиться, и будь хорошим звукорежиссером. Актером, конечно, есть люди одаренные невероятно.

Александр Генерозов: Понятно, тот же Евстигнеев, он из джаз-бэнда появился в свое время, ему, наверно, и учиться особо не надо было.

Сергей Жигунов: Нина Усатова, которая заканчивала. Есть люди с режиссерским образованием, все думают, что они артисты. Александр Филиппенко, еще кто-то, те, кто не имеют актерского образования, имеют только режиссерское. Так бывает. Валера Тодоровский заканчивал сценарный факультет, но он великолепный режиссер. Но это все равно смежные профессии. А когда ты совсем приходишь из КВН, скажем, да, ты, конечно, стоял на сцене и очень много умеешь в этом жанре, который теперь stand up начал называться, раньше он назывался студенческий театр миниатюр, СТМ. Часто какие-то сложные вещи ребята не могут совсем. Кажется, что легко быть артистом. Совсем нелегко. Это очень сложная профессия.

Но, еще раз говорю, есть крайне одаренные люди, которые от природы. Бывает поставленный от природы голос. Человек поет оперным голосом просто от рождения. Да, наверно, его можно шлифовать, что-то делать, но многие учатся и не могут так петь, а кто-то может. Это сложно, потому что это связано со способностями. А как они у человека появляются? Откуда они берутся? Понять нельзя.

Если мы говорим, что никто не пытается стать пилотом гражданского «Боинга» просто потому, что он раньше был художником-анималистом, а теперь он решил сесть и перевезти 350 человек в салоне. Также не бывает. «А чего мне учиться? Я же видел в кино, как это происходит. Где тут газ? Поехали!» Также никто не делает. Почему же можно делать все остальное? Давайте как-то без этого.

Александр Генерозов: Кино, сериалы и фестиваль на одной из самых восточных точек нашей страны. Актер, режиссер и президент фестиваля «Утро Родины», Заслуженный артист России Сергей Жигунов на Европе Плюс! Еще интересный момент — фестиваль проходит на востоке. И есть ли какой-то интерес со стороны близлежащих стран? Потому что, смотрите, рядом Китай, который, насколько я знаю, является одним из ключевых потребителей не русскоязычных наших сериалов. Про Японию мне гораздо сложнее понять, есть ли какой-то там интерес в нашей продукции.

Сергей Жигунов: Из того, что я знаю, Китай, действительно, испытывает интерес к нашему кино, и к нашему искусству, вообще. С большим интересом и удовольствием потребляет, в том числе, наши кинофильмы. Они периодически кто-то собирает серьезные деньги в китайском прокате. Это бывает.

Александр Генерозов: Не могу не спросить, вы, как президент фестиваля, который занимается художественными телевизионными фильмами, ожидать нам что-то от вас в этом жанре, как от режиссера, и что конкретно тогда?

Сергей Жигунов: Как от продюсера есть очень интересные проекты, которые в ближайшее время я планирую начать реализовывать. Я думаю, что если все будет нормально, мы скоро их увидим. Относительно скоро. У нас цикл производства полтора года примерно, быстрее не получается. Но в конкурсе есть картина, которую я делал, она называется «Динозавр». Это история про человека, который всю жизнь сидел в тюрьме, потом внезапно вышел. Это комедия криминальная. Жанр очень сложный, очень необычный. Там прекрасная актерская работа Андрея Сергеевича Смирнова, который, будучи человеком, глубоко интеллектуальным и художественным, сыграл уголовника, да еще в комедии. И, конечно, там есть забавные какие-то вещи, она мне нравится, эта картина. Она очень добрая. Совершенно разные у меня есть проекты сейчас, я над ними работаю. Написание сценария это сложная и очень интересная, но очень сложная часть работы над фильмом. Я думаю, что-нибудь получится.

Александр Генерозов: Сергей, спасибо вам огромное. Час беседы с интересным человеком пролетает так незаметно, я хочу с вас взять обещание: приходите к нам еще!

Сергей Жигунов: Хорошо, спасибо большое.

Александр Генерозов: Друзья, Заслуженный артист России, актер, режиссер, продюсер и президент фестиваля «Утро Родины» Сергей Жигунов провел свой воскресный вечер вместе с нами на Европе Плюс!

Александр Генерозов, Week & Star, пока!

Сергей Жигунов: До свидания!

Александр Генерозов: На Европе Плюс невероятный, музыкальный, наполненный пряным очарованием Востока и балтийской свежестью Швеции Arash. Добрый вечер тебе и привет всем, кто с нами сейчас.

Arash: Привет, Саша!

Александр Генерозов: Где, между какими точками на карте, на глобусе, мы смогли застать тебя в этот воскресный вечер?

Arash: Всем привет. Я прямо сейчас прилетел из Дубая. Погода там стоит очень жаркая, поэтому в Москве особенно приятно находиться, потому что здесь не такая жара.

После Москвы я возвращаюсь на пару деньков обратно в Дубай, а потом у меня будет короткий тур по США: 21 июня я буду выступать в Вашингтоне, 22 — в Лос-Анджелесе, 23 — в Сан-Диего. Кстати, в Лос-Анджелесе я буду выступать в знаменитом Долби театре — это там, где происходит вручение премии «Оскар». Поэтому двойное удовольствие.

Александр Генерозов: Где лучше спится нашему гостю — в Стокгольме или в Дубае? Сколько мелодий надо сочинить, чтобы получилась одна хорошая? Как получить селфи и улыбку вместо того, чтобы тебя прогнали, когда ты встретишь звезду? Все это узнаем у нашего гостя. Я напомню всем, что с нами сегодня Arash, и прямо сейчас для разгона давайте его горячий золотой хит — Dooset Daram на Европе Плюс.

Александр Генерозов: Восток и Скандинавия — он умеет брать лучшее от всех культур, и сплавляет их в отличных треках. Arash — певец, композитор и продюсер — в шоу Week & Star на Европе Плюс. Arash, мои поздравления с отличным треком. Но почему лишь одна ночь в Дубае? Это долгая стыковка между рейсами?

Arash: Это отличный вопрос. Сейчас я расскажу историю создания этой песни. Мы с командой сонграйтеров, которые, кстати, из Швеции, у меня в студии в Дубае пытались пару дней к ряду сочинить что-то. Ничего не выходило, процесс шел очень тяжело. И тут мы ночью решили выйти на балкон, немного освежиться, уйти из студии. И вдруг одна из девушек в команде сказала: «Ну наконец-то, одна ночь в Дубае». Я говорю: «Стой. Что ты сказала? Одна ночь в Дубае? Это же название моего нового трека.». Мы зашли в студию, и через час новая песня была готова.

Александр Генерозов: А как отнеслись к треку жители Дубаи? Мне кажется, Министерство туризма должно было плясать и говорить: «Мы сорвали джек-пот!».

Arash: Министерство туризма даже помогло мне в съемках клипа на эту песню. Всем она понравилась. Но для меня не было ничего странного, ничего необычного как в записи этой песни, так и в съемках клипа, поскольку для меня это естественное состояние — находиться в Дубае, даже если это одна ночь.

Александр Генерозов: Ты упомянул, что вы записали трек вместе с Helena. Это ваш золотой тандем, конечно же. Мне всегда интересно, как достигается это идеальное качество? Это долгая работа, притирка, или просто вы всегда на одной волне?

Arash: Я женат, но мне очень нравится записывать песни с Helena, и для меня это настоящее удовольствие. Я знаю эту певицу уже более 20 лет, как мне кажется, и каждый раз, когда мы работаем вместе, записываем новую песню, это всегда большая радость.

Александр Генерозов: Для тех, кто только что проснулся в ночь с пятницы на понедельник, напомню, а все остальные и так уже догадались, что с нами сегодня Arash. Скоро продолжим на Европе Плюс.

Александр Генерозов: Он, как сладкое восточное лакомство, которое подают с изящной и минималистичной шведской сервировкой. Arash в шоу Week & Star на Европе Плюс.

Вернемся к треку One Night In Dubai. В клипе у тебя снялась блистательная Алена Шишкова, и я хотел спросить, как вам с ней работалось? Потому что я наслышан, что у нее не самый простой характер.

Arash: Я нашел ее случайно в Инстаграме, и лично написал ей сообщение: «Привет, это Араш. Я хотел бы, чтобы ты снялась в моем следующем видео». Она ответила мне тоже в личку: «Да, здорово. Я, конечно, тебя знаю, мне очень нравится твоя музыка. Я с удовольствием снимусь в твоем новом видео». Она прилетела в Дубай, видео было снято. Это была одна из самых простых работ, и эта девушка с абсолютно не сложным характером.

Александр Генерозов: Наверное, ты знаешь секретный код, секретный ключ?

Arash: Задача заключается лишь в том, чтобы заставить девушку чувствовать себя, как принцесса. Если у вас это получилось, то все, дело сделано.

Александр Генерозов: Съемки проходили в одном из самых легендарных отелей Дубай — это «Бурж Аль Араб», в просторечии мы называем его «Парусом». Хочу сказать, что об этом отеле, несмотря на его высокий статус, есть очень разные отзывы. Ккто-то говорит: «Круто, невероятно, космос», а кто-то говорит: «Я разочарован». Средних — нет. Как его воспринимает лично Arash?

Arash: Отель «Бурж Аль Араб», конечно, является одним из главных в Дубае, и я подумал о том, что, наверное, это идеальное место для того, чтобы снять клип на песню с таким названием. Вы наверняка видели много видео в интернете, там несколько известных видео снималось. Он весь покрыт золотом, и это такое волшебное место, выглядящее очень дорого. Не было лучше отеля или какого-либо другого места для того, чтобы снять там этот клип.

Александр Генерозов: Напомню всем, с нами сегодня Arash на Европе Плюс. Мы скоро продолжим, не переключайтесь.

Александр Генерозов: Блистательная улыбка, отличная музыка и обаяние 99 level — Arash на Европе Плюс в шоу Week & Star.

Ты невероятно популярен, и мы видим, что тебя популярность никак не изменила в худшую сторону, чего нельзя сказать о других артистах. Мы говорим, что они «звездочку поймали» или их «звездная болезнь» поразила. Почему это с ними происходит? Может быть, это как укус комара, который мама говорит, нельзя расчесывать, а ты расчесал, и потом он болезненный, красный.

Arash: Я не знаю, как так получилось, что позволило мне остаться самим собой. Наверное, главное — это уверенность в себе и абсолютное отсутствие желания придумывать какие-то сумасшедшие истории, мне самому вызывать какой-то шум. Главное — оставаться самим собой, быть уверенным в себе, и тогда происходит то, что происходит. Мне не очень нравятся люди, которые пытаются казаться более крутыми, чем они есть на самом деле. Я просто предпочитаю оставаться самим собой.

Александр Генерозов: Предположим ситуацию: один из наших слушателей встретил звезду — такое бывает иногда, ему, конечно же, хочется мгновенно сделать селфи, ему хочется подойти, обнять его, закричать в конце концов. Возможно, популярный человек воспримет это неправильно. Как правильно дать о себе знать, когда ты видишь звездного человека, и понимаешь, что вот твоя удача, надо фотографироваться?

Arash: Мне кажется, нужно вести себя спокойно. Просто человек, встретивший ту или иную звезду, должен подойти к нему или к ней, и спокойно сказать: «Привет. Мне очень нравится твоя музыка. Я хотел бы сделать с тобой селфи». Я думаю, в этом случае никто не откажет, потому что артисты полностью зависят от их поклонников, без поклонников не было бы всего того, что артисты имеют.

Александр Генерозов: Ключ к пониманию нами получен. С нами Arash. Мы сделаем паузу для отличной музыки, и после нее нашего гостя ждет серия быстрых вопросов. Будет жарко, на Европе Плюс.

Александр Генерозов: Его зовут Arash, он украшает собой наш воскресный вечер на Европе Плюс. Время для быстрых вопросов. Ответы принимаю всегда в любом формате. Ты — музыкант, а кем мог бы ты стать, если бы звезды сложились по-другому?

Arash: Когда я был ребенком, я хотел стать водителем автобуса. Когда мне было 8, я хотел работать в магазине сладостей. Когда мне исполнилось 15, я уже хотел работать с музыкой, чем я, собственно, и стал заниматься в 15 лет.

Александр Генерозов: Ты пишешь музыку для других исполнителей?

Arash: Да, на самом деле, я сочиняю песни для других артистов, и, например, на Европе Плюс звучит сейчас одна из таких песен — Mohombi — Mr Loverman.

Александр Генерозов: Музыканты выступают на крышах, музыканты выступают под водой, в самолетах. Самая нестандартная локация артиста Arash для выступления?

Arash: Я думаю, что самое необычное место, в котором я выступал, было в Египте, в Каире, я выступал прямо перед пирамидами. Было какое-то частное мероприятие, люди просто арендовали всю площадь вокруг пирамид, и я выступал на фоне этих пирамид, выглядит это фантастически. Поскольку, когда сценическое освещение попало на меня, на мою фигуру, то тень, появившаяся на пирамидах, отображалась на всей пирамиде — это выглядело очень необычно, и сумасшедшее зрелище абсолютно.

Александр Генерозов: Дуэт — хорошо, трио — лучше, а квартет — это вообще фантастика. С каким максимальным количеством певцов доводилось выступать?

Arash: Все зависит от песни. В какой-то песне хорошо использовать дуэт, в какой-то — трио, где-то — квартет. Сейчас в нынешнее время настолько много музыки, что в Штатах есть песни, которые поют и пятеро, и шестеро человек. Все зависит изначально от песни.

Александр Генерозов: Рабочее место Arash — это творческий беспорядок или файлик к файлику, бумажечка к бумажечке?

Arash: Это можно назвать творческим беспорядком. Но я не люблю хаос. Каждый раз, когда я понимаю, что хаос превышает свои нормы и размеры, я навожу порядок на рабочем месте. Мне это очень нравится, для меня это своего рода медитация.

Александр Генерозов: Прервемся ненадолго. Напомню всем — с нами Arash. Мы долго говорили об этой песне, и пор бы уже ее послушать. Я предлагаю Арашу самому представить этот трек.

Александр Генерозов: Он отлично поет сам, но еще круче он делает это в дуэтах. Arash в шоу Week & Star на Европе Плюс. Араш, как написать песню, которую все будут слушать? Многие музыканты говорят, что, если ты напишешь 500, тысячу, 5 тысяч мелодий, одна из них обязательно будет красивой, и в этом весь успех работоспособности. Это работает?

Arash: Если вы заглянете в мой рабочий компьютер, вы как раз увидеть там эти пять сотен песен, которые были написаны, но не были выпущены. Так что это как раз правильный вариант — писать, писать, писать. Иногда получаются настоящие хиты.

Александр Генерозов: А как же вдохновение? Говорят, что должна муза посетить. Это тоже должно присутствовать?

Arash: Да, конечно, вдохновение — очень важная составляющая написания песен. Как я уже рассказывал историю создания песни One Night in Dubai, девушка сидела на балконе и тут это произошло. Должен быть какой-то толчок, должно быть что-то, что подтолкнет к написанию хита. Невозможно выжать его из себя, это не получится. Все должно произойти естественным путем.

Изначально песня One Night in Dubai была написана с другой мелодией в припеве, и была записана с другой артисткой, не с Helen. Мы записали эту песню, утром я проснулся, послушал песню снова, и вся моя команда сказала: «Да, это суперхит, выпускаем его в этом виде». Но мне казалось, что-то не так, не все работает в этой песне. До тех пор, пока мурашки у меня по коже не пойдут, значит, песня еще не готова.

Александр Генерозов: А на что фиксируешь? Надо постоянно жить с диктофоном? Вдруг ночью приснится мелодия? У тебя есть диктофон?

Arash: Да, конечно, телефоном я пользуюсь для этой задачи постоянно. У меня на телефоне тысячи всевозможных набросков. Такой диктофон я использую.

Александр Генерозов: Через минуту-другую заглянем к нашему гостю в Instagram. А я напомню всем, что с нами Arash на Европе Плюс. Открывайте, лайкайте и подписывайтесь, чего уж там. Скоро продолжим.

Александр Генерозов: Блистательный Arash с нами на Европе Плюс. Как я и обещал, листаем его Инстаграм — @arash_music. Итак, фотография от 6 июня 2019 года — ты в Геленджике. Как тебе наше побережье?

Arash: Я никогда раньше не слышал о таком месте. Все говорят: «Мы летим в Геленджик.». Что такое Геленджик? Никогда не слышал об этом. Потом выяснилось, что это в Краснодарском крае. Про Краснодар я, конечно же, слышал. Когда мы приехали в Геленджик, это оказалось волшебное место, и всей моей команде очень понравилось там находиться.

Александр Генерозов: Листаем дальше. Вот ты, как мне кажется, в Стокгольме. Ты сидишь на лавочке, и отвечаешь на вопросы твоих подписчиков. Тебе приходится отвечать на каждый вопрос буквально?

Arash: Эта фотография не в Швеции. Разве не понятно, где это?

Александр Генерозов: Не могу догадаться. Мне показалось, что-то северное там присутствует.

Arash: Это Москва. Это твой город.

Александр Генерозов: Как она изменилась в лучшую сторону!

Arash: Естественно, я не сидел на этой скамейке, и не ждал, пока все вопросы придут ко мне. Но да, в течение парочки дней можно было прислать мне любой интересующий вопрос, и я бы на него ответил.

Александр Генерозов: Двадцатого мая, ты на байке. Сколько выжимал максималочку?

Arash: Я обожаю мотоциклы. Что касается скорости, то прежде, чем у меня появились дети, я гонял, как сумасшедший. Но сейчас, поскольку они у меня уже есть, то, конечно, я езжу гораздо медленнее.

Мне очень нравится все, что связано со скоростью, и все, что связано с экстримом. Я занимался парапланом, на прошлой неделе я опускался в темноте под воду, скуба-дайвинг, вместе с гарпуном, охота. Все эти вещи очень мне нравятся.

Александр Генерозов: Семнадцатое февраля — переносимся в зиму — и ты стоишь где-то на прозрачном стеклянном полу. Не страшно? Высоты не боишься при любви к экстриму?

Arash: Я люблю высоту, она совершенно меня не пугает.

Александр Генерозов: Заглядываем еще дальше — 10 декабря, и ты рядом с легендарным спорткаром McLaren. Год назад дальше такой слоган придумали тебе: «Быстрее, чем Bugatti». В этом году спрошу: где твое сердце — в Bugatti или в McLaren?

Arash: McLaren у меня был, Bugatti я никогда не владел, но Bugatti мне нравится больше.

Александр Генерозов: Принято. Заглядывали в звездный insta вместе с его автором Arash. Скоро продолжим на Европе Плюс.

Александр Генерозов: Ночь в Дубае — это, конечно, круто. Но еще лучше — воскресный вечер на радио № 1 в России*, на Европе Плюс. Особенно, с таким парнем, как Arash — он здесь, и с нами сейчас. Ты поешь на фарси, а твои партнеры по дуэтам поют на английском. Насколько сопоставимы эти два языка? Мне кажется, что персидский язык мелодичнее, чем английский. Приходится ли потом их как-то подгонять друг по друга?

Arash: Для меня нет никакой проблемы, поскольку я вырос в Швеции, с детства не было никакой проблемы говорить на двух языках или на трех языках. Я говорю на шведском, на английском, на фарси. Все происходит совершенно естественно в этом отношении.

Александр Генерозов: Как твой слух воспринимает русскую речь? Потому что я знаю, что кто-то даже сравнивал ее с испанской — так же твердо «р» и согласные все произносим. Как тебе воспринимается русская речь?

Arash: Для меня русский язык на испанский не похож абсолютно точно. Для меня русский язык звучит прекрасно. Я считаю, что он звучит просто замечательно. Красивый язык, который приятно слушать. Мне не кажется, что он напоминает испанский. Это просто самостоятельный язык, который очень красиво звучит. Я люблю его слушать.

Александр Генерозов: Концерт — твоя энергия встречается с энергией слушателей. Как этой энергией потом можно овладеть? Мне кажется, если не быть повелителем этой ситуации, то энергия может и сжечь человека.

Arash: Всякий раз, когда я на сцене, я — это не я. Я превращаюсь в другого человека. Мне очень нравится это чувство, но мы даже не знакомы.

Александр Генерозов: Лучезарный, музыкальный, конечно же, Arash, на Европе Плюс. Мы скоро продолжим.

Александр Генерозов: Музыка, отличные треки, и невероятное обаяние — Arash в шоу Week & Star на Европе Плюс. Стриминг и социальные сети. Продюсерам в классическом смысле слова уже сложно диктовать музыкантам, как надо что-то делать. Как пример, Backstreet Boys. Сейчас, мне кажется, все сложнее так делать. Это хорошо, или, все-таки, у продюсеров есть какое-то право, есть какой-то опыт, и они могут доносить свою позицию?

Arash: Я думаю, это будет ценным советом для всех, кто хочет стать артистом: если вы хотите быть успешным, у вас должен быть хороший продюсер. Без него в современном шоу-бизнесе не выжить. Это очень жестокая игра.

Александр Генерозов: Хорошо, продюсер нужен. Нужно ли тогда музыкальное хорошее образование — учить гаммы, ноты, гармонии, чтобы потом заново учить софт, как прошить барабанчик, как сделать бас?

Arash: Я расскажу историю. Нашел случайно на Youtube диджея из Турции — Илькай его зовут. Послушал его трек, мне понравилось. Я предложил ему сделать ремикс на Dooset Daram. Он сделал ремикс, он получился отличным. После этого я предложил своей команде подписать этого диджея. На следующей неделе у него выходит сингл. Таким образом, вы понимаете, что, если вокруг вас нет хороших людей, которые вам помогут, вам в шоу-бизнесе просто не пробиться.

Он, кстати, будет выступать на Europa Plus LIVE в этом году.

Александр Генерозов: Будем ждать. Тем более, с такой рекомендацией. Араш, спасибо огромное. Час пролетел так незаметно, поэтому я беру обязательно обещание, что мы увидимся в какой-то перспективе с тобой снова. Придешь к нам на Европу Плюс?

Arash: Да, конечно, мы увидимся. Двадцать седьмого числа я буду выступать на Europa Plus LIVE. Приходите, вход бесплатный. Там, кроме меня, будет выступать огромное количество отличных артистов. Увидимся.

Александр Генерозов: Arash, спасибо огромное. Друзья, певец, композитор, продюсер Arash провел свой воскресный вечер на Европе Плюс. Утро понедельника всегда приятнее с Бригадой У. Я же прощаюсь до воскресенья. Александр Генерозов, Week & Star. Пока.

Фото: Instagram

Александр Генерозов: На Европе Плюс главный редактор легендарного Cosmo, яркая, блистательная и неотразимо-летняя Алёна Пенева! Здравствуйте, Алёна, и привет всем-всем, кто с нами сейчас!

Алёна Пенева: Здравствуйте, привет всем. Спасибо большое за такие комплименты.

Александр Генерозов: В каких делах, между какими точками на карте, где мы вас застали в этот, действительно, жаркий, летний, воскресный вечер?

Алёна Пенева: Вы застали меня у себя в студии Москве, собственно говоря. Между какими точками? Собственно говоря, я только прилетела из Берлина, завтра улетаю в Лос-Анджелес.

Александр Генерозов: Легендарному Cosmo в России 25 лет. Возраст — когда ты уже знаешь, чего хочешь, и знаешь свою силу. Итак, начинаем с главного. Алёна, от всех нас самые гигантские, самые горячие поздравления, хотя «горячие» — слово сейчас очень опасное.

Алёна Пенева: Спасибо вам большое.

Александр Генерозов: Растите большими, растите сильными, и удивляйте нас дальше.

Алёна Пенева: Будем стараться.

Александр Генерозов: Итак, вернусь к метафоре, с которой начал, — 25 лет Cosmo, для девчонки 25 — интереснейший возраст. Пофантазируем. Скорее всего, девушка уже получила высшее образование и штурмует карьерные какие-то высоты. В вашей компании примерно совпадает возраст с этой картинкой, как вам кажется?

Алёна Пенева: Наша аудитория, в общем и целом, это примерно 30-летние девушки, которые уже, наверно, какое-то время назад закончили свое высшее образование, но, тем не менее, может быть, они еще учатся, может быть, они в семье, может быть, они в отношениях. Но, тем не менее, это такая уверенная в себе девушка, которая очень четко знает, чего она от жизни хочет.

Александр Генерозов: А что хочет она от жизни?

Алёна Пенева: Вы знаете, наверно, все хотят от жизни разного…

Александр Генерозов: С мужской точки зрения интересуюсь.

Алёна Пенева: Но я думаю, что она хочет, если это касается отношений, с мужской точки зрения, она хочет быть свободной. При этом она хочет быть любимой, при этом она хочет любить. При этом она хочет строить свою карьеру. Она такая современная, классная девчонка.

Александр Генерозов: А вот она может быть при этом домохозяйкой?

Алёна Пенева: Конечно, она может быть домохозяйкой. Это тот выбор, который каждый из нас делает. То есть кто-то хочет быть домохозяйкой, а кто-то хочет делать карьеру. А Cosmogirl, их такое количество, что они все совершенно разные.

Александр Генерозов: Портрет мы получили, вернемся к празднованию 25-летия. Юбилейный номер у меня в руках, я его сейчас возьму, и мы его обсудим поподробнее. А в самой программе будет какое-то празднование, будет какой-то фестиваль, может?

Алёна Пенева: Вы знаете, будет празднование. Мы собираемся сделать огромную премию, не буду сейчас вдаваться в детали, немного секретные, но мы бы хотели помочь молодому поколению и сделать это с помощью опытных наставников, и это будет грандиозное событие, которое должно пройти в конце октября в Москве. Я думаю, что, если все задумки получатся, то будет отлично.

Александр Генерозов: В общем, кусочек летней жары вы туда собираетесь перенести?

Алёна Пенева: Да, конечно.

Александр Генерозов: Итак, открываем юбилейный номер, посвященный 25-летию, точнее, даже не открываем, а смотрим на обложку. И вот тут сразу интрига, потому что у вас сразу четыре Cosmogirl, и какие! Это легендарные девушки. Но почему четыре, как так?

Алёна Пенева: Вы знаете, потому что на большее просто сил не хватило, и времени, если честно.

Александр Генерозов: Больше хотели?

Алёна Пенева: Вы, знаете, мы могли бы и десять сделать, и 25 тоже. Достойных девушек очень много, но выбрали самых-самых. И, да, время ограничено, поэтому снимать одну в Майами, двух в Лондоне, еще одну в четвертом месте, это непросто.

Александр Генерозов: А теперь, получается, нужно собрать коллекционный «паззл» из четырех номеров, чтобы попали все?

Алёна Пенева: Ну, может и не нужно, но нам показалось, что это будет достаточно интересно, хотя, даже если купят всего лишь один экземпляр, то все четыре интервью есть внутри, в отдельной специальной секции. Но, мне кажется, собрать такие красивые обложки для тех, кто любит журнал, почему бы и нет?

Александр Генерозов: Давайте теперь немножко о них поговорим. Вот Анна Курникова — это, конечно, самая такая закрытая, на мой взгляд, из всех наших спортивных звезд, потому что все знают, где она, все знают, с кем она, и, в общем-то, на этом заканчивается. И вы смогли ее уговорить дать интервью и сфотографироваться, причем в скором времени после того, как у нее родилась двойня! Как вы это сделали? Секретные коды?

Алёна Пенева: Вы знаете, да, это, правда, эксклюзив, ее первое интервью после рождения детей. Вы знаете, мы просто очень-очень попросили, и мы объяснили, что Cosmo — все-таки реально самый большой и самый региональный журнал в стране. И мы хотели бы нашим читательницам сделать что-то очень приятное, и если бы Аня согласилась нам помочь, мы были бы очень счастливы, и наши читательницы тоже.

Александр Генерозов: Дальше смотрю, следующая девушка этого элемента Cosmo-пазла — Наталья Осипова. Решительная девушка. Те, кто не знает, она ушла из Большого театра…

Алёна Пенева: Да, добровольно.

Александр Генерозов: Добровольно! Представляете? Вы почувствовали в ней эту решительность и четкое понимание?

Алёна Пенева: Вы знаете, она совершенно невероятная. Я никогда в жизни не видела на съемке так, как работала Наташа. Наташа изначально сказала: «Ребята, у меня только три часа свободного времени, больше его просто нет». Мы приехали к ней в Royal Opera House в Лондоне. Еле-еле нас, вообще, впустили туда такой огромной командой. За три часа Наташа не выпила ни глотка воды, не посмотрела в свой мобильный телефон. Наверно, поэтому Наташа и входит в пятерку лучших балерин мира.

Александр Генерозов: Мне кажется, это что-то даже сродни паркуру, уйти из Большого. Потому что для балерины это пропасть. Ты где-то чуть-чуть не рассчитал, и ты забыта всеми.

Алёна Пенева: Вы знаете, если кто-то почитает Наташино интервью, я делала с ней интервью в Лондоне на этой съемке. Я говорю: «Наташ, а как же, не страшно? Это все-таки Большой, это самое лучшее, что есть в мире?!" На что она мне сказала: «Понимаешь, дело в том, что я почувствовала, что я перестала развиваться. А мне так хотелось развиваться, что на свой страх и риск я на это пошла».

Александр Генерозов: И продолжаем обсуждать девушек с юбилейного Cosmo. Аида Гарифуллина. Она в моем номере, как раз всем на обложке, всем показываю, можете увидеть. Она оперная певица, и, знаете, у меня буквально меньше месяца назад была в передаче оперная дива, Светлана Касьян, и, наверно, это тренд какой-то, что они, кажущиеся такими академичными, потом приходят и оказываются такими горячими. Как вам Аида?

Алёна Пенева: Вы знаете, мне кажется, Аида, вообще, в принципе разбила такие стереотипы об оперных певицах, потому что она…

Александр Генерозов: Открывала чемпионат мира по футболу!

Алёна Пенева: Да. Во-первых, ее все помнят, потому что вместе с Робби Уильямсом она открывала чемпионат мира по футболу в прошлом году. Она же его и закрывала, собственно говоря. Но она невероятно стройная, очень харизматичная, дико энергичная девушка. И, конечно, иметь такой талант! Она была одно время живым голосом Венской оперы. Теперь она выступает по всему миру, просто фантастика. Невероятная харизма и количество энергетики, которая тут же заражает.

Александр Генерозов: И никакой старомодности вот этой… что можно было бы ожидать от людей оперы.

Алёна Пенева: Да.

Александр Генерозов: И на десерт, самая загадочная, самая сладкая. Для кого-то она девушка Бонда, а для меня она, наверно, в первую очередь, вампир из «Париж, я люблю тебя». Которая у нее там роль замечательная — Ольга Куриленко. И она, мне кажется, из всех Cosmogirl самая космополитичная. Где вы ее выловили?

Алёна Пенева: Вы знаете, Ольга сейчас живет в Лондоне, она воспитывает сына, она замужем. Естественно, она мотается по всему миру, потому что она голливудская актриса, в том числе, и она много снимается, у нее много работы. И она тоже одна из самых достойных, которые есть.

Александр Генерозов: Быстрые вопросы, ответы в любом формате. Вот у вас в редакции есть Cosmogirl материализованная? Какая-нибудь такая фигурочка маленькая, чтобы, знаете, фокус внимания?

Алёна Пенева: Вы знаете, у нас в редакции есть примерно 30 штук живых, настоящих — это редакторы, которые делают журнал.

Александр Генерозов: В вашем юбилейном номере как раз вся команда. И я смотрю, это, действительно, Cosmo girl!

Алёна Пенева: Конечно.

Александр Генерозов: А может быть такое, ну, как Ник Маршалл из «Чего хотят женщины», который пытается делать рекламу для женщин, таких никогда не брали к себе?

Алёна Пенева: Есть, конечно, и такие!

Александр Генерозов: Принято. Феминитивы как тренды 2018–2019 года? Главный редактор допускает с правом на существование феминитивы? Или только первая норма словаря?

Алёна Пенева: Вы знаете, мне кажется, в современном мире человек должен уметь допускать всё, потому что, если ты этого не допускаешь, то ты какой-то немного старомодный.

Александр Генерозов: Но если вас зовут «редакторка», вам не будет обидно?

Алёна Пенева: Ой, знаете, сколько раз называли? Мне это дико режет слух, ну, что? Редакторка так редакторка, хоть Вася, ну, что поделаешь?

Александр Генерозов: Но слух режет, я услышал.

Алёна Пенева: Режет, конечно, режет.

Александр Генерозов: Как руководитель, скажите, что полезнее — аккуратный массаж кнутом по спине, или пряник, который с высоким гликемическим индексом и калориями?

Алёна Пенева: Вы знаете, я верю, в первую очередь, в равные и хорошие отношения. Я не считаю себя начальником. Я считаю, что мы команда, и мы работаем на одно дело, поэтому каждый должен выступать своим собственным начальником.

Александр Генерозов: Для кого-то сложный момент — поставить подпись, печать. Для кого-то сложно ракету запустить, кнопку нажать. Вы опасаетесь таких решительных моментов, или у вас решение проходит на раз-два?

Алёна Пенева: Вы знаете, мне кажется, это происходит уже давным-давно все на автомате. Ты где-то видишь ошибки, их исправляешь, где-то подписываешь сразу, где-то просишь что-то переделать. Ну, конечно, это моя ответственность, я ее ощущаю каждый месяц.

Александр Генерозов: В каком году бодипозитивная plus size модель сможет оказаться на обложке Cosmopolitan? Или я невнимательно слежу, и уже было?

Алёна Пенева: Вы невнимательно следите, у нас уже неоднократно были такие модели, и, мне кажется, что женщина, она прекрасна в любом весе.

Александр Генерозов: Сегодня машина времени, которую мы предлагаем всем нашим гостям тестировать, работает только по 25-ти годам Cosmopolitan. Вы можете оказаться в любом из этих номеров, при выпуске его, или в будущее, но тоже Cosmopolitan. Куда отправитесь?

Алёна Пенева: Знаете, мне, наверно, хотелось бы оказаться в самом начале, когда он запускался, когда замечательная Эллен Фербеек и Елена Мясникова, два первых главных редактора Cosmo, когда они только начинали. У нас, собственно говоря, в номере есть материал, где мы собрали всех бывших главных редакторов Cosmopolitan, и это можно почитать. Но, мне кажется, самая фантастика — это было, конечно, начало.

Александр Генерозов: Лето 2019 будет незабываемым. Об этом мы позаботились вместе, Европа Плюс и Cosmopolitan. Пока ты готовишься к главному оупен-эйру лета Europa Plus LIVE, главный редактор Cosmo Алёна Пенева расскажет, как стать его королевой. Итак, что Cosmogirl нужно знать о трендах лета 2019? Я вот видел 90-е у вас там.

Алёна Пенева: Вы знаете, мне кажется, все тренды, это такое понятие растяжимое. Во-первых, в первую очередь, одежда и тренды должны нас украшать. Нас — девушек. Ну, и вас, мальчишек, тоже, наверно, да?

Александр Генерозов: Конечно.

Алёна Пенева: И поэтому, конечно, это все очень индивидуально. Но у нас все всегда: и 90-е в моде, и велосипедки в моде, которые кто-то ругает, кто-то носит. Я, знаете, сидела на веранде в пятницу вечером в ресторане на Никитской. Знаете, какое количество девушек ходили мимо меня в тех самых пресловутых велосипедках? Значит, все-таки эти тренды работают, и съемки наши работают. Поэтому, наверно, велосипедки — это самый горячий тренд этого лета.

Александр Генерозов: Каждое лето нужно раскрасить в свой цвет, чтобы потом, знаете, как надпись «Лето-2019», и под ним вот эта плашка, залитая каким-то цветом. В какой цвет окрасите это лето? Есть же какой-то главный оттенок?

Алёна Пенева: Вы знаете, мне кажется, я свято верю в то, что лето — это маленькая жизнь, и лето — это, правда, маленькая жизнь. Для меня, я работаю в Cosmo, лето 2019 розового цвета.

Александр Генерозов: А как же все пастельные оттенки, о которых?..

Алёна Пенева: Вы знаете, я люблю все пастельные оттенки, я люблю очень белый цвет, и мне кажется, что белый цвет очень сейчас актуален, тем более в аксессуарах, поэтому я, может быть, его сделала бы такой немного деграде, такой бело-розовый, переходящий, может быть, в светло-желтый.

Александр Генерозов: И какое самое актуальное место для отдыха? Когда Cosmogirl упаковалась хорошенько, соблюла все, куда рвануть? Вы обращаете в номере внимание на Сардинию. Вот Сардиния, мне кажется, не самое такое очевидное из итальянских мест, куда бы все поехали.

Алёна Пенева: Вы знаете, я любитель Европы. Я считаю, что в Европе есть такое количество интересных, красивых, классных, вкусных мест, что можно поехать, вообще, куда угодно — Греция, Италия, Испания. Я еще не знаю, куда я поеду, видимо, никуда, буду работать.

Александр Генерозов: 21 век в самом разгаре, индиго и миллениалы уже подвинуты поколением Z, модный такой термин. Ну, а Cosmo все также рядом с девчонками на страже их интересов. Итак, смотрите, у вас в номере, кстати, тоже посмотрел, затронута очень интересная тема — это новые русские. Вы назвали с неким таким флешбэком…

Алёна Пенева: Да.

Александр Генерозов: В 90-е, я это уловил. И, на самом деле, про тех, кто будет делать, у кого будет имя громкое… за кем будущее, скажем так. А что вас в этом поколении и в молодых вдохновляет больше всего? Это первая часть вопроса.

Алёна Пенева: Вы знаете, есть люди в любом поколении, мне кажется, которые вдохновляют. Естественно, каждое последующее поколение — оно немножко другое. Что мне в них нравится, это то, как они воспринимают информацию.

Александр Генерозов: А как они воспринимают?

Алёна Пенева: Вы знаете, они ее воспринимают, хотя они ее не фильтруют, конечно же, но мы не можем все, и мы тоже с вами не фильтруем тот поток информации, который мы получаем. Но они ее воспринимают достаточно быстро. И то, то нужно усвоить, они усваивают. Поэтому, мне кажется, это такая отличительная черта.

Александр Генерозов: То есть, вот этот мега-поток, который, действительно, обрушивается на нас, у них уже есть какая-то врожденная прививка от того, чтобы не засорять хлам?

Алёна Пенева: Ну, наверно. Они рождаются с тем, что на них обрушивается поток этой информации, поэтому, наверно, им чуть-чуть проще.

Александр Генерозов: Хорошо, вопрос предполагает и вторую часть. Что вас разочаровывает, слегка хотя бы, немножко настораживает, если вы не хотите слово разочаровывает?

Алёна Пенева: Вы знаете, я, вообще, не люблю обсуждать вот эту историю поколений. Но то, что вижу я, ценности их, они практически стерты. Нет концепции понятия настоящей дружбы, потому что, зачем нужна дружба, можно зайти в соцсети, TikTok, Instagram, со всеми подружить там, посмотреть, кто, где находится. Концепция каких-то глубоких разговоров, она тоже отсутствует. Зачем это надо, можно по WhatsApp палец вот так прислать, и все прекрасно. Они пишут даже сокращениями. Они не выписывают имя целиком, никаких знаков препинания. Это меня, наверно, огорчает, но, я думаю, что это больше проблема нашего поколения, как родителей, потому что мы им не рассказываем, как надо.

Александр Генерозов: Самая молодая из всех приведенных, оказалась девочка Марта Козлова, актриса 9-ти лет. Это такой уже был реверанс в пользу неведомого совершенно. Девять лет, это же ребенок все-таки. Или в ней, действительно, вы тоже увидели какой-то стержень?

Алёна Пенева: Смотрите, этот рейтинг составляли не мы. Что мы сделали? Мы взяли список в каждой категории, и дальше мы взяли экспертов из каждой категории, так называемое жюри. И они выбрали самую перспективную актрису, художницу, и так далее, и тому подобное. Поэтому, мы взяли экспертов. Мы не взяли на себя такую ответственность.

Александр Генерозов: Круто вы поступили.

Алёна Пенева: Спасибо.

Александр Генерозов: Смотрите, как красиво получается. У Cosmogirl есть, скорее всего, есть свой парень. Хочется назвать его Cosmoпарень, но пусть у него будет своя идентификация. Как ему не запутаться в отношениях? Как ни крути, миссия мужчины все сложнее и сложнее становится. Надо соответствовать ожиданиям, где-то ломать шаблон, что ему делать?

Алёна Пенева: Знаете, Александр, очень приятно, что вы так видите миссию мужчины, потому что, мне кажется, очень многие мужчины в нашей стране свою миссию так не видят. Они, вообще, не соответствуют ничему, и соответствовать, мне кажется, не очень хотят. Но, на самом деле, я верую в том, что современные, продвинутые, классные парни понимают, что отношения — это такая взаимовыгодная или взаимоинтересная история. То есть интересно должно быть и ему, и ей, и комфортно должно быть и ему, и ей, в первую очередь. Для того, чтобы понять как это, наверно, нужно задавать какие-то ей вопросы, и какие-то вещи спрашивать, и тогда будет все понятно.

Александр Генерозов: Ох, задавать вопросы тоже рискованная позиция, можно сказать, это же очевидно. Смотрите, что нас объединяет, полы? Это, конечно же, секс, это отношения полов, это прекрасная вещь. Но у вас в номере, тоже я посмотрел, очень классная подборка «Секс в рекламе». И, знаете, что интересно? Я не увидел в этой провокационной рекламе одного недавнего ролика, когда пересядь с иглы мужского одобрения. И мне, знаете, что интересно? Это была, на ваш взгляд, все-таки неудачная реклама, или мы еще немножко не дозрели до такого шага?

Алёна Пенева: Вы знаете, у нас была задача, на самом деле, мы выбирали такие суперсексуальные рекламы за последние 25 лет. Мы взяли самые яркие, те, которые реально остались у людей в памяти. Сказать, успешная, неуспешная?.. Наверно, немного странновато. Хотя, мы все хотим одобрения друг от друга. Мы от своих друзей хотим одобрения, и от мужчин, и от подруги, и от детей, поэтому, может быть, это и работает. Не могу сейчас вам ответить.

Александр Генерозов: И коль парней мы затронули, у вас два классных мужчины таких — Майкл Фассбендер и Александр Цыпкин. Но Саша ваш автор постоянный.

Алёна Пенева: Да.

Александр Генерозов: Они харизматики. Мне просто интересно сугубо лично, вам кто из них более симпатичен, более комплементарен?

Алёна Пенева: Вы знаете, Фассбендера я не знаю лично, поэтому мне тяжело сказать. А Сашу Цыпкина я очень хорошо лично знаю. Он совершенно фантастический человек. Очень талантливый, невероятно позитивный. Не знаю, откуда он берет то количество энергии, которой он обладает, потому что я всегда себя считала энергичным человеком, но Саша это реально Energizer, поэтому.

Александр Генерозов: Да, соглашусь. Но читать его это круто, и слушать его на «БеспринцЫпных чтениях» тоже круто.

Алёна Пенева: Фантастика.

Александр Генерозов: Давайте по вопросам слушателей наших. Вика спрашивает: «Cosmogirl в России, как всегда, догоняет американских, или у нас традиционно свой путь?»

Алёна Пенева: Вы знаете, мне кажется, мы, вообще, лучше всех на свете, русские, и российские Cosmogirl, в том числе, поэтому, пусть нас все остальные догоняют, а не мы кого-то.

Александр Генерозов: В общем, мы, как локомотив скоро будем, все человечество тянуть.

Алёна Пенева: Конечно, да.

Александр Генерозов: Олег говорит, ругается немножко: «моя девушка сидит дома с детьми, не сбивайте с толку».

Алёна Пенева: Если ваша девушка сидит дома с детьми, это, наверно, ее выбор, и она счастлива. А есть девушки, которые не хотят сидеть дома с детьми, потому что это их не делает счастливыми.

Александр Генерозов: А счастье — такая трудно осязаемая материя, и я, кстати, всех спрашиваю, потому что люди ищут счастье. Вот у вас есть личный рецепт, как стать счастливым человеком? Или стать хоть чуть-чуть счастливее? Делитесь!

Алёна Пенева: Вы знаете, мне кажется, что для того, чтобы быть счастливым человеком, нужно себя уважать и принимать себя ровно таким, какой ты есть, потому что другого, скорее всего, уже не будет. То есть, если что-то мешает, над этим надо работать. Но другой человек не сделает тебя счастливым (или счастливой), если ты несчастлив сам с собой.

Александр Генерозов: Как-то так у вас очень хитро получилось. Вроде бы и работать надо, но и любить самого себя.

Алёна Пенева: Нет, работать надо. Мы же должны как-то объективно понимать наши минусы, поэтому работать надо.

Александр Генерозов: Спасибо вам огромное за такой увлекательный интересный час. Час с главным редактором всегда пролетает незаметно. Поэтому возьму обещание с вас, приходите к нам еще!

Алёна Пенева: Спасибо вам огромное. Я всегда с огромным удовольствием, для меня это тоже огромная честь, так что приглашайте.

Александр Генерозов: Друзья, на Европе Плюс воскресный вечер вместе с нами провела главный редактор самого главного российского глянца для девушек, конечно же, Cosmopolitan, — Алёна Пенева! Наслаждайтесь летом, встретимся в воскресенье!

Александр Генерозов, Week & Star, пока!

Александр Генерозов: За пять дней до самого главного музыкального события года, всего за пять оборотов земли до 17 церемонии вручения Премии МУЗ-ТВ 2019, на Европе Плюс человек удивительной энергетики, человек удивительной работоспособности – генеральный директор телеканала МУЗ-ТВ и директор Премии МУЗ-ТВ Арман Давлетяров! Здравствуйте, Арман! И привет всем-всем, кто с нами сейчас!

Арман Давлетяров: Добрый вечер! Всегда приятно находиться в компании самой главной радиостанции Европа Плюс, и, конечно же, рассказывать о самой главной церемонии МУЗ-ТВ, Премии МУЗ-ТВ, которая пройдет в этом году 7 июня в спорткомплексе «Мегаспорт».

Александр Генерозов: Каждая премия начинается с прохода по дорожке. Это, конечно, замечательная традиция, а я, знаете, что думаю? Фанаты не пытаются потом растащить эту дорожку по кусочку, как некий элемент энергии звезды? Или вы ее раздариваете кому-то?

Арман Давлетяров: Вы знаете, каждый год, когда я выхожу уже после самой церемонии, после окончания, точно за полночь, мы заканчиваем после 12-ти обычно, так получается, церемония растягивается. И красная дорожка к этому времени уже наполовину разобрана. Во-первых, разбирают наши коллеги, кто ее строил, и, во-вторых, наверно, уже наши зрители, поклонники наших звезд, которые приходят для того, чтобы взять кусочек и частицу музыкальной премии с собой.

Александр Генерозов: Итак, давайте с самого начала. «Музыка объединяет». Хорошее, красивое, громкое название. Но кого оно объединяет? Артистов или слушателей?

Арман Давлетяров: Объединяет всех. И, в первую очередь, конечно же, зрителей, которые нас смотрят, и телезрителей, причем миллионная аудитория, которая ежегодно смотрит Премию МУЗ-ТВ в прямом эфире. И, конечно, артистов, которые в этот день выходят на сцену, и не только. И артисты, которые приходят на саму церемонию, но и зрители, которые будут в нашем «Мегаспорте». Хотелось бы сказать, что в этом году наша церемония будет по счету 17-я, и, на мой взгляд, это будет самая лучшая церемония за всю историю существования премии МУЗ-ТВ. Объясню, почему.

Во-первых, мы знаем, что мы живем в такое удивительное время, когда технологии настолько ежегодно меняются, появляются все новые и интересные фишки, скажу просто, которые мы можем использовать не только в подготовке номеров, но и в телевизионной версии. И в этом году премия будет особенная. Во-первых, почему? Потому что сцена будет уникальная. Такой сцены никогда не было в России. Она будет распадаться на части, она будет превращаться в воду, в лепестки роз. Это будет такое зрелище, которое здесь, в России, никогда никто не делал. Это будет только на премии МУЗ-ТВ.

Еще открою несколько секретов. Именно здесь, у вас, на Европе Плюс, у нас впервые, наверно, в России, и не только в России, во время выступления одного из артистов на сцене будет в натуральную величину приземляться настоящий самолет, рядом с которым будут работать наши любимые звезды. В данном случае, один артист, вместе с балетом. Вы представляете, что это такое может быть в спортивном комплексе на Премии МУЗ-ТВ.

И еще много новых телевизионных технологий, которые тоже никогда не применяли у нас в России. За границей, в Америке, я видел, были такие уже моменты, когда во время выступления артиста мы видим четыре танцора, а в телевизионной версии мы видим 10 или 20 танцоров, которые сопровождают выступление любимой звезды. Это будут красивые голограммы, а в некоторых случаях, это будут заранее подснятые танцоры, которые, благодаря современным техникам, будут в эфире выглядеть, как живые, настоящие люди.

Александр Генерозов: Давайте о локации. Все-таки новое место – «Мегаспорт».

Арман Давлетяров: Новое место – это всегда новые впечатления, новые эмоции. И, понятно, что, как всегда, это волнительно, это интересно. Но, именно на новой площадке, это как в первый раз, потому что в «Олимпийском» было все понятно, все настолько знакомо. Здесь мы все, как говорится, своими ножками проходим в первый раз. Но, в то же время, здесь есть у нас уникальная возможность снимать очень красивую картинку. Все-таки мы не просто красивая церемония. Это еще и телевизионная версия, и нам хочется, чтобы миллионы наших зрителей увидели, действительно, то, что никогда здесь не показывали, – красивую церемонию. Не зря ведь нас называют за пределами России, что мы Russian Grammy!

Александр Генерозов: Как будет разделен зал? Традиции фан-зоны, танцевального партера, сидячих мест – все сохраняется?

Арман Давлетяров: Безусловно. У нас будет 360 градусов сцена. Будет и танцевальный партер, будет и звездный VIP. Даже есть VIP. Кстати, билеты еще VIP остались, так что, вы можете звонить...

Александр Генерозов: Шикануть!

Арман Давлетяров: Да, заходить на concert.ru, покупать и заказывать себе билеты, причем с доставкой на дом. И пропустить такое событие просто нельзя. Если вы находитесь в Москве, или у вас есть возможность в этот день приехать на нашу церемонию, я вам это рекомендую. Лучше один раз увидеть своими глазами. Премия МУЗ-ТВ – это самая ожидаемая, самая масштабная, и, самое главное, что самая любимая церемония, не только у наших звезд, но и у наших зрителей.

Александр Генерозов: Смотрите, коль мы коснулись мест и рассадки, давайте еще коснемся такого практического момента – когда правильно приходить? Потому что, это, действительно, такой момент, люди приходят в их любимый танцевальный партер. Если ты придешь слишком рано, ты будешь мучиться за дверями, если ты придешь слишком поздно – останешься где-то с краю.

Арман Давлетяров: Насколько я знаю, в этом году специально нашими партнерами, кто продает билеты concert.ru, была эта опция предусмотрена заранее. Люди, которые хотели прийти и занять места ближе к сцене, они покупали специальные билеты, которые дают им возможность зайти в зал раньше, чем другим. Такая опция была. Я не знаю, насколько сейчас в продаже остались такие билеты. Вообще, мы открываемся за два часа. Церемония начинается в семь. Соответственно, в пять часов будут открыты уже двери и дальше уже согласно купленным билетам.

Александр Генерозов: Самый сладкий момент для меня, как ведущего, конечно же, ведущий. И в этот раз вы удивили нас, потому что вместо двух пар у вас пятеро, и каких пятеро! Рассказывайте, почему пять, во-первых, может, это магическое число?

Арман Давлетяров: Изначально у нас была идея, которую мы реализовали. Мы всем, естественно, сказали о том, что у нас будут ведущие только мужчины, три богатыря. Это самый умный, самый красивый, самый смешной – Максим Галкин, Александр Ревва – Артур Пирожков, и, понятно, кто – Михаил Галустян. Причем, эта троица будет работать впервые в таком составе на нашей церемонии. Если для Максима Галкина это уже по счету, если не ошибаюсь, не знаю, какая-то, уже десятая, наверно, церемония, то для Галустяна и Александра Реввы это опыт первый. Но я даже не сомневаюсь в том, что эти ребята не просто справятся, а просто будут держать зал так, как они умеют это делать, – ярко, остроумно, и, самое главное, профессионально, чтобы у людей остались, действительно, приятные воспоминания о самой церемонии.

А то, что касается наших всем известных и любимых соведущих, это Ксения Собчак и Лера Кудрявцева, ну, куда же без них! Премия МУЗ-ТВ – это уже неотъемлемая часть жизни и у Леры, и у Ксении Собчак.

Александр Генерозов: Ведущие работают по сценарию, но часто приходится использовать экспромты, потому что все такие шоу такого размера невозможно подогнать под сценарий. Я думаю, вот эти моменты, когда они работают со своей искрометной фантазией, они потом входят в золотой фонд, или это как раз продержаться эту паузу?

Арман Давлетяров: Нет, знаете, конечно же, у нас есть великолепные сценаристы, которые заранее основную часть готовят. И, буквально последнее время, вот я ехал к вам на эфир, и в машине продолжал читать сценарий, который отправили ведущим, что-то поправляли. Понятно, что с учетом перечисленных имен, это лучшие ведущие в нашей стране. В этом году, конечно, очень много будет юмора на нашей церемонии.

Мы живем в непростое время, и хотелось, чтобы люди, которые придут к нам на церемонию Премии МУЗ-ТВ в «Мегаспорт», и те, кто будут смотреть ее по телевизору, могли просто получить удовольствие, послушать хорошую музыку и порадоваться за любимых артистов.

Александр Генерозов: Время для быстрых вопросов, а ответы в любом формате. Самый сложный день подготовки Премии лично для вас?

Арман Давлетяров: Наверно, это период репетиций, последние два дня, когда собираются уже все артисты, и мы репетируем и днем, и ночью, в зависимости от графика наших звезд, когда они могут приехать. И здесь возникают уже нюансы, когда что-то, может быть, не так, как мы планировали, и здесь мы на месте уже пытаемся что-то поменять. Но у нас времени достаточно, мы всегда успеваем сделать все к самой церемонии.

Александр Генерозов: Бывает ли такое, что событие такого масштаба, как Премия, проходит прямо без сучка, без задоринки, и становится страшно – к чему бы это?

Арман Давлетяров: Я не скажу, что у нас бесконечные проблемы, тьфу-тьфу-тьфу, и не буду загадывать. У нас всегда все идет согласно сценарию, почему? Потому что большая команда профессионалов, моих коллег, команды МУЗ-ТВ, режиссерско-постановочная группа, во главе в этом году с гениальнейшим режиссером – Олегом Боднарчуком, который с нами уже работал не раз. И в этом году то, что мы делаем, это, конечно же, войдет в золотой фонд Премии МУЗ-ТВ.

Александр Генерозов: Когда на вашем ноутбуке будет создана папка «Премия МУЗ-ТВ 2020», в каком месяце?

Арман Давлетяров: Так она будет создана в июне, я думаю, сразу же после церемонии, числа 10-11 июня. Как только мы заканчиваем одну церемонию, мы сразу же, во-первых, проводим большое совещание по горячим следам, что, какие были нюансы, что не так пошло, что понравилось, что не понравилось, реакция наших зрителей, реакция артистов. И для того, чтобы это куда-то не ушло, и мы это не забыли, мы это сразу все фиксируем, и в следующем плане на 2020 мы это уже для себя фиксируем.

Александр Генерозов: Машина времени, которую мы предлагаем всем гостям к использованию, сегодня у нас работает только по 16 предыдущим премиям, поэтому вы можете выбрать, куда бы вы хотели с радостью вернуться и оказаться на какой из премий, уже прошедших?

Арман Давлетяров: Знаете, здесь сложно, наверно, выбирать. Как дети, у вас могут быть любимые дети в семье? Вот у нас их 16, 7 июня, буквально через несколько дней, родится еще один наш малыш, 17-я музыкальная Премия. Мы любим все. Они все разные по характеру, разные внешне. Но каждый по-своему любим, дорог и, самое главное, каждый из них у нас долгожданен, не только нами, но и нашими зрителями.

Поэтому выделять ничего не буду. Конечно, были премии, которые особенные. Особенные, с точки зрения того, что мы выезжали в Казахстан, это было впервые в истории существования Премии, поездка в Астану. И для российской Премии, и для Казахстана, вот это, наверно, конечно, самое необычное, что было.

Александр Генерозов: О сцене. Вы упомянули, что она какая-то необычная, распадающаяся на много частей. Как это вообще может технически? То есть она, получается, будет не по центру зала, а везде?

Арман Давлетяров: Она будет и везде, и по центру, и у нас будет столько новых использовано технологий, наверняка наши слушатели пользовались фотографиями, когда вы просто стоите на белом фоне, фотографируетесь, а потом у вас получается такая 3D-фотография, где рядом с вами проплывают, не знаю, дельфины, акулы, еще что-то. Вот такие же сегодня есть технологии, которые мы можем использовать в телевизионной съемке. Вы будете сидеть у экранов телевизоров и видеть, что во время номеров одного из артистов будет что-то такое огромное пролетать, или будет какая-то...

Не буду раскрывать все тайны, но будет что-то такое, что вы будете сидеть и говорить: вау! Как это возможно?! А это возможно уже в настоящее время. И поэтому, я говорю каждый год, что эта церемония будет лучшая. За год появляются новые технологии, и Премия МУЗ-ТВ их использует.

Александр Генерозов: Специальные гости – это для меня тоже одна из самых интересных фишек, потому что, конечно же, звезд мы все хорошо знаем, но тех людей, таких, как специальный гость этой премии, мне кажется, это бомба. Я, конечно, говорю про человека, которого зовут Димаш, и это, действительно, удивительный человек. Как вам удалось в его графике найти хоть одно окошко? Я просто знаю, о чем говорю, у него расписано, по-моему, на пять лет уже все.

Арман Давлетяров: Это, действительно, было непросто. Здесь, наверно, сыграли все-таки еще наши какие-то личные взаимоотношения и знакомство с его папой. Мы разговоры о его участии вели очень давно, и нам, наконец-то, несколько месяцев назад удалось договориться. Действительно, он настолько сегодня востребован, ну, что говорить? Он несколько лет подряд в Китайской музыкальной премии, самой главной, завоевывает главную награду «Лучший исполнительно иностранный» в Китае. У него гастроли в Европе, в Америке, я уже не говорю про страны СНГ. И, конечно, появление на нашей церемонии, его выступление будет и украшением, и красивым подарком для его зрителей. Да и не только его зрителей, а, вообще, для всех тех, кто придет в «Мегаспорт».

Александр Генерозов: За каждого артиста, за каждый трек идет голосование. Давайте тоже коснемся такого момента, до какой поры люди могут повлиять на судьбу треков, на судьбу своих кумиров?

Арман Давлетяров: С 6 на 7 июня в 12 часов ночи закончится голосование экспертов, вернее, академиков, и зрительского голосования.

Александр Генерозов: То есть до тех пор ничего не потеряно и можно еще, ну, свою капельку?

Арман Давлетяров: Голосование идет полным ходом, фан-клубы просто друг с другом борются. Артисты регулярно выкладывают в социальные сети: «Голосуйте, я в такой-то номинации». Одним словом, сейчас идет самая такая основная борьба ожесточенная, потому что до Премии осталось буквально несколько дней, и я вижу промежуточные результаты, но они могут меняться, так что, дорогие друзья, у вас есть еще возможность проголосовать за вашего любимого артиста на сайте Премии МУЗ-ТВ.

Александр Генерозов: Смотрите, у вас очень интересно в этом году. Я посмотрел списки номинантов, и, конечно же, это не старая гвардия, но это платиновый состав. Это Светлана Лобода, это...

Арман Давлетяров: Филипп Киркоров, Дима Билан, это Полина Гагарина. Конечно же, группа A’Studio, Валерия, Егор Крид, Ани Лорак, ну, и, конечно же, в этом году у нас большое количество молодых специалистов, которые впервые выйдут на сцену.

Александр Генерозов: Вот-вот-вот, мне это очень интересно!

Арман Давлетяров: Мари Краймбрери, Андрей Звонкий, Zivert. Ну, Макс Барских, к какой категории его отнести?

Александр Генерозов: Ну, еще пока с молодежной лигой.

Арман Давлетяров: Да. MARUV у нас будет впервые, Rauf & Faik, RASA. Будет выступление, конечно же, Ольги Бузовой. Не знаю, в какую категорию, молодых, конечно же, исполнителей. Artik & Asti, и, конечно, Димаш Кудайбергенов и Ержан Максим.

Александр Генерозов: Мне с какой точки зрения интересно? Конечно же, неправильно делить их на два лагеря, но все-таки проглядывается, что есть такие молодые, которые только пробивают себе путь, и маститые. А когда они пересекаются вместе, искры не летят между ними?

Арман Давлетяров: Ой, вы знаете, летит все – и искры, и стулья, бывает, и микрофоны, в зависимости от того, что у нас происходит в данный момент. Особенно это связано, конечно же, с репетициями, когда один артист задерживает, а второй уже подъехал, и у него время, и они все начинают нервничать. Но у нас все прилично. Я понимаю, что артисты у нас – люди эмоциональные, ранимые, особенно это на следующий день после премии бывает, вот 8 числа, знаете, такое послевкусие. Но этого не миновать, я к этому уже привык. Главное, что будет, что страна узнает лучших в каждой номинации. А артистов, которые будут в этот день работать на сцене, я вам назвал. Приходите и обязательно посмотрите.

Александр Генерозов: Итак, строго спрошу: где брать билеты?

Арман Давлетяров: Билеты нужно брать на сайте concert.ru. Друзья, еще какое-то количество билетов осталось, буквально немного, но они есть. Я знаю, что точно есть фан-зона и...

Александр Генерозов: А какие вылетают быстрее всего?

Арман Давлетяров: Уходят все. Осталась фан-зона только потому, что нам разрешили добавить еще какое-то количество людей небольшое, и остались еще места в категории VIP. Так что у вас есть возможность красиво смотреть церемонию по билетам VIP или танцевать в фан-зоне.

Александр Генерозов: А вам никогда не хотелось снять документальный фильм о том, как проходит премия, чтобы всю эту невероятную работу немножко с другого ракурса показать?

Арман Давлетяров: А мы снимаем каждый год. После того, как проходит премия, у нас на канале МУЗ-ТВ выходит фильм о том, как мы готовили премию, что происходило за кулисами, как мы ее готовили. И это всегда пользуется большим спросом и интересом у наших зрителей.

Александр Генерозов: Арман, вы всегда, когда приходите к нам, излучаете счастье. И вы должны наверняка знать рецепт, как стать немножко хотя бы счастливее. Поделитесь им с нашими слушателями.

Арман Давлетяров: Когда ты работаешь в коллективе, который ты уважаешь и любишь, когда ты занимаешься любимым делом, когда у тебя на душе все хорошо, а все начинается с самого себя. Вот вы проснулись утром, и только от вас зависит, какой у вас сегодня будет день, хороший или плохой. Натянули улыбку, если вы не выспались, поцеловали дома супругу, подругу (в зависимости от того, где, с кем вы живете), маму, брата, сестру. Пошли в хорошем настроении на работу, и вы делитесь этой радостью со всеми теми, с кем вам приходится пересекаться в течение дня. А когда ты работаешь на молодежном канале, когда ты работаешь в индустрии развлечений, то, конечно же, эта сама атмосфера, эта энергетика, эти звезды, они тебя всегда заряжают на позитив.

Александр Генерозов: Арман, спасибо огромное. Вы так всегда классно рассказываете! Генеральный директор канала МУЗ-ТВ и директор Премии МУЗ-ТВ Арман Давлетяров за пять дней до 17-й Премии МУЗ-ТВ в «Мегаспорте» провел нам отличную экскурсию по предстоящему шоу. Нам осталось лишь прийти и насладиться, чего мы и сделаем. Арман, спасибо большое, всего доброго!

Арман Давлетяров: Спасибо вам, жду вас 7 июня в спорткомплексе «Мегаспорт» на 17-й ежегодной национальной музыкальной Премии МУЗ-ТВ!

Александр Генерозов: Александр Генерозов, Week & Star, пока!

Александр Генерозов: На Европе Плюс замечательная оперная певица, обладательница потрясающего сопрано, дама, но, знаете, не в буржуазном смысле, а в рыцарском, потому что она посвящена в дамы Ордена Святого Сильвестра, Светлана Касьян! Здравствуйте, Света, и привет всем-всем, кто с нами сейчас!

Светлана Касьян: Привет всем, дорогие слушатели Европы Плюс!

Александр Генерозов: В каких делах, между какими событиями на исходе мая мы вас поймали?

Светлана Касьян: О, у меня был очень горячий сезон. Огромное количество моих подписчиков и знакомых пишет, что, вот как здорово, когда можно вас услышать в России, в Италии? Видимо, у всех сложился какой-то стереотип, что я очень много времени провожу в Италии.

Александр Генерозов: Есть такое.

Светлана Касьян: Хотя, на самом деле, я посмотрела свой schedule этого сезона, то есть который плавно из Финляндии, из Савонлинны плавно перешел, то есть месяц был в Финляндии контракт, потом месяц в Японии, Токио. Это была моя первая поездка в Японию. После чего плавно перешло в всего лишь полтора месяца в Риме, в Италии. Потом было два месяца в Польше, на самой большой сцене мира. Месяц в Вильнюсе, и вот я вернулась в Москву, где тоже дебютировала в новой для себя роли Иоланты. Было много концертов в промежутках между спектаклями. И, если глянуть на сезон, то есть там Япония, там Польша, там Латвия, Литва и Финляндия. И только полтора месяца — Италия.

Александр Генерозов: Считается, что голос может заставить лопнуть винный бокал. Не знаю, насколько это правда, но то, что красивый женский голос способен разбить не одно мужское сердце, в этом я не сомневаюсь ни капли. Светлана Касьян, оперная дива и обладательница яркого сопрано, на Европе Плюс! Все-таки, давайте на секунду в разрушителей мифов преобразимся. Можно все-таки заставить — о-о-о! И бокал лопнет?

Светлана Касьян: Я могу.

Александр Генерозов: Да, ладно?! Правда?

Светлана Касьян: Да, и такое было уже в Казахстане.

Александр Генерозов: Это было специально или случайно?

Светлана Касьян: Один раз случайно, один специально. Причем я такое уже больше не практикую, потому что в Берлине был у меня концерт, и оркестранты там аппаратом замерили децибелы, и говорят, что чуть ли не самый мощнейший в мире у меня голос! (смеется).

Александр Генерозов: Ничего себе! А микрофон нужен когда-нибудь Светлане Касьян, кроме записи?

Светлана Касьян: Микрофон нужен, когда open air, знаете, на открытом воздухе звук улетает, конечно, естественно, тогда нужен. И я была в восторге от берлинского филармонического оркестра и филармонии, потому что у них так это все налажено. Обычно, очень сложно наладить микрофон для оперного певца. Это совершенно, мне кажется, отдельная работа, чтобы не было искажения звука, нежели в эстраде. И там прямо круто на open air вот эти концерты с филармоническим оркестром в Германии. Было здорово. Огромное количество, такие арены были, и, несмотря на то, что на одном из концертов лил просто дождь, как из ведра, никто не ушел. Все мгновенно, откуда-то у всех сразу зонты, дождевики…

Александр Генерозов: Ага, вот она практичность немецкая, да?

Светлана Касьян: Да, и все прямо такие фанаты оперы, это было приятно.

Александр Генерозов: Оперная певица должна сочетать в своем голосе громкость, силу, красивый тембр, что еще?

Светлана Касьян: Языки иностранные. Это так важно стало в наше время. Если ты хочешь быть первачом, если хочешь петь первые роли, первым кастом в первых театрах мира, с самыми лучшими дирижерами, режиссерами, то ты должен не просто выучить текст итальянский, не просто выучить язык. Ты должен сделать pronuncio, то есть произношение идеальное, чтобы акцента даже не было. Не просто знание языка. И я потратила, я пою в Италии уже восемь лет, первые четыре года итальянцы не хотели признавать. Они говорили, что «pronuncia russo, russo!» И только четыре года спустя, сказали: вот теперь не просто идеальный акцент, то есть даже сицилийский, как будто ты сицилийка, и по внешности, и акцентом, произношением.

Александр Генерозов: Какие еще экзотические языки, или не экзотические, нужны? Наверно, немецкий, вагнеровский?

Светлана Касьян: Немецкая грамматика… честно скажу, я его побаиваюсь, потому что он мне тяжело дается. Две страницы немецкого произведения у меня равны 500 страницам итальянского текста. То есть я за две недели могу выучить 500 страниц на память итальянского текста и две страницы немецкого. Тяжело дается мне, честно признаюсь, хотя грамматику изучаю, язык интересный, тоже красивый.

Александр Генерозов: Итак, 21 век в самом разгаре. Люди боятся роботов, люди боятся искусственного интеллекта. Интернет переехал уже куда-то в мобильные телефоны из компьютера. А что, как в опере дела обстоят? Плюс-минус, как 100 лет назад?

Светлана Касьян: Я только что хотела вам рассказать о том, что требований стало больше. Если раньше часто можно было увидеть статичного певца, который просто стоит и издает красивые звуки. Сейчас в опере и актер нужен, и текст уже нужен. Я говорю про первые театры, про самые лучшие сцены мира, где от тебя требуют и произношение, и дикцию, и текст, и внешность, и подкаченное тело для того, чтобы режиссер мог развернуться и в костюмах, и в постановке. То есть ты должен и языками владеть, быть молодым, красивым, подкаченным, с огромным количеством партий… Маниакальным трудоголиком. Это, иногда не представляешь, как можно совмещать, потому что работа занимает огромное количество времени. Каждая постановка очень часто, я особенно пою главные роли, и репетиции у нас заканчиваются, порой, в 10–11 ночи. Ты приходишь, когда качаться? Когда выглядеть? Когда ухаживать? При этом ты должен постоянно работать, коучинг, поднимать квалификацию. Говорю, это и языки иностранные, произношение, работа с иностранными коучами. Это французская опера — французский язык, французские коучи. Немецкая — немецкие, итальянская и так далее. То есть работа — труд колоссальный.

Александр Генерозов: А почему и сейчас опера актуальна? Это своего рода портал в другую эпоху, где никуда не надо спешить, где можно четыре часа потратить на представление? Нет? Или почему-то по другому?

Светлана Касьян: Я с радостью замечаю в театрах по всему миру более молодое поколение. Вообще, элитарный, конечно, вид искусства. Раньше мы видели только постарше поколение, ценителей классической музыки. Сейчас мне уже очень приятно видеть такое количество молодежи в разных странах мира, они приходят сейчас на классические концерты.

Александр Генерозов: Может, они, как в музей идут, для галочки и селфи?

Светлана Касьян: Сначала, возможно, как в музей, но потом, я рада, что они во все это входят. Я получаю огромное количество писем в соцсетях, и с радостью на них отвечаю по возможности, когда у меня есть время. Потому что опера, я говорю, она развивается, на самом деле.

Александр Генерозов: Вот, это важно! А если послушать запись 70-летней давности, когда это все уже писалось на пластинки, это две разные оперы будут? Например, ту же самую «Травиату» возьмем?

Светлана Касьян: Да. Абсолютно верно. Ну, как, 70 лет назад? Мне кажется, революция началась с Марии Каллас, которая вышла уже такая стройная, красивая певица, актриса уже с действием. Которая даже за трехминутную арию, четырехминутную, умудрялась прожить целую жизнь и вызвать бурю эмоций.

Александр Генерозов: То есть это она немножко нарушила этот академизм?

Светлана Касьян: Да, и дальше уже такие потрясающие певицы, как Анна Нетребко. Это и красота, и актерское мастерство, то есть такой комплекс. И пошли, соответственно, к новым певцам большие требования со стороны директоров, дирижеров и режиссеров.

Александр Генерозов: Верди и Пуччини с одной стороны, Drake, Рианна, да та же самая Lady Gaga с другой. Кто разделяет музыку? И разделяет ее? Можно ли в одном плейлисте собрать всех разных музыкантов, спросим у нашей гостьи, оперной певицы Светланы Касьян! Итак, смотрите, Hip-hop, Urban, House, и это как разные все равно полюса, вместе с оперной музыкой. Можно это соединить? Я не представляю, как это вместе сейчас.

Светлана Касьян: Все можно, на самом деле. Есть огромное количество и креативных идей, и если это сделать талантливо и красиво, сразу вспомнила Фредди Меркьюри и Монсеррат Кабалье, этот шедевральный номер…

Александр Генерозов: Ну, это уникальный случай, не повторил никто такого.

Светлана Касьян: Да, который никто не смог повторить, два гения, два, на самом деле, два настоящих гения подтвердили, что все возможно. Что даже такое совмещение таких двух жанров, два великих голоса.

Александр Генерозов: А мне немножко даже с другой стороны. Слушаю я Drake: «God’s Plan, God’s Plan», потом раз, и после этого ария из оперы. Так не получится ведь, да? Я имею в виду, в наушниках.

Светлана Касьян: А у меня получается (смеется). Да!

Александр Генерозов: И ничего?

Светлана Касьян: Нормально.

Александр Генерозов: А что еще в этом миксе может быть?

Светлана Касьян: Ой, если вы заглянете в мой телефон, у вас будет шок просто.

Александр Генерозов: Ну, ладно, русская музыка?

Светлана Касьян: Итальянская классика…

Александр Генерозов: Вот Света, кстати, интересуется, что из популярной музыки слушаете?

Светлана Касьян: Из популярной музыки? Я, конечно, люблю очень итальянскую эстраду, обожаю просто, закачана вся эстрада в итальянском плейлисте. Обожаю, конечно, Паваротти, Каллас, они у меня в ушах, этих их голоса феноменальные. И учу, конечно, много музыки. Мне часто нужно пополнять свой багаж, свой репертуар, постоянно, я бы даже сказала. И поэтому, соответственно, тоже закачиваю музыку с талантливыми дирижерами, чтобы слушать, как это звучит в оркестре, когда надо.

Александр Генерозов: Хорошо. А вернемся, Гага перед этим звучала. Это талантливый вокал?

Светлана Касьян: Очень! Я её обожаю. Она такая креативная, харизматичная и даже, я бы сказала, крутая.

Александр Генерозов: Быстрый вопрос, ответ в любом формате. Итак, театральные актеры отправляют свой посыл на 14 ряд, как они мне сами рассказывали, а куда оперные артисты поют? Куда они смотрят, к кому обращаются?

Светлана Касьян: Тоже, в зависимости от того, какой зал. Если это зал на 8 800 человек, то такой должен быть посыл. На самом деле, в зависимости, какой зал. Если это маленький камерный зал, то, конечно…

Александр Генерозов: Перед собой прямо?

Светлана Касьян: Гораздо проще, да, публика рядом, все близко, и достаточно даже небольшого количества посыла, это уже прочувствуется публикой. А если вот такие огромные залы, и был концерт у меня и на 5 500 человек в Греции, вот эта одна из масштабных сцен «Одеон», и на самой большой оперной сцене в Польше сейчас пела. Тут мне очень важно именно энергетику свою, всю энергетику, концентрацию, все собрать. И мне важно одиночество, уединение. И мои родные, моя семья знают, что перед такими самими масштабными мероприятиями, я говорю, на 10 тысяч, на 5 тысяч человек, или самая масштабная сцена мира в Польше. Естественно, я везде там пою главные титульные роли — Тоска, на которой все держится. Роль Тоски в «Тоске», Травиату в «Травиате», Баттерфляй. И я на сутки, даже если семья рядом, беру отель, чтобы быть одна, чтобы сконцентрироваться…

Александр Генерозов: Ничего себе!

Светлана Касьян: Чтобы собрать энергетику. Это очень тяжело. Это колоссальный труд, на самом деле, чтобы твоей энергетики хватило, чтобы весь зал жил с тобой, у меня вот так, перед такими, самыми-самыми масштабными постановками. Поделилась секретом.

Александр Генерозов: Забыть свою роль. Вот просто вылетела и все? Или кусок ее какой-то, это, вообще, может в принципе случиться?

Светлана Касьян: Когда я была молодая… (смеется)

Александр Генерозов: Да ладно, не скромничайте!

Светлана Касьян: В юности, в самом начале моей карьеры, у меня пару раз бывало такое, что я забывала реплики. Но, опять-таки, это опыт, это то, что нас учит, это то, что учит тебя готовиться. Значит, надо больше готовиться и с коучами, и с пианистами, серьезнее подходить к подготовке роли, чтобы такое не повторилось. Я знаю певцов, которые просто из спектакля в спектакль врут, сочиняют такой текст, и глазом не моргнут. И им даже не стыдно, и никакие приступы самоедства и самокритики на них не нападают. Но у меня, я очень такая требовательная к себе. И, в первую очередь, я сама себе такой большой критик. И когда это бывало, у меня было даже один раз в Большом театре, одна фраза у меня вылетела. Я не могла себе лет пять этого простить, хотя никто этого не заметил даже, но…

Александр Генерозов: Самый строгий критик всегда у нас внутри.

Светлана Касьян: Да.

Александр Генерозов: Итак, я решил: пора в оперу. Как бы вы готовили меня к посещению? Выбор спектакля, с чего начинаем? Смотрим афиши, афиши, афиши, итальянцев?

Светлана Касьян: Вообще, я бы стала вводить человека в мир оперы через интермеццо к «Манон Леско» или интермеццо к Suor Angelica, это такие шедевральные короткие фрагменты с хорошим звуком, поставила бы через хорошие колонки. Конечно же, живьем это иначе звучит, это мурашки по коже.

Александр Генерозов: Как бы вы там Hi-End акустику не подбирали, все равно живьем по-другому будет, да?

Светлана Касьян: Да, да. И голос также, и тоже тембр на записи очень обкрадывается. В общем, с таких фрагментов. Или, если это в России, русские слушатели, это обязательно такие оперы, как «Алеко» Рахманинова, час шедевральной музыки. То есть ты уйдешь даже голодный, и не успеешь уснуть, а войдешь уже в мир классической музыки.

Александр Генерозов: Хорошо. Выбрали на что идти. Надо посмотреть все обилие билетов и мест. Какое место надо выбрать?

Светлана Касьян: А это, кстати, очень важный вопрос. Есть такие театры, в которых, кстати, партер, там, первое, второе, третье метро криминально в плане звучания. Ты можешь ничего не услышать.

Александр Генерозов: Бокалы бьются?

Светлана Касьян: Наоборот, звук весь летит мимо. Это, смотря какой театр, смотря где, опять-таки, надо знать.

Александр Генерозов: Вот это у меня, конечно, разрыв шаблона, потому что то, что партер может быть не самым лучшим местом?..

Светлана Касьян: Да, иногда самый лучший звук — это галерки. Смотря в каком театре, смотря в каком концертном зале, я говорю, смотря где.

Александр Генерозов: Поближе к президентской или императорской ложе, да? Королевской…

Светлана Касьян: Да.

Александр Генерозов: Слушать заранее оперу, на которую пойдешь, стоит, или все-таки не нужно?

Светлана Касьян: Я думаю, единственное, что стоит сделать, это прочитать либретто. Оно, как правило, умещается на одной страничке, ну, на двух страничках. Сейчас даже на сайте Belcanto, на любом сайте, ты вбил в интернете, и тебе уже все выдаст мгновенно. Ты можешь глянуть, и все, уже будешь ознакомлен с либретто, с сюжетом, и спокойно выслушаешь всю оперу.

Александр Генерозов: И, конечно же, как одеться, когда идешь в оперу? Мне кажется, все-таки в джинсах и рваной футболочке, как-то все-таки будет некомфортно.

Светлана Касьян: Конечно, это классическая музыка, это классический дресс-код, это вечернее платье, либо коктейльное. Представители мужского пола — это пиджак, галстук, костюм, да. Ну, достаточно так…

Александр Генерозов: Классически.

Открываем Instagram Светланы Касьян, а там… Европа Плюс! Вы пойдете на интервью на радио? Да ладно! А что вы там ждете?

Светлана Касьян: Я люблю радио. Кстати, хороший вопрос, потому что телевизор я не смотрю уже лет восемь, а радио я слушаю. И Европа Плюс — одна из самых-самых любимых.

Александр Генерозов: Отлично. Листаем дальше. Вы в центре Москвы около памятника Петру после концерта. Что это было, вообще, такое?

Светлана Касьян: Это был очень красивый концерт, организовали мне.

Александр Генерозов: Это был open air тот самый?

Светлана Касьян: Нет, это не open air был, но он оказался такой красивый, и сегодня только общались с организаторами на тему того, чтобы организовать еще что-то такое тоже интересное. На самом деле, прислали мне ночью видео и фотографии. Это получилось очень красиво, прямо картинка. Кстати, невероятно красивая.

Александр Генерозов: Но не оперный концерт, да?

Светлана Касьян: Нет, и оперный, и немножко смешалось с crossover, потому что, как приехали подарком ребята-тенора, знаете, наверно, это знаменитая такая группа ребят наших, солисты Большого театра тоже, которые поют очень красивые песни, и crossover, и среди них даже такие, как «Подмосковные вечера», песни, и crossover, и полуэстрадные. То есть там была пара еще таких номеров.

Александр Генерозов: Листаем дальше. 15 апреля вы осматриваете гримерку в театре, как мне кажется, в Польше. А где самой удобной оказалась гримерка, вообще, за всю историю? Ведь это очень такой важный момент.

Светлана Касьян: Вот я как раз сняла, мне в Польше очень понравилось. Там буквально у меня двухкомнатная квартира была. Естественно, когда ты поешь такие большие титульные роли, тебе дают самые лучшие гримерки. И сейчас я пела на фестивале Хворостовского…

Александр Генерозов: А у вас есть райдер? Давайте с такой точки зрения. Вы можете сказать, что не меньше, чем вот это мне? Или так не сделаешь?

Светлана Касьян: Нет, у меня есть свои требования, конечно. Они есть. Уже в некоторых театрах знают, что я обожаю яблоки. Я приезжаю в какие-то гримерки, там такая корзина яблок.

Александр Генерозов: Так, Света, листаем дальше. 20 марта, «Мадам Баттерфляй», и Света в таком прекрасном образе блонд. А вы никогда не пробовали так радикально себя покрасить? Свою голову?

Светлана Касьян: Мне кажется, я такая жгучая, самая натуральная брюнетка, что даже в голове мыслей таких не было. Я и нутром своим, я — брюнетка-брюнетка горячая такая, смуглянка сама. И цвет коже.

Александр Генерозов: И даже в школе не пробовали?

Светлана Касьян: Нет, в переходном возрасте у меня была мечта, что я когда-нибудь вырасту, выбелю себе кожу, как Майкл Джексон, но, если живьем, гляньте, это мой натуральный цвет кожи вот такой. Не знаю, на видео он смотрится белее, как бы осветляется.

Александр Генерозов: 26 января, фото, где ваша восточная красота в зимней куртке. Вы привыкли к холодам местным нашим?

Светлана Касьян: Нет! Я родилась в субтропиках, на Чёрном море.

Александр Генерозов: В Батуми?

Светлана Касьян: Да, я изначально, там, где не было снега. И впервые увидела снег только в девять-десять лет, поэтому мне никогда не привыкнуть к холодам.

Александр Генерозов: Cтолько людей просят вас хотя бы одну оперную нотку, ну, хотя бы что-то! Не могу не прислушаться к ним — спойте что-нибудь нам?

Светлана Касьян: (смеется) Боже, мне кажется, голос у меня уснул. У меня есть такая песня, которую я часто пою на бис, и очень нравится она всем по всему миру. Она на немецком. Она так легко звучит, и там, конечно, верхняя нота, которую я сейчас брать не буду, но она такая — (поет)

Александр Генерозов: Ура! Мы это сделали!

Светлана Касьян: Любовь. Она переводится как любовь, то есть именно ода любви.

Александр Генерозов: В театре и кино роль режиссера огромна. В опере все по-другому, или тоже от режиссера, скажем, немало зависит?

Светлана Касьян: Вы знаете, раньше было так. Это даже Сканини великий говорил: Prima la musica e poi le parole. Сначала музыка, потом слово, и, соответственно, вся режиссура. А сейчас у нас меняется время, сейчас уже очень часто режиссер занимает, очень часто, первое место, и, соответственно, хотя, они как бы должны быть на равных — дирижер и режиссер, музыка и режиссура. Но, в основном, я уже говорила, ты должен и выглядеть хорошо, и звучать прекрасно. И режиссеры, да, режиссеры.

Александр Генерозов: Почти вся поп-музыка построена на мелизматическом пении. Это довольно сложная вокальная структура для обычного человека. А для оперной певицы повторить Рианну, например, я не буду пытаться.

Светлана Касьян: Нет, оперная певица может все, потому что это абсолютное владение своим голосом. Другое дело, что у эстрадных некоторых певцов, таких, как Рианна, во-первых, специфическое строение голосового аппарата, это совершенно другая природа. И под нее немного надо поднастроиться, но…

Александр Генерозов: Но в принципе, перейти можно?

Светлана Касьян: Конечно, потому что это такое владение голосом, я говорю про профессиональных певцов, что ты можешь все.

Александр Генерозов: Давайте бегом по вопросам, а их накидали много. И вот Лена интересуется, какие цветы нельзя дарить? Я думаю, да, розы с шипами плохо, а какие-нибудь лилии ароматные, тоже, наверно?

Светлана Касьян: Все можно дарить абсолютно.

Александр Генерозов: Дима спрашивает: любимый мужской тембр голоса? Я так понимаю, что не тембр, а…

Светлана Касьян: Баритон, такой крепкий бас-баритон. Иногда бывают очень красивые теноры. Да любой голос. Нет, на самом деле, если это красивый голос, и он вызывает потрясающий отклик.

Александр Генерозов: Айдар спрашивает: свободны ли оперные певцы от того, что кажется свой голос ужасным, когда слушаешь себя в записи?

Светлана Касьян: Раньше казалось, а сейчас уже, после общения с профессиональным классическим оператором, который объяснил, что богатые огромные голоса криминально ложатся на запись, их искажает эта колбаска звукозаписывающая. Что надо на профессиональной студии, такой, как Deutsche Grammophon, с определенным расстоянием от микрофона записывать, там, верхнюю ноту fortissimo, piano на другом расстоянии, соответственно, оркестр этот баланс выравнивает. Только тогда будет полноценное звучание богатого и крупного огромного голоса. Когда я узнала все эти нюансы, я уже перестала так истерить во время прослушивания своих собственных записей.

Александр Генерозов: Света спрашивает: как с караоке? Я тоже думаю, караоке равно «facepalm»?

Светлана Касьян: Нет, просто вы меня никогда там не застанете.

Александр Генерозов: Вы счастливы? И если вы счастливы, дайте рецепт, как найти счастье?

Светлана Касьян: Да, я счастлива, но я очень творческая натура, и у меня иногда перепады. В целом, я счастливый человек, но бывают периоды опустошения, и да, я могу впадать в какую-то такую депрессию на ночь. Но потом просыпаюсь, все очень круто. Главное — восстановить свои силы. И я знаю секреты восстановления. Это природа, это дети, которые делятся с тобой этой своей энергией детской, это любовь, это любимый мужчина, и, ну, природа, конечно. Сила природа колоссальная.

Александр Генерозов: Сколько рецептов! Слушайте, час пролетел незаметно, поэтому я беру обещание, что вы придете к нам еще.

Светлана Касьян: С огромным удовольствием.

Александр Генерозов: Светлана, большое спасибо за такой интересный разговор. Друзья, Светлана Касьян, звезда оперной сцены, дама Ордена Святого Сильвестра, и девушка с горящим сердцем была у нас в гостях.

Александр Генерозов, Week & Star, пока!

Светлана Касьян: Спасибо большое всем слушателям Европы Плюс!

Александр Генерозов: На Европе Плюс проректор  Российского национального исследовательского медицинского университета имени Пирогова, или как нам всем привычнее называть, «второго медицинского»,  Директор Федерального центра поддержки добровольчества и наставничества в сфере охраны здоровья, Георгий Надарейшвили! Здравствуйте, Георгий, и привет всем-всем, кто с нами сейчас!

Георгий Надарейшвили: Привет всем, здравствуйте.

Александр Генерозов: Май, вузы готовятся к ежегодному обновлению состава студентов. Что сейчас в фокусе проректора? В первую очередь, достойно выпустить тех, кто уже заканчивает вузы, или вы уже нацелены на то, кого взять новых, как обновить?

Георгий Надарейшвили: В университетской жизни, высшем образовании сейчас горячая пора, все это знают. Это и у преподавателей, и у студентов, это и выпускные экзамены, и просто экзамены, которые тоже очень тяжелые. И, конечно, у всех остальных, кто организует и сам процесс выпуска, и выпускной главный вечер, который, собственно, является для многих студентов такой последней ключевой точкой.

И с другой стороны, это одновременно, прямо чуть ли не день в день, начало приемной кампании, когда школьники, 11-классники, сдают экзамены, для них тоже горячая пора, и после этого приходят уже в вузы подавать свои документы. И это, конечно, очень волнительный для всех момент, и волнительный, я думаю, как для самих выпускников, так и для их родителей, во всех смыслах.

Все вузы к этому готовятся, проводят дни открытых дверей. Мы еще дни открытых дверей будем проводить. Мы уже провели пять их. Все, кто хотел, могли прийти, но те, кто, соответственно, еще не пришел, будут иметь такую возможность в будущем. И надо сказать, что могут, кроме того, посмотреть. У нас на YouTube есть канал у второго меда. Там прямая трансляция велась, и все записи с презентациями.

Александр Генерозов: Ого! Вы современные, у вас канал на YouTube.

Георгий Надарейшвили: Мы стараемся, все для наших учеников, все для наших студентов, выпускников и абитуриентов. И поэтому там можно послушать не только, как все деканы рассказывают о факультетах, ректор сам рассказывает о вузе. Можно еще послушать, как поступать. И там очень подробная есть инструкция. Наш ответственный секретарь приемной комиссии подробно пошагово рассказывает, какие документы нужны, какие даты, как это делать, как лучше. Это все есть.

Александр Генерозов: А куда шпаргалки прятать, не говорят?

Георгий Надарейшвили: Нет, ну, шпаргалки, на самом деле, у нас прятать уже бесполезно, потому что у нас сейчас основное поступление по ЕГЭ. Ребята к этому готовятся долго, поэтому, чаще всего, сдают экзамены хорошо. У нас сейчас самый высокий проходной балл из всех медицинских вузов, поэтому к нам приходят, вообще, те, кто ничего, по-моему, не боятся, никому шпаргалки не нужны – ночью разбудишь, все расскажут про химию, биологию.

Александр Генерозов: Если ты никак не выберешь между маркетингом и менеджментом, ты в тупике. Правильный вопрос для выбора – телемедицина или исследование генотипа человека. Проректор Российского национального исследовательского медицинского университета имени Пирогова, университета, который выпускает самых разных специалистов по медицине, Георгий Надарейшвили на Европе Плюс. Георгий, а когда надо, на самом деле, выбирать? В пятом классе, в девятом классе? Это просто такие рубежные классы, в 11-м? Когда надо понять, что я хочу стать медиком?

Георгий Надарейшвили: С одной стороны, важно понять, что чем раньше, тем лучше, потому что, чем раньше эта мечта у вас определилась, чем раньше человек понял, что он хочет, тем больше у него возможностей, с одной стороны, учиться получше, подготовиться к поступлению. А с другой стороны, здесь, главное, понять вообще. Главное, до того, как ты пришел в медицинский университет, быть уверенным, что ты хочешь этим заниматься. Потому что, к сожалению, даже сейчас, с огромным количеством разных вариантов подготовки, ознакомления с медициной, которое мы проводим, все равно находятся всегда один, два, три человека на курсе из полутора-двух тысяч человек, которые потом уходят и говорят, что: «Я не готов быть врачом».

Даже несмотря на то, до этого они проходят огромную длительную подготовку. То есть фактически сейчас мы очень активно, у нас очень много медицинских классов в Москве, которые ведут подготовку, более 80 школ-партнеров, и эти ребята, они учатся 10-11 класс, они часто бывают у нас. Они интересуются медициной. И все равно, даже с такой подготовкой все равно есть опасность, что кто-то скажет «нет». Мы для того, чтобы этого не было, сейчас летом проводим интересный очень формат, нигде больше такого нет – школу юного хирурга.

Александр Генерозов: Звучит, честно сказать, жутковато.

Георгий Надарейшвили: Да, так и должно быть. Так должно быть почему? Потому что ребята там могут попробовать очень много чего. Они могут попробовать и какие-то молекулярные диагностики. Могут попробовать посмотреть на хирургию, на оперативную хирургию. Посмотреть на работу разных врачей, и получить лекцию от разных врачей, и определиться – интересно им это или нет. Не боятся ли они.

Александр Генерозов: А как так посмотреть на хирургию? Их могут даже в оперблок пустить поглядеть?

Георгий Надарейшвили: В оперблок, это все-таки проходят у нас в университете. Студентов еще можно пускать в больницу, они обязательно ходят к постели больного. Но школьники все-таки в другом чуть формате. Они могут, во-первых, смотреть в записи какие-то. Во-вторых, они могут пообщаться с хирургами и на специальных тренажерах попробовать. Кроме того, есть достаточно большое количество тренировочных животных, когда на животных проводят какие-то операции. Так учатся врачи взрослые уже.

Александр Генерозов: К сожалению, другого не дано, да.

Георгий Надарейшвили: Слава Богу, что есть такая возможность. Поэтому мы создаем для школьников разного возраста возможность попробовать это, посмотреть. Потому что кто-то даже после этих летних школ говорит: «Я безумно хочу быть врачом, я готов». А кто-то говорит наоборот: «Для меня это тяжеловато, я хочу работать с людьми, хочу быть психологом, хочу быть исследователем». У нас же есть факультет, очень старый. Он первый такой в России, один из первых в мире, где готовят врачей-фундаменталистов.

 

 Александр Генерозов: Вы работаете в вузе с таким прекрасным именем, с более чем 100-летними историями. А что самое крутое, если так выразиться, во втором меде? Почему именно он? Давайте сагитируем!

Георгий Надарейшвили: Могу сказать коротко: он самый классный! А если говорить подробнее, чтобы никого не обижать, то, конечно, много есть очень сильных сторон, но, начиная от большой очень истории, больших традиций, и это очень важно, потому что учат-то люди, которые имеют огромную школу. И среди наших выпускников есть огромное количество выдающихся людей, которые сначала оканчивали наш университет, потом там работали. У нас сейчас и директора многих институтов исследовательских – наши выпускники. И многие выдающиеся организаторы здравоохранения. Вот министр Москвы – наш выпускник. Министр России – наш выпускник.

Александр Генерозов: Хорошая копилочка.

Георгий Надарейшвили: Да. Но, более того, это все люди, которые у нас преподавали. Например, Алексей Иванович Хрипун, министр здравоохранения Москвы, он заведовал кафедрой хирургии. Сейчас он заведует кафедрой хирургии, читает лекции до сих пор, и замечательный выдающийся хирург тоже.

Александр Генерозов: То есть он не стал чистым функционером, и оставил за собой эту...

Георгий Надарейшвили: Конечно, да. И ему очень нравится заниматься и со студентами, и непосредственно в медицинской сфере. Но, кроме того, могу даже привести, Марк Аркадьевич Курцер, например, тоже все знают, акушер-гинеколог знаменитый, выдающийся, тоже наш выпускник, заведует у нас сейчас кафедрой. И, вообще, в нашей истории было очень много выдающихся ученых, врачей, педагогов, которые создавали фактически свои школы.

Более того, у нас всегда был такой новаторский вуз. Мы первые открыли МБФ – медико-биологический факультет, мы первые сделали огромный научно-исследовательский институт, лабораторный комплекс при университете. Тогда это было еще во всем мире не так модно, как сейчас. Сейчас это модно, в какой-то момент стало распространено, но тогда, еще в 50-е года, этого ни у кого не было. Мы первые в мире открыли факультет педиатрический. И поэтому огромное количество педиатрических школ, по большому счету, все педиатрические школы, они, так или иначе, связаны с нашим вузом.

Первые все специалисты в детской неврологии, в детской хирургии, это люди, которые у нас учились, преподавали, заведовали нашей кафедрой. Их ученики сейчас тоже заведуют кафедрами.

Александр Генерозов: Смотрите, доводы  «за» и доводы «против» того, чтобы идти в профессию врача. И то, что учиться долго, а платят мало. Такой вопрос, он в принципе, болезненный для вас, или человек, который идет туда, для него это не так важно?

Георгий Надарейшвили: Во-первых, хорошим врачом, на самом деле, может быть только человек, который твердо с собой согласен в этом выборе. То есть это не та работа, на которой можно работать, условно, с девяти до шести, а потом, все, я не врач, я куда-то ушел. Это та работа, которая определяет твою судьбу, твою жизнь, и поэтому тебе никуда от этого не деться. Если ты согласен с собой, ты приходишь, и тебе достаточно комфортно, хорошо. Это первый момент.

Второй момент, долго учиться. Да, у нас, правда, учиться долго. То есть это шесть лет до получения диплома, но чтобы стать узким специалистом, допустим хирургом...

Александр Генерозов: В общем, учиться, учиться и учиться.

Георгий Надарейшвили: Да. Даже, чтобы получить диплом, который тебе это позволяет делать, это минимум два года еще, минимум два года ординатуры.

Александр Генерозов: Пятьдесят лет назад слова человека: «Я к врачам не хожу», указывали на здоровье человека, а сейчас, скорее, уже на его глупость. Что это, мы стали больше болеть или стали немножко умнее, узнаем у Георгия Надарейшвили. Итак, что, скорее, верно? Мы стали умнее или?..

Георгий Надарейшвили: Вообще, обязательно нужно ходить к врачам, и обязательно нужно проходить диспансеризацию, поэтому, конечно, мы стали, я бы сказал, просвещеннее все вместе.

Александр Генерозов: А читаешь новости – кошмар, всякие антибиотики везде, и они не действуют, Candida auris, и этот неравный бой с микроорганизмами когда-нибудь выиграем?

Георгий Надарейшвили: О, это очень интересная тема, можно о ней очень долго говорить. Но если в двух словах, то, конечно, здесь массивное такое распространение и использование антибиотиков приводит к росту антибиотиковой резистентности, а это что значит? Что появляются штаммы бактерий, которые...

Александр Генерозов: Просто выжили.

Георгий Надарейшвили: Да, они выжили, размножились, и теперь их сложно убить антибиотиками. Поэтому есть некие риски. Но с этим весь мир борется. Один из главных вопросов, которые ВОЗ ставит перед всемирным здравоохранением, поэтому, конечно, есть, да, такой вопрос. Все вместе будем бороться.

Александр Генерозов: И все-таки, самая большая опасность будущего, с точки зрения болезней. На ваш взгляд, это все-таки какие-то микроорганизмы или аутоиммунные наши заболевания?

Георгий Надарейшвили: О, здесь есть огромный тоже пласт вопросов. Если говорить коротко, то, конечно, не стоит, наверно, пытаться предвосхитить что-то, потому что мы никогда не узнаем, что появляется новое. Но надо бороться эффективно с тем, что есть. Мы сейчас очень эффективно, слава Богу, развиваем наше здравоохранение. Это могу сказать совершенно точно, потому что министерство доводит до всех университетов данные, которые есть. Мы сейчас по перинатальной смертности, детской смертности, одни из лучших в мире. То есть мы сделали огромный рывок.

Александр Генерозов: Быстрый вопрос – ответ в любом формате. Итак, какой год в обучении самый психологически сложный для студентов?

Георгий Надарейшвили: Первый.

Александр Генерозов: Все-таки первый.

Георгий Надарейшвили: Да.

Александр Генерозов: Брезгливость и медик. Остается она у врачей, и когда она отсыхает?

Георгий Надарейшвили: Брезгливость моральная остается, а физическая, конечно, нет, потому что это люди, которые такие же, как ты, поэтому все, что с ними может быть, может быть с любым, и твоя задача ему помочь.

Александр Генерозов: Самая трудная вузовская дисциплина студента Надарейшвили? Что тяжело давалось?

Георгий Надарейшвили: О, это надо вспомнить сейчас. Я помню, было тяжело, патанатомия у меня была сложная, патанатомия, больше всего приходилось там учить.

Александр Генерозов: Как невролог, C2H5OH, то бишь спирт, все-таки яд в любых количествах, или есть некоторые безопасные?

Георгий Надарейшвили: Да, безусловно, в любых количествах, да.

Александр Генерозов: Гомеопатия – дорогой обман?

Георгий Надарейшвили: Гомеопатия, это вопрос очень противоречивый, и я, как ученый, должен сказать, что, конечно, нет ни одного научного доказательства ее работы. Как человек, который видел много людей, которые утверждают, что им помогла гомеопатия, я не могу точно сказать, эффект это плацебо, или какие-то экстрасенсорные, не известные до сих пор науке явления.

 

Александр Генерозов: Пирогов, если бы он попал в настоящее, был бы все равно недосягаемым по уровню хирургического мастерства, или в нынешних временах есть и покруче, как вы думаете?

Георгий Надарейшвили: Безусловно, есть очень много выдающихся сейчас хирургов, которые делают вещи фантастические, которые являлись фактически магией и волшебством, наверно, даже еще 100 лет назад. Но Николай Иванович Пирогов все равно был бы выдающимся и ученым, и человеком, потому что это, прежде всего, очень острый ум, очень твердые принципы, и очень сильный характер, полная направленность на моральный императив, на помощь людям.

Александр Генерозов: Поступать, не зная, кем именно ты хочешь стать по специализации медицинской, это нормальная ситуация, или все-таки надо бы понимать?

Георгий Надарейшвили: Это распространенная ситуация. Я еще раз скажу, что, конечно,  хорошо, когда ты знаешь совсем точно, кем ты хочешь быть, но очень сложно, не соприкасаясь с каким-то направлением, все-таки это понимать и знать, о чем оно. Поэтому, если ты просто знаешь, что хочешь помогать людям, что тебе это близко, больницы, общение с пациентами, ответственность на себя брать за них, то в принципе, дальше ты можешь определиться. Многие определяются уже в середине обучения.

Александр Генерозов: Мы всем гостям предлагаем совершить путешествие во времени воображаемое. Но, прежде чем мы это сделаем, я спрошу: а кто из путешественников во времени, это было бы опаснее для путешественника во времени подцепить болезнь из прошлого, или он бы, наоборот, притащил туда опасную заразу из будущего, то бишь из нашего настоящего, как вы думаете?

Георгий Надарейшвили: Опаснее было бы, если бы притащил из будущего, потому что там были бы, скорее всего, какие-то бактерии, которые имеют резистентность, то, о чем мы говорили. А из прошлого, ну, что, они уже известны.

Александр Генерозов: Итак, ваша машина времени, и куда бы вы слетали просто поглядеть?

Георгий Надарейшвили: Ради интереса?

Александр Генерозов: Да.

Георгий Надарейшвили: Я бы с удовольствием оказался, наверно, в начале 20 века. Посмотрел бы на то, как наша история складывалась, вот этот момент, когда очень много научных школ, собственно, и российских научных школ сформировалось, жило огромное количество выдающихся ученых, врачей, по учебникам которых мы до сих пор учимся, или по учебникам их, соответственно, учеников. И, кроме того, многие люди тогда жили, именем которых сейчас называются болезни, симптомы. Очень интересно, конечно, было бы посмотреть, познакомиться.

Александр Генерозов: Слетали вы в начало 20 века, как там, все нормально?

Георгий Надарейшвили: Да, очень интересно, самое то.

Александр Генерозов: Красотища! Хорошо. Вернемся к учебе. Вспоминаю свою вузовскую учебу, не медицинскую, самый лучший учебник, это был позаимствованный у девчонок хороший конспект разборчивым почерком написанный. А я думаю, у студентов, меда, я имею в виду, это не запрещено, вообще, как факт? Брать помощь не у преподавателей, а у своих друзей?

Георгий Надарейшвили: Помощь-то можно брать из разных мест, вопрос просто в том, что потом, когда тебя уже будут коллеги-преподаватели экзаменовать, чтобы ты говорил все правильно. А уж откуда ты эту информацию получил, это второй вопрос. К концу шестого курса многие, например, на выпускных уже экзаменах с преподавателем просто разговаривают. Профессора, обычно, где-то семь-восемь человек, сидят вокруг одного человека...

Александр Генерозов: А билеты, ничего? Просто хороший разговор?

Георгий Надарейшвили: Нет, есть билет. Но просто, если студент достаточно хорошо владеет материалом, то, конечно, любому преподавателю интереснее поговорить, то есть посмотреть, как, что он видит, насколько он глубоко что-то понимает. Это возможно только когда человек «в теме». И многие ребята, которые работают уже, например, медбратьями, медсестрами, и они знают, как в отделениях что устроено, какие бывают пациенты. И бывают, вообще, в клинической практике случаи, потому что они видят, это прямо разговор. И с ними разговаривают, как с равными, конечно, как с младшими, но, как с равными младшими, то есть уже не как со студентами, а как все-таки с партнерами, с коллегами. Это очень здорово, это очень интересно. И есть ребята, которые совершенно потрясающе знают материал, потому что очень его любят и очень интересуются.

Александр Генерозов: Итак, вы возглавляете Федеральный центр поддержки добровольчества и наставничества. Давайте немножко по паре слов о том и о другом.

Георгий Надарейшвили: Давайте.

Александр Генерозов: Наставничество. Мне все-таки интересно, как там можно, что значит наставничество?

Георгий Надарейшвили: Знаете, это очень-очень широкая тема, но если говорить именно про наставничество в целом, в образовании особенно, по большому счету, что такое наставничество? Наставничество это такая неформальная передача неких навыков. Причем, чаще не профессионально, что называют hard-skills, а надпрофессионально, или soft-skills, то есть отношение к жизни, коммуникации, отношение к людям, лидерские навыки, вот такие вещи. Это если в целом говорить про наставничество.

Условно говоря, есть научный руководитель у диплома, и он тебе не только говорит, как диплом написать, и что там должно быть, какую тему надо осветить. Он тебе говорит: ты когда его защищать будешь, должен одеться так, вести себя должен так, а работать должен вот так. А опаздывать там ты не должен ни в коем случае, ты должен на пять минут всегда раньше приходить. И это и есть наставничество.

Александр Генерозов: Это Школа, с большой буквы «Ш» пишется когда, Школа наша.

Георгий Надарейшвили: Да, конечно. То есть наставничество у нас сейчас достаточно активно начинает развиваться, именно институционально. И у нас, скажем, в университете, уникальная есть вещь, которой нет нигде больше ни у кого, потому что ее сложно достаточно подготовить, и мы это сделали, потратив на это много усилий.

У нас каждая подгруппа, то есть каждые 10-15 человек на первом курсе из почти 2 тысяч, имеют отдельного человека, специально обученного, который знает, что такое командообразование, знает, что такое адаптация. И помогает каждому. Я говорил, что первый курс – самый тяжелый, помогает каждому новобранцу, каждому первокурснику адаптироваться, встроиться в систему, подружиться с группой и учиться первое время. То есть у нас есть три направления наставничества, это очень большое, и чем оно уникально? Не только тем, что есть.

Это очень большое количество ребят, это старшекурсники отобранные, которые хорошо учатся и которые специально обучены. Мы каждого из них учим, фактически, полгода. Сначала большой блок по выходным. То есть каждые выходные им дают отдельно и командообразование, лидерские навыки, тайм-менеджмент, основы обучения, то есть, как правильно учиться, как правильно памятью своей управлять. Им дают основы, кроме того, нормативно-правового законодательства, то есть, чтобы они могли первокурсникам объяснить, какие есть правила, какие в университете есть правила, какие в государстве есть правила насчет образования, чтобы они знали свои права, понимали, что можно, что нельзя.

И потом еще отдельно вторая ступень, это достаточно большая сессия. На выходные мы их вывозим на нашу базу. У нас есть замечательная база на Волге, там много проходит у нас образовательных курсов, и мы этих ребят, у нас их почти 200, мы их всех аттестуем, они проходят все проверки, и потом мы их допускаем к первому курсу. Поэтому у нас никакой первокурсник, он у нас не брошен.

Александр Генерозов: Это круто, конечно.

Георгий Надарейшвили: Да, спасибо, что так говорите, потому что это очень важно. Каждый из них знает, кому позвонить в любое время.

Александр Генерозов: Итак, давайте теперь о волонтерстве. Волонтерство, вообще, очень модное слово и актуальное сейчас. Что это значит в применении к медицине? Красный Крест, курсы сестринские, вот что мне вспоминается так.

Георгий Надарейшвили: Безусловно, конечно, волонтерство, явление древнее, и во многом, все врачи – подвижники, мы таких очень много знаем. В том виде, в котором волонтерство сейчас активно развивается, просто на своем подъеме активном, это очень здорово, это очень хорошо. В медицине, правда, такого очень много, и всегда были врачи, которые бесплатно ездили, помогали людям, когда могли. А что касается вообще добровольчества в нашей стране, то традиция огромная.

Даже за 20 век можно вспомнить не только медицинских добровольцев, но еще можно вспомнить и добровольцев-метростроевцев, и людей, которые после своей основной смены шли работать параллельно. Но если вернуться к медицинскому добровольчеству, то здесь сейчас это очень важно. Более того, в медицине добровольчество и участие в подобных мероприятиях становится сейчас неотъемлемой частью медицинского образования.

То есть, по большому счету, для студентов это идеальная возможность, вообще, попробовать что-то серьезное уже на этапе обучения. То есть к тебе относятся уже как к ответственному человеку. Неважно, что ты за это денег не получаешь, все равно, там очень жесткие структуры, в хороших волонтерских организациях, ответственных. И эта ответственность твоя, это опять же, курсы обучения, потому что часто волонтеров дополнительно чему-то обучают.

Александр Генерозов: А что это конкретно может быть? Все равно мне до конца не понятно – медицинское волонтерство.

Георгий Надарейшвили: Давайте тогда прямо с начала начнем, чтобы быть точным. Медицинское волонтерство. Самое основное, что может быть, это когда студенты-медики или неравнодушные граждане приходят в больницы и помогают врачам. То есть это главный вид медицинского добровольчества, который наиболее активно развивается в медицинских вузах. У нас есть отличная, кроме того, организация в России, это Всероссийское общественное движение «Волонтеры-медики». Очень оно известное, очень хорошее. Сейчас, по-моему, 83 или 84 уже региона они охватили. То есть у них в каждом регионе фактически есть представительства. Почти во всех медицинских вузах тоже это взаимодействие...

Александр Генерозов: Ну, это не обязательно студенты-медики?

Георгий Надарейшвили: Это все добровольно. Более того, это не единственная организация, просто самая большая и самая ответственная, в этом смысле.

Александр Генерозов: Нам вопрос интересный пришел. Евгений: «в любом университете сейчас можно встретить проблемы. Технологии меняются настолько быстро, что нет возможности подготовить учебники, пособия. Учат прошлому» – грустно констатирует Евгений. Есть такая проблема?

Георгий Надарейшвили: Есть такая проблема, конечно, есть. Но она решается, и у нас в вузе она решается очень активно. У нас есть студенческое научное общество, которое более 70 кружков. Ты можешь всегда прийти, пообщаться с ведущими учеными практикующими. Каждую неделю или раз в две недели приходить, обсуждать. Поэтому, самая последняя информация от лучших врачей, это, если ты хочешь, пожалуйста, ты получишь.

 

Александр Генерозов: И спрошу, поскольку время убегает. Коротко, буквально в формате «да-нет», робот участковый терапевт, при нашей жизни мы застанем такое, что с нами поздоровается некий искусственный интеллект, как думаете?

Георгий Надарейшвили: Безусловно, да, но только под контролем человека. Он может помогать, может очень эффективно помогать, но все равно во взаимодействии с пациентом должен оставаться человеческий фактор. Это очень важно.

Александр Генерозов: Георгий, спасибо огромное за увлекательный разговор. Прямо захотелось примерить на себя образ студента-медика. Приходите к нам еще. Придете?

Георгий Надарейшвили: Спасибо большое, Александр, с удовольствием. Всем привет, вам огромное спасибо, очень интересно. Приходите к нам во второй мед, а я с удовольствием вернусь к вам на Европу Плюс. Спасибо!

Александр Генерозов: Друзья, проректор Российского национального исследовательского медицинского университета имени Пирогова Георгий Надарейшвили провел свой воскресный вечер на Европе Плюс! Александр Генерозов. Пока!

Александр Генерозов: На Европе Плюс замечательная писательница. Она однажды просто села и написала роман-катастрофу «Вонгозеро». А сейчас сериал «Эпидемия», снятый по ее дилогии, вошел в основной конкурс Каннского и Московского кинофестивалей. Яна Вагнер на Европе Плюс! Здравствуйте, Яна, и привет всем-всем, кто с нами сейчас!

Яна Вагнер: Добрый вечер!

Александр Генерозов: Между какими делами, между какими точками на карте мы вас застали в этот замечательный весенний воскресный вечер? Поделитесь.

Яна Вагнер: Я приехала из-под Звенигорода, где я живу. Завтра я улетаю во Францию на книжный кинофестиваль, как раз с романом «Вонгозеро», который попадает там в фантастическую программу.

Александр Генерозов: А давайте мы, прежде чем о ваших книгах, поговорим, как вам комфортнее, чтобы вас называли — писатель или писательница? Я о тех самых феминитивах, которые сейчас становятся актуальны.

Яна Вагнер: Я как раз большой противник феминитивов. Мне кажется, что достаточно определения «писатель», и прибавлять суффиксы совершенно не обязательно, тем более они все у нас такие немножко уменьшительные — «ица», «иня», «ша», да? Поэтому я предпочитаю, чтобы меня называли словом «писатель», достаточно.

Александр Генерозов: Я думаю, что вне какого-либо отношения к феминитивам, они, к сожалению, звучат коряво, просто с точки зрения русского языка. Итак, почему такой «форм-фактор» — герметичный роман-катастрофа? Удобно взять, вязать сюжет — есть конфликт, есть движущая сила?

Яна Вагнер: Я, вообще, очень люблю брать обычных людей и помещать их в необычные, невыносимые обстоятельства. Это прекрасная такая драматургическая декорация. Если вы возьмете небольшую группу, запрете их где-нибудь, вам достаточно будет просто подождать. Дать им немного времени прежде, чем они начинают разбиваться на лидера и его соперника, на ведущих и ведомых. Это просто очень наглядный и яркий способ заставить людей говорить правду.

Александр Генерозов: У меня в сознании всплывает фигура грандиозного писателя Уильяма Голдинга и его «Повелитель мух».

Яна Вагнер: Конечно.

Александр Генерозов: Просто даже по формальным признакам. Роман? Роман! Катастрофа? Катастрофа! Герметичны? О, Боже мой, герметичнее некуда.

Яна Вагнер: Не то слово, да.

Александр Генерозов: Вам, скорее, льстит такое сравнение?

Яна Вагнер: Разумеется, Голдинг — классик мировой литературы, сравнение с ним может быть только лестным, больше никаким.

Александр Генерозов: Просто, знаете что интересно? Голдинг сам терпеть не мог своего «Повелителя мух». Почему Голдинг, как вы думаете, не любил его?

Яна Вагнер: Сложно сказать. Я думаю, что, возможно, он считал, что другие его произведения гораздо более заслуживают любви и уважения читателя, а запомнился он, в первую очередь, этим, хотя, написал еще «Шпиль» и написал еще довольно много прекрасных книг.

Александр Генерозов: Может быть, просто были те чуть более вымученные, и он в них больше сил вложил, а тут взял и написал? Знаете, бывает такая история.

Яна Вагнер: Сложно сказать. Мне, например, тоже кажется, что мой последний роман, мне, например, нравится гораздо больше, чем мой первый. Первый роман «Вонгозеро», он дебютный. Я написала его абсолютно случайным образом.

Александр Генерозов: Но неприязни к нему не испытываете, тем не менее?

Яна Вагнер: Такой легкий стыд пока.

(смеются)

Александр Генерозов: Вагнер — не псевдоним, не посвящение гениальному и столь же одиозному Вагнеру-композитору, но реальная фамилия ее матери, по крайней мере, так мне говорят источники. Яна Вагнер на Европе Плюс! Итак, правда, это ваша, действительно, фамилия? Давайте сразу развеем подозрения! Точнее, фамилия вашей матери?

Яна Вагнер: Давайте, да. Совершенно верно. С Рихардом нашим Вагнером мы не родственники, а просто однофамильцы. Вагнер — достаточно распространенная немецкая фамилия, то есть я могла бы провести аналогию — Смирнов или Иванов. Вагнеров в Германии много. Но мои предки не немцы, они чехи. Мой дед, чешский дед, родился в Судетах, это граница между Германией и Чехией.

Александр Генерозов: Спорная точка, однако, до сих пор!

Яна Вагнер: Да, да, на этой спорной территории, поэтому фамилия немецкая, предки чешские, и это, действительно, девичья фамилия моей мамы.

Александр Генерозов: Вы признавались неоднократно, никогда не планировали стать писателем, как профессионалом. И книги, продолжение, съемки, Канны, фестивали — не боитесь, что сейчас проснетесь?

Яна Вагнер: Мне все время хочется сказать: «Разбудите меня кто-нибудь», особенно когда происходят какие-то такие невероятные вещи, вроде Каннского кинофестиваля. Когда я услышала эту новость, я не поверила. Это по-прежнему очень сложно. Я всегда себя чувствую самозванцем, которого вот-вот разоблачат и выведут за ухо, и скажут: «Нет, это не имеет к тебе отношения, это ошибка. Мы разобрались, и уходи!»

Александр Генерозов: И, тем не менее, писательский труд — это профессия?

Яна Вагнер: Да, конечно, конечно.

Александр Генерозов: А на что она больше всего похожа, если мы это сравним, не знаю, с обычным офисом, или с заводом?

Яна Вагнер: Я бы сказала, что это похоже на разгрузку вагонов. Это очень тяжелый и довольно неприятный труд.

Александр Генерозов: Неожиданно, между прочим.

Яна Вагнер: Да, это совсем не весело, и совсем нелегко. И мучительно. Поэтому, да, это, скорее, разгрузка вагонов, чем что-то приятное.

Александр Генерозов: А может это оставаться хобби? Все-таки человек что-то пишет ради удовольствия, как, знаете, летчики бывают профессионалами-пилотами, а бывают любителями. И те, и другие могут неплохо летать. Можно быть писателем «ради кайфа»?

Яна Вагнер: Я, честно говоря, не знаю ни одного писателя, который мог бы признаться в том, что испытывает кайф. Стоит начать писать, ты немедленно рушишься в пучину неврозов самых разнообразных. Работа незаконченная тебя мучает, работа законченная не доставляет тебе удовольствия, потому что ты уже сожалеешь, что не сделал ее лучше. Нет момента, когда ты счастлив. И при этом, это зависимость, от которой достаточно сложно избавиться. Поэтому, это, скорее, что-то такое, похожее на зависимость, чем на хобби.

Александр Генерозов: Писатели, вообще, нужны в обществе? Востребованы? Или сейчас век инфлюенсеров?

Яна Вагнер: Мне кажется, писатели, как любые творческие люди и люди, которые производят искусство, конечно, нужны обязательно. Другое дело, что роль их в 21 веке, конечно, отличается от роли, которая была у них в 19-м.

Александр Генерозов: То есть некая такая дидактичность, то, что они могли как Толстой…

Яна Вагнер: Пасти народ, да.

Александр Генерозов: Да, учить начать всех жить внезапно.

Яна Вагнер: Да, совершенно верно. В 19 веке писатель — это философ, писатель — это учитель. Писатель — это такой, знаете, пастырь, нравственный ориентир. А в 21-м писатель — это собеседник, который общается со своим читателем абсолютно на равных. Он уже ничему его не учит. Он приглашает его к диалогу, скорее, так.

Александр Генерозов: А не получилось ли так, что, например, место писателей, этой роли влиятеля, инфлюенсера, заняли актеры? Смотрите, просто интересная какая фишка получилась. Актер начала века и актер 19 века — это, скорее всего, что-то такое, чем не хвастались, и что нельзя было поставить в заслугу. В то же время, писатель тогда был, действительно, настоящей звездой.

Яна Вагнер: Да, престиж профессии.

Александр Генерозов: А на данный момент писателя звездой, ну, можно, наверно, Стивена Кинга, можно еще кого-то, Акунина назвать. Но, тем не менее, большинство даже крепких профессионалов, это все-таки в сознании людей — не звезды. А актеры стали звездами. Есть ли какая-то подмена именно этих понятий? Или я два разных фактора притянул просто за уши?

Яна Вагнер: Я никогда не задумывалась, честно вам скажу. Согласна, что профессия актера сейчас гораздо больше имеет престижа, чем 100 лет назад, условно говоря. Но так и продукт, который производит актер, отличается по-прежнему, и всегда будет отличаться от продукта, который производит писатель. Мы занимаемся разным видом искусства. И надо сказать, что писатели — народ застенчивый, и зачастую довольно неприятный, поэтому, может быть, и хорошо, что они не публичны. Может быть, хорошо, что их не узнают на улице. Как правило, этим занимаются интроверты, знаете, такие мрачные бирюки, которые сидят где-то у себя на кухне и, соответственно, внимание им, скорее, мучительно. В этом смысле, они прекрасно сейчас как раз защищены от этого, потому что никто не узнает меня на улице. Если бы я играла в кино, было бы наоборот, наверно.

Александр Генерозов: Быстрые вопросы — ответы любого формата, если вы не против. Итак. Финальная строка сразу готова?

Яна Вагнер: Никогда.

Александр Генерозов: А когда? Это, действительно, финал? Вот вы пишите, и дописали строку?

Яна Вагнер: Да, совершенно верно. Я пишу линейно, не возвращаясь, поэтому финальная строка будет самой последней, которую я напишу.

Александр Генерозов: Люди прикалываются по фотопленке, винилу, а вы, случайно не в тепловой уютной «ламповой» тетрадочке записываете свои произведения?

Яна Вагнер: Нет. И даже не гусиным пером. Нет. Я их пишу на компьютере, как, в общем, современный человек.

Александр Генерозов: Эх! Сохранять текст на этом современном компьютере научились превентивно или через боль потерь огромных кусков?

Яна Вагнер: Через боль потерь. Однажды у меня грохнулась целая глава, и это было очень страшно.

Александр Генерозов: Глава?!

Яна Вагнер: Да.

Александр Генерозов: А у вас большие главы?

Яна Вагнер: Достаточно большие, и это месяц работы может быть приблизительно.

Александр Генерозов: Переживаете ли вы по поводу недобрых комментов в сети, или вы «жежешница» со стажем, и не напугать вас уже каким-нибудь холиварчиком?

Яна Вагнер: Я читаю даже рецензии и отзывы на свои книжки на всех рекомендательных книжных сервисах. Причем читаю как отрицательные, так и положительные. И мне даже иногда кажется, что отрицательные бывают полезнее, хотя, конечно, злюсь ужасно, и обижена безумно.

Александр Генерозов: «Живой Журнал» LiveJournal, коль мы уж упомянули. Как вы считаете, его еще смогут реанимировать, или он, по сути, просто не востребован в контексте других социальных сетей?

Яна Вагнер: Я боюсь, что «ЖЖ» конец, конечно, причем достаточно давно. Оттуда ушли почти все, и сейчас даже из Facebook все ушли, и все ушли в Telegram или в Instagram, поэтому «ЖЖ» уже не оживить.

Александр Генерозов: А вы делаете опыты с Telegram?

Яна Вагнер: Нет. Я консерватор, мне всегда так сложно переучиваться, что я, пожалуй, пока, кроме Facebook, больше никуда особенно не продвинулась

Александр Генерозов: Комедии пробовали писать, для контраста? Просто для себя?

Яна Вагнер: (смеется) Мама моя всегда смеется, точнее, наоборот, мама плачет, и говорит: «Ты такая всегда была счастливая девочка, что ж ты пишешь такие мрачные книжки?» Пока — нет. Что-то меня все время тянет в драму.

Александр Генерозов: 8 октября, то есть в один день с вами, родились такие замечательные люди, как Пол «Крокодил Данди» Хоган, актер Мэтт Дэймон и Лерой Торнхилл из Prodigy. С кем-нибудь из них хотели бы чин-чин бокалом сделать?

Яна Вагнер: С Мэттом Дэймоном, наверно, не отказалась, хороший актер.

Александр Генерозов: Нео выбирал в «Матрице» между красной и синей таблеткой. Но, конечно, всегда мне все твердят, — да-да, суровая правда, это здорово. А вы, как писатель, может быть, скажете: давайте эту синенькую, забвения?

Яна Вагнер: Нет, конечно, надо знать правду. Знать ее, а потом заесть ее синей.

Александр Генерозов: Но это, по-моему, уже издевательство над собой (смеются). Машина времени. Куда отправились бы?

Яна Вагнер: Я бы отправилась в Париж в La Belle Epoque, туда, в начало 20 века.

Александр Генерозов: Книга с нами с незапамятных времен, и, наверно, с тех же времен и пророчат закат, упадок, и даже полное исчезновение. А что думают создающие книги об их дальнейшей судьбе, как жанра? Спросим у писателя Яны Вагнер. Итак, давайте прямо в лоб, жестко, — исчезнет книга, как факт?

Яна Вагнер: Нет, конечно, не исчезнет.

Александр Генерозов: Никогда?

Яна Вагнер: Объясню коротко, если хотите. Дело в том, что книга дает нашему воображению максимальную свободу.

Александр Генерозов: Ни один видеоряд не сравнится?

Яна Вагнер: Да, да. Кино, каким бы гениальным оно ни было, вы видите воплощение чужой фантазии, чужого воображения. Книга дает вам свободу, которую никто другой не даст вам, поэтому никогда они не исчезнут.

Александр Генерозов: Но, все же, писательский труд лихорадит сейчас или нет?

Яна Вагнер: Нет, я бы так не сказала. Безусловно, книги уступили часть внимания аудитории зрителям кино, даже играющим в компьютерные игры, читателям соцсетей и прочего. Но свою часть аудитории они всегда… Я думаю, что именно сейчас как раз, то количество, которое сейчас читает, оно уже не бросит.

Александр Генерозов: Раньше вся жизнь была структурирована по жанрам, по полочкам, и все знали, что есть психологический роман, да хоть и «Манон Леско», скажем. Есть викторианские романы, есть детективы, и жанры четкие имели каноны. И все это потихоньку стачивается, стачивается. Останутся ли хоть какие-то, вообще, границы жанра, или просто будет индивидуальное выражение конкретного писателя?

Яна Вагнер: Мне очень как раз нравится то, что жанры размываются, потому что я бы делила литературу на плохую и хорошую. Все остальные вот эти полочки такие жанровые, которые существуют, они, как раз, понимаете, устанавливают границы, через которые интересно перепрыгивать.

Александр Генерозов: Перепрыгивать-то интересно, потому что были границы. А, понимаете, как? Границ не будет…

Яна Вагнер: Да, прекрасно.

Александр Генерозов: Разве не исчезнет тот самый запретный плод? Вот как она, детектив подмешала, не знаю, куда-то, там…

Яна Вагнер: В трагедию, да, да, или в драму.

Александр Генерозов: Да.

Яна Вагнер: Прекрасно сочетающиеся вещи, учитывая, что мы сейчас то же самое наблюдаем в кинематографе, где у нас может быть любовная мелодрама о зомби, и комедия ужасов, там все, что угодно может быть. И это не связано с границами. Это связано, наоборот, как раз с отсутствием границ. Пусть их не будет. Свободы больше.

Александр Генерозов: Как вы воспринимаете такое явление, как аудиокнига? Мы сейчас говорим, и люди слышат нашу устную речь. Книга, когда она звучит из уст чтеца, позволяет это изменить восприятие ее?

Яна Вагнер: Разумеется, очень зависит от чтеца. Хороший чтец способен поделиться с вами книгой именно так, как она задумана автором. Плохой чтец способен это впечатление испортить. Но в целом, мне кажется, что они незаменимы для нас сейчас. Пока я еду в машине, я слушаю аудиокниги, потому что новости меня расстраивают, а аудиокниги радуют меня. И пока я мою посуду, или пока я хожу за грибами, я тоже слушаю книги. Так я успеваю читать гораздо больше.

Александр Генерозов: Как и обещал, начинаю приставать с вопросами о разного уровня глупости и бестактности под общим хештегом, как написать. Откуда сюжет? Его надо изначально придумать или, как, скажем, Уэс Андерсон — мне ближе с киношниками ассоциации, простите. Он рассказывал, что он создает, как мозаику, свои фильмы, потихонечку добавляет, добавляет, и он не знает никогда, что получится в итоге.

Яна Вагнер: Достаточно придумать декорацию, на мой взгляд, потому что книга, такая коварная вещь, текст может завести вас совсем не туда, куда вы собирались прибыть в конце, и поэтому, главное — начать. Представить себе, где происходит ваша история и с кем она происходит. А в чем она будет заключаться, это уже выяснится в процессе.

Александр Генерозов: Вот это сама придумка, хорошо, декорации, — сложный момент? Это ключевой момент?

Яна Вагнер: Конечно. Нет, это не ключевой момент, безусловно. Это отправная точка. И такие идеи могут всплыть внезапно, как у того же Стивена Кинга с отелем «Оверлук», который пришел ему в голову, когда он останавливался в отеле с другим названием, безусловно. Но увидев его, проведя там уикенд, он внезапно понял, что хочет написать роман о том, что у этого отеля есть душа, которая враждебно относится к людям, которые в нем останавливаются. Это толчок. Это, знаете, такой фрагмент, вспышка. А дальше уже вы его населяете, этот придуманный кусок реальности какими-то придуманными людьми, и дальше смотрите, что с ними будет происходить.

Александр Генерозов: Как заставить себя работать? Как заставить себя писать? Или не надо заставлять, а это надо всегда делать, когда хорошее настроение?

Яна Вагнер: У всех разные рецепты. Я знаю писателей, которые садятся в определенное время за компьютер каждый день. Есть люди-хаосы, которые ловят вот это настроение, о котором вы сказали. А есть еще масса самых разных людей, которые могут месяц, знаете, маниакальная и депрессивная стадии. В маниакальной стадии они пишут сутками напролет, а в депрессивной не подходят неделями к экрану. У меня хаотичный подход, конечно. Я не очень дисциплинированный человек.

Александр Генерозов: Но как придумываете персонажа? Это всегда отсылка к какому-то, пусть даже очень сильно закамуфлированному, но живому человеку?

Яна Вагнер: Прототипов брать опасно, потому что среди ваших друзей, знакомых и родственников обязательно найдутся люди, которые узнают себя. А, по-хорошему, желательно, мой рецепт личный, брать их из себя. То есть с каждым из придуманных своих людей нужно поделиться чем-то своим, очень личным.

Александр Генерозов: Как финалить книгу? Сложно ли это?

Яна Вагнер: Самое сложное — закончить книгу. Начать ее тоже страшно, но закончить… Вам всегда кажется, что вы до финала не доживете просто, не доберетесь. Это мучительно и страшно.

Александр Генерозов: И, нужна ли какая-то центральная, стержневая идея, не знаю, какая-то ось, вокруг которой вертится, или это не обязательная вещь?

Яна Вагнер: Набоков — гений, понимаете? У него весь роман был в голове целиком с самого начала. Поэтому он мог написать кусок из эпилога, кусок из пролога, кусок из второй главы и кусок из 15-й, и все это в один день, понимаете? Есть люди не настолько гениальные, им приходится мириться с тем, что они видят только ту часть сюжета, которая сейчас лежит перед ними. Я как раз к таким отношусь, со смирением должна это признать.

Александр Генерозов: Литература — это возможность увидеть картину в буквенных знаках. Это я сам такое придумал термин. Поэтому, художественный текст — это один из самых программных кодов. Яна Вагнер — писатель, то есть кодировщица образов, на Европе Плюс! Вы согласны, во-первых, с такой представляшкой?

Яна Вагнер: Я бы, скорее, знаете, наоборот, сформулировала, — расшифровщик. Писатель — это передатчик, или такой приемник, который транслирует дальше. То есть каждая история, идеальная история, она где-то уже существует. И ее нужно просто расслышать, вытащить откуда-то из эфира и правильно успеть записать, пока слышишь. В зависимости от того, насколько хорошо писатель умеет это слышать, настолько хороший у него текст. Не все умеют слышать одинаково хорошо, поэтому и тексты такие разные.

Александр Генерозов: Вы взяли картинку, которую человек может увидеть, услышать, и закодировали. А потом то, что вы создали, приходится в киножанре при экранизации, опять переводить в зрительный ряд. И большие потери, с вашей точки зрения, от того, что вы задумали, и до того, что получилось, и потом открывает этот Каннский фестиваль?

Яна Вагнер: Конечно. Всегда истории получаются абсолютно разные. Не бывает практически экранизаций, которые полностью передали бы то, что написано в романе, и, наверно, это невозможно, потому что в кино, действительно, совершенно отдельный набор инструментов, другой. Но, кроме этого, основное различие возникает в тот момент, когда у кино появляется другой автор. Кино — это продукт работы целого коллектива.

Александр Генерозов: А кто этот автор другой? Это, в первую очередь, режиссер или сценарист?
Яна Вагнер: Это и сценарист, и режиссер, и исполнители главных ролей, которые приносят каждому персонажу что-то личное, свое. Поэтому история, которая доезжает до зрителя, она проходит через такое количество творцов, условно говоря, что она просто не может быть такой же, какой вышла из-под пера писателя.

Александр Генерозов: Интересно. А вы сценарий кому доверили при экранизации? Или вас не спросили?

Яна Вагнер: Нет, меня, конечно, не спросили. Дело в том, что писателя редко спрашивают, и, слава Богу. Писатель — народ очень ревнивый, им кажется, что их история, уже однажды созданная, не должна быть изменена ни в одной букве, что абсолютно невозможно соблюсти в кино. Поэтому сценариста выбирают продюсеры фильма, и автору…

Александр Генерозов: Но хотя бы утверждают с вами? Нет?

Яна Вагнер: (смеется) Нет, нет.

Александр Генерозов: Что от вас можно ждать дальше, и все-таки, попытаетесь вы шагнуть из герметичного жанра? Потому что, мне кажется, все три вещи, которые я перечислил, они обладают этими признаками.

Яна Вагнер: Да, я думаю, что мне пора шагнуть из герметичного жанра, но мне придется это сделать чуть позже, потому что сейчас я должна написать сценарий. И я буду все-таки, наконец, пробовать себя в новом амплуа, и буду писать сценарий по своему последнему роману «Кто не спрятался», который, по-прежнему, еще герметический, только детектив. А дальше — да, дальше мне придется пересилить себя и позволить персонажам взаимодействовать с внешним миром чуть более активно, чем прежде.

Александр Генерозов: Ваши романы мрачны и апокалиптичны, наверно, можно использовать такое слово.

Яна Вагнер: Очень расстраивают мою маму, да.

Александр Генерозов: А в жизни, как считаете, у человечества, скорее, светлая впереди перспектива?

Яна Вагнер: Да, по большому счету я оптимист. Я не верю в абсолютно безоблачное будущее. Человеческая природа вещь сложная и противоречивая, но именно этим она и интересна. Поэтому в нас всегда будут бороться плохое и хорошее, но хорошее все время будет побеждать, рано или поздно.

Александр Генерозов: Всех спрашиваю, и вас спрошу. Люди ищут счастья, копают, пытаются его найти, но не всегда это получается. Есть ли у вас рецепт, которым вы могли бы поделиться, где найти счастье?

Яна Вагнер: Просто надо стараться жить в нужном направлении. Не соглашаться на что-то, чего тебе не хочется делать. Слушать себя, и тогда ты будешь счастливее, чем, если постоянно будешь идти на эти ненужные компромиссы.

Александр Генерозов: Яна, спасибо огромное. Говорить с вами очень приятно, и час пролетел так незаметно. Мы будем ждать новых книг, ваших новых экранизаций, и приглашаем вас с ними в гости. Друзья, Яна Вагнер — писатель, автор замечательных романов, а теперь по этим романам снят замечательный сериал, провела свой воскресный вечер на Европе Плюс.

Александр Генерозов, Week & Star, пока!

Яна Вагнер: Спасибо, всего доброго.

Александр Генерозов: На Европе Плюс хоккеист, вратарь ЦСКА — команды, только что, буквально вот пару дней назад победившей «Авангард» в драматичнейшем финале самого престижного нашего Кубка Гагарина — Илья Сорокин. Привет тебе, Илья, и привет всем-всем, кто с нами сейчас.

Илья Сорокин: Добрый день, Александр, добрый день уважаемые слушатели.

Александр Генерозов: Смотри, только что получили этот заслуженный трофей, который так нелегко вам достался, только что отпраздновали, что дальше? Можно немного расслабиться на пляже, нет?

Илья Сорокин: Нужно отдохнуть немножко, да, отдохнуть, уже было время прийти в себя, эмоциями насытиться, и пару дней еще восстановить тело, и дальше в сборную.

Александр Генерозов: Так с корабля на бал прям? Смотри, игра потребовала дополнительного времени, это частая фишка, это частая история финалов игр хоккейных?

Илья Сорокин: Да, потому что две команды не хотят проигрывать.

Александр Генерозов: Каждый выкладывается на максимум.

Илья Сорокин: Абсолютно, абсолютно. Все хотят победить, потрогать кубок руками и даже просто испытать те эмоции, которые победа дает. Поэтому такая игра от ножа.

Александр Генерозов: Итак, победа ЦСКА. Вот только что закончились, вот только что этот гудок прозвенел, какие эмоции сам испытал, на площадке еще стоя?

Илья Сорокин: Получается, была атака в зоне соперника, набрасывают шайбу, и там Максим Мамин на пятачке, она мимо ворот летела, он поправил ее и побежал. Я смотрю на него, куда он бежит, не могу понять, то ли к нему бежать, то ли к себе, а там такой момент относительно спорный был, когда стоишь в воротах и не совсем понимаешь, правильно забита шайба или нет, тем более с тем, сколько у нас было отмененных голов. И до конца не было понятно. Смотрю, едет, ну, думаю, надо скидывать перчатки, потом если что соберем, поэтому… такие эмоции сначала были.

Александр Генерозов: Кого поблагодаришь в момент триумфа?

Илья Сорокин: В первую очередь, конечно, родителей, как всегда, наверное, без их поддержки, без их советов, наставлений ничего бы не было. Команду, 100%, каждого игрока, который не жалел себя, садился под шайбу, жертвовал своим здоровьем, там у нас ребята, Серега Калинин со сломанной рукой сейчас, будет в ближайшее время. И все, все отдали все силы, все здоровье на победу и вот, спасибо им. Ну, и конечно, болельщиков, они очень нас поддерживали и были с нами в трудное время и насладились победой.

Александр Генерозов: Смотри, начинается празднование самое бурное всегда, как нам известно, мы любим подсматривать, именно в раздевалке, да, там наверно уже за регламент не накажут. Кто самый заводной в клубе ЦСКА вот именно на праздновании потом, именно после матча?

Илья Сорокин: Да слушайте, там все, все показывали свои эмоции на максимуме, но капитан у нас Сергей Андронов — очень эмоциональный человек, и это было видно на видео, потом посмотрите.

Александр Генерозов: Мы уже посмотрели.

Илья Сорокин: Посмотрели уже, да. Ну вот все, все свои эмоции просто выплескивали.

Александр Генерозов: У тебя в достижениях очень много сухих матчей. Ты единственный вратарь, вот я посмотрел статистику, который два раза сыграл на ноль в финале гагаринского кубка. А вот мне интересно, что ты чувствуешь в тот момент, когда сухой результат все-таки сменяется этой пропущенной шайбой? Вот есть момент досады такой вот, «эх, сухаря испортили»?

Илья Сорокин: Во время игры нет, в этом году было много таких эпизодов, когда нам забивали первую шайбу на последних пяти минутах, двух минутах, последней минуте. Поворачиваешь голову назад — она в воротах, смотришь на табло — минута тридцать, думаешь — «ладно, надо доиграть». Потом приходишь в раздевалку и думаешь «ё-маё».

Александр Генерозов: Скажи, а бывает такой момент, что пропущенная шайба, она не столько драматична, сколько комична. Вот ты вот оглядываешься и не можешь не улыбнуться этому моменту?

Илья Сорокин: Да, и такие моменты бывали. Это игра, тут всякий казус может случиться. Были такие моменты, были, признаюсь честно, были.

Александр Генерозов: Победа — это как всегда нам говорят, все мы это знаем, монолитность и сыгранность команды. В чем это выражается?

Илья Сорокин: Я думаю, это начинается с раздевалки все, если команда в раздевалке не ведет себя как семья, то и на льду этого не будет видно.

Александр Генерозов: Ну, и вот смотри, драматичная игра финала Кубка Гагарина, и вот в этот момент вам потребовалось все это командное чувство?

Илья Сорокин: Сто процентов, абсолютно точно. Потому что мы проигрывали 0:2, и это в принципе в плей-оффе, в финале, сложно отыграть такой счет. Потому что команды понимают ответственность за результат и уже стараются допускать минимум ошибок. И тут уже пришлось включать волевые качества всей команде, играть и за себя, и за того парня, и только это дало результат.

Александр Генерозов: ЦСКА — это центральный спортивный клуб армии, я не могу не спросить, есть ли у вас все-таки что-то, что вот именно вас относит в вашей дисциплине или в чем-то к армейскому сообществу?

Илья Сорокин: После игр, победных, каждый игрок, кто был лучшим в прошлой встрече, передает мундир военный следующему игроку, кто был в нынешнем матче лучшим игроком.

Александр Генерозов: Зима закончилась, но песнь льда и пламени уже не столько в «Игре Престолов», сколько в грядущем чемпионате мира по хоккею. Вратарь нашей сборной и хранитель ворот ЦСКА — Илья Сорокин — на Европе Плюс. Хорошо, ты получил вызов в сборную, а с чего начинается работа в национальной команде? Это бесконечные брифы и стратегии, тимбилдинг или сразу жесткие тренировки?

Илья Сорокин: Совокупность, совокупность конечно, и теория и практика, потому что одно без другого не может просуществовать. Все идет постепенно, шаг за шагом.

Александр Генерозов: Игрок попадает в сборную. И вот в нынешней сборной, я посмотрел, там достаточно много игроков с твоего родного клуба ЦСКА, но тем не менее ты вот сразу же встречаешься плечом к плечу в команде с твоими вчерашними соперниками. Есть ли какая-то психологическая сложность в этом? Ну как вот, только что он мне может быть шайбу забивал.

Илья Сорокин: Это забавный момент на самом деле. Мы часто встречаемся. И много питерских игроков, с которыми у нас просто война каждый раз в плей-оффе и все в регулярном чемпионате, ты заходишь в раздевалку, а они улыбаются, может быть кто-то в шутку скалится, и говорят — ну ты что там, забил мне, ты там поймал. И это забавный момент, и приятный. Ну и потом, все понимают, что после драки руками уже не машут, поэтому все очень дружные ребята.

Александр Генерозов: Каковы нюансы тренировок вратаря?

Илья Сорокин: Опять же, тут нет одного фактора, это совокупность многих вещей. И очень скрупулезная работа на льду над каждым техническим элементом, в целом, механические свойства, и физическая подготовка очень важна, насколько вы знаете, амуниция у нас не легкая, и если у тебя нет просто подготовки, тебя надолго не хватит.

Александр Генерозов: Серия быстрых вопросов на подходе, отвечаем абсолютно в любом скоростном режиме. С какой стороны чаще и опаснее атакуют — справа или слева с точки зрения вратаря?

Илья Сорокин: По центру опаснее. Самое опасное — по центру.

Александр Генерозов: Ну, да. Вратарь может замерзнуть на площадке, были такие случаи?

Илья Сорокин: Да, у нас в команде не так много бросков, в некоторых матчах бывает по 12–15 бросков, и ты стоишь, считаешь ворон и думаешь, как бы размяться, чтобы не замерзнуть.

Александр Генерозов: Видать, такое хорошее нападение в ЦСКА. Завтрак чемпиона — не гадаем, а вспоминаем пятницу — вот день, когда стал чемпионом, что было?

Илья Сорокин: Фруктовый салат, овсяная каша с сухофруктами и травяной чай.

Александр Генерозов: А что никогда нельзя на завтрак перед хорошей игрой?

Илья Сорокин: Пить шампанское!

Александр Генерозов: Принято. Ты участвовал в хоккее с кулаками? Не с шайбой, а с кулаками? И были ли какие-то санкции к тебе?

Илья Сорокин: Нет, я не задиристый. Было в детской школе. Это было давно, и уже не совсем помню все события. Массовая драка с родителями, с игроками, с тренерами…

Александр Генерозов: О бог мой.

Илья Сорокин: Было весело!

Александр Генерозов: С родителями!

Илья Сорокин: Да-да. Было забавно, весело. Страшновато немножко.

Александр Генерозов: В хоккее, как известно, нет горчичников и красных карточек, а просто удаляют на пару минут. Хорошая традиция, ты бы распространил бы это на футбол? Вот просто, остыть немножко, удалить? Или, наоборот, желтые карточки не помешали бы и в хоккее?

Илья Сорокин: Нет, я думаю все как сейчас есть — это все правильно и очень на своем месте. Поэтому пускай футбольные правила останутся у себя, а у нас свои будут.

Александр Генерозов: Мы всем гостям даем возможность отправиться куда-нибудь на машине времени, посмотреть где что было. Вот куда бы ты слетал, в туристических целях, скажем так. В какое время, в какое место?

Илья Сорокин: Я б к динозаврам слетал.

Александр Генерозов: Все наставники и коучи твердят «узнай свою сильную сторону», так наша страна и узнала космос и хоккей. Космонавт Сергей Рязанский, коль уж мы вспомнили про космос, сказал мне недавно, что самое сложное — это сидеть и ждать, когда тебя вызовут в полет. А попав в сборную, сложно оставаться и вот гадать, попадешь ли ты на игровую площадку или нет? Вот нет ли момента перегорания в этом?

Илья Сорокин: Это все зависит от головы. Все зависит от головы, если ты себя настраиваешь как-то неправильно, то конечно ты будешь сам себя съедать. И это может не очень хорошо кончиться. Просто нужно делать свое дело, ждать своего шанса, и там будет что будет. Каждую тренировку нужно выходить как на игру, и только в том случае ты будешь… сможешь что-то показать во время игры, если тебе выпадет шанс. А если ты будешь спустя рукава выходить, то и на игре ты будешь играть абсолютно так же.

Александр Генерозов: В сборную вызываются не только наши игроки, которые в России играют, но в том числе и звезды НХЛ, а есть ли такой момент, что с них приходится чуть-чуть, знаешь, так, нежно, бережно сдувать звездную пыль?

Илья Сорокин: Ну, тренерский штаб это мастерски умеет. И, я думаю, у игроков нет особого соблазна это делать, показывать свои, так скажем, не самые лучшие качества. И все понимают, что одна цель, и один только результат может казаться положительным. И как-то все настраивают себя.

Александр Генерозов: Ну, а есть такое, что вот, что наши тренеры они более такие, вот, скажу по терминологии ЦСКА — армейские? Слегка пожёстче с дисциплиной, поменьше внимания каким-то там личностным моментам или все более-менее в одном ключе работают?

Илья Сорокин: У каждого есть свои фишки, свои загоны. Вот если брать Игоря Валерьевича Никитина, то он очень серьезно относится к дисциплине. К дисциплине, порядку, опять же к семье, и это, я думаю, главное его качество, которое он ставит в команде. Я не беру сейчас тактические какие-то схемы и тому подобное. А вот именно вот эта вот основа.

Александр Генерозов: Ну, и буквально пару слов о самой локации грядущего чемпионата. Это пройдет в Словакии, в Братиславе. И я посмотрел сами площадки, по крайней мере снаружи, они очень красивые, футуристичные по дизайну, по архитектуре, но ты находишься в центре их, и ты как-то вот выделишь эти арены, они удобны для игрока?

Илья Сорокин: Вы знаете, когда ты стоишь в воротах, то ты не смотришь на трибуны. Мы в этом году играли в Питере, и перед матчем я думал «блин, ну как, 60 тысяч человек, волнительно все-таки», ты когда выходишь на лед, то все забывается. Ты смотришь, только изыщешь шайбу, и у тебя одна мысль только — как ее отбить. И все, что вокруг тебя расплывается.

Александр Генерозов: Ну, неужели шум трибун, вот это вот, крики поддержки не доходят до вас?

Илья Сорокин: Это заводит.

Александр Генерозов: Итак, в чем отличие именно вратарской специализации? Зрение, интуиция, реакция?

Илья Сорокин: Я считаю, что вратарь — вообще другой вид спорта по сравнению с полевым игроком. Это другой настрой, другая психология немножко. Потому что нападающий, у него главная задача как бы забить, у вратаря главная задача не пропустить. И это меняет в корне подготовку психологическую и физическую.

Александр Генерозов: Как натренировать неусыпное внимание на полтора часа? Есть какие-то техники, упражнения может быть? Ты готов поделиться с нами?

Илья Сорокин: Вы прямо все секреты мои раскрываете.

Александр Генерозов: Да.

Илья Сорокин: Да много, много всяких методик существует, это даже снайперские методики, где они задерживают дыхание. Можно отовсюду взять какие-то моменты, но опять же все идет к тренировке. Если ты на тренировке держишь концентрацию на протяжении всего, допустим, часа или больше, меньше, то и это постепенно переносится на игру. Если ты на тренировке как-то позволяешь себе минимум концентрации, там может быть даже 90%, то на игре это скажется вдвойне и будет недостаток полнейший концентрации.

Александр Генерозов: Можно разрешить себе хоть какой-то допуск к себе эмоций? Или ты должен быть ледяным, вот ты должен таким же как лед быть?

Илья Сорокин: Вратарю, я считаю, не совсем надо показывать свои эмоции. Но внутри ты должен гореть. Ты не должен это показывать, но внутри ты должен гореть.

Александр Генерозов: А какая группа мышц наиболее задействована у вратаря? Тоже не самая удобная поза, когда посмотришь, да. Что в итоге больше всего болит?

Илья Сорокин: Ноги. Ноги — это большая статическая работа. И статика очень важна для вратаря. Спина, предплечья, потому что руками машешь туда-сюда, и очень нагружаются они.

Александр Генерозов: Дорого ли стоит вот эта замечательная амуниция вратарская? И как быть малообеспеченным?

Илья Сорокин: По поводу формы. В свое время мы доигрывали за старшими ребятами, потому что постоянно новую покупать, ты растешь, и это очень дорого, не было возможности такой.

Александр Генерозов: То есть ничего зазорного ты не видишь в принципе?

Илья Сорокин: Абсолютно ничего нет. У нас все детство прошло в этом. Мы играли в форме старших ребят. Потом попадаешь в другое место, более высокое, и тебе начинают выдавать.

Александр Генерозов: Смотри, вот мы вспомнили, что сейчас будут баталии проходить в Словакии, ну ведь в Москве тоже есть отличная «ЦСКА Арена», в которой в 2016 году, если я правильно помню, сражались. Как ты оцениваешь эту площадку?

Илья Сорокин: Это отличная современная арена, на которой мы собирали аншлаги почти на каждом матче, это здорово, здорово. Здорово, что народ ходит, здорово, что им нравится арена. Это суперсовременная арена!

Александр Генерозов: А люди ходят вообще? Нет проблем с болельщиками?

Илья Сорокин: Слушайте, в плей-оффе, я думаю, у нас почти все матчи были близки к аншлагу. Все ложи забиты. Они болеют, кричат, радуются, плачут, переживают, это очень круто, что хоккей объединяет, что наша игра объединяет людей, и это реально очень круто.

Александр Генерозов: Давай теперь из хоккейного зала перенесемся в твой Instagram. Я увидел там у тебя видео полета на L-29, если я правильно помню, он «Дельфин» называется. Ты реально болен не только льдом, но и небом?

Илья Сорокин: Да, да, это с детства, мне очень нравятся самолеты, и мне мой очень хороший друг подарил полет на самолете, за что ему спасибо. И просто осуществил можно сказать такую детскую мечту.

Александр Генерозов: А еще я слышал, что ты, помимо прочего, увлекаешься раскрашиванием хоккейных шлемов, то есть вот эта ваша замечательная амуниция, ты придумываешь какие-то граффити на них, или как это называется?

Илья Сорокин: Да это просто рисунок на шлеме. Это художник шведский, очень профессиональный человек, он рисует, наверное, больше половины лиги НХЛ вратарям. Ты ему отдаешь эскизы, что ты хочешь видеть на шлеме, и он дорабатывает это. И из этого получается такое произведение искусства.

Александр Генерозов: И что конкретно у тебя на шлеме нарисовано?

Илья Сорокин: У меня на шлеме нарисован самолет СУ-35.

Александр Генерозов: Один из лучших сейчас мировых.

Илья Сорокин: Да. Как и все наши самолеты. Нарисовал Собор Васили Блаженного, Кремль.

Александр Генерозов: Как это все умещается вместе?

Илья Сорокин: А они не такие небольшие. Собор у меня там, его еле видно, на дальнем фоне он. И большой логотип ЦСКА — армейская звезда. И два герба сзади моих родных городов — Междуреченска и Новокузнецка.

Александр Генерозов: Давай еще раз заглянем все-таки на будущий чемпионат мира. Действующие чемпионы — шведы, они ведь попали в нашу группу. Как ты оцениваешь их состояние, вот в этом году? Опасные ребята?

Илья Сорокин: Трудно сказать, потому что все-таки много игроков будет с НХЛа. Опять же, много команд вылетело, и те же шведы, я думаю, очень прилично усилятся. Это очень сбалансированная команда, и каждые игры с ними очень напряженные. Поэтому это хорошая проверка — то, что они в группе. Хорошая проверка, хороший экзамен.

Александр Генерозов: На какие команды в финале ты бы поставил ставочку другую? И можно ли вообще вам кстати ставки?

Илья Сорокин: Я не знаю, я не занимаюсь этим. И вообще прогнозы — это не мое, я считаю. Не очень благодарное дело, поэтому я не буду ни на кого ставить.

Александр Генерозов: Ну и традиционный вопрос от ведущего. Все люди ищут счастья, пытаются его найти, может ты знаешь? Вот ты по виду очень счастливый парень. Где скрыты самые глубинные, самые сокровенные запасы счастья? Поделись с нами, где искать.

Илья Сорокин: Главное, чтобы счастье было внутри тебя. Если оно есть, то и даже самый плохой день тебе будет казаться радужным.

Александр Генерозов: Илья, спасибо огромное за то, что смог вырваться к нам. График хоккеиста — это жесткая штука. Желаю только побед, приходи с ними еще. Друзья, Илья Сорокин, вратарь ЦСКА и сборной России, олимпийский чемпион Пхёнчхана, провел свой воскресный вечер на Европе Плюс.

Илья Сорокин: Спасибо, Александр.

Александр Генерозов: Александр Генерозов, Week & Star, пока.

Александр Генерозов: Тройной удар, тройная сила вертушек, хуков и семплов. Тройное проникновение в наш воскресный весенний вечер. Легендарные и неповторимые Swanky Tunes, а именно Дмитрий, Станислав и Вадим на Европе Плюс. Здорово, парни.

Swanky Tunes (хором): Привееет!

Александр Генерозов: Давайте вглядимся в весеннее, еще не стемневшее небо. Что я вижу? Там пролетает ярчайшая в нашей Солнечной системе комета под названием Swanky Tunes. Откуда и куда летит.

Вадим: Комета летит уже 20 лет. В этом году улетела практически в космос. Летит из небытия в успех.

Александр Генерозов: Из небытия порвать всех. Я бы сказал так. В чартах, и может быть, особо неприятных можно и в жизни порвать. Кто именно из Swanky Tunes допиливает алмазным напильником их великолепный саунд? Часто ли им забывают во время интервью поставить нужное количество микрофонов и стульев, а также всю правду об их неиссякаемом коллаборационизме узнаем в течение ближайшего часа.

Диджейское трио — это звучит непонятно. Swanky Tunes звучит офигенно. Как название, так и их чумовые треки. Вадик, Стас и Дима здесь и сейчас в полном составе в первый раз на Европе Плюс. Лена только что спела: «Ты смотришь так, что хочется раздеться». Вам как диджеям часто устраивают сеанс красивого эксгибиционизма?

Стас: Ты предлагаешь нам или спрашиваешь?

Александр Генерозов: Я спрашиваю. Есть для чего становиться диджеем?

Вадим: Конечно. Безусловно. Ты же тоже диджей. Ты же знаешь. Радиодиджей или просто диджей. Человек должен заниматься тем, что ему нравится. К сожалению, не у всего человечества это получается. Но на самом деле, когда твое хобби переходит в работу, это и есть та эйфория и то желание жить и творить, которому ничего не может помешать.

Александр Генерозов: Только что послушали Темникову вместе с вами. И она такая девочка, прокачанная по дип-хаус. Вы с ней вместе работали. Не получалось так, что она говорила, что «надо делать так, что она тоже в этом кое-что сечет». А вы говорили, что «вы Swanky Tunes и знаете, как правильно делать?» Как отработался трек?

Вадим: Ну, сам трек мы делали довольно долго. Мы ни разу не встречались вживую для написания этого трека.

Александр Генерозов: Как это возможно? Надо же поймать какую-то энергетику, почувствовать друг друга.

Вадим: Музыка должна говорить сама за себя. Если она нравится, то получится хороший продукт. Если вокалист чувствует музыку, то это вдвойне круто. Все тоже может получиться. Просто это занимает немного больше времени, когда ты с человеком не на студии, не выпил полторашку… лимонада.

Александр Генерозов: Конечно, мы все за ЗОЖ.

Стас: Ты правильно заметил про дип-хаус. Когда ей прислали именно такую аранжировку, не дип-хаус, она, наоборот, сказала, что хочет это. Работа продолжилась в этом направлении. Если сравнивать отдельно творчество Swanky Tunes и Елены Темниковой, то получается, что этот трек совершенно не в стиле ни одного, ни другого исполнителя. Наверное, это и есть магия коллаборации.

Александр Генерозов: Когда диджей работает с вокалом, необязательно Темникова. Вокал — это сугубо аналоговый инструмент. И вы такие все электронные, с битами, семплами. Как вот это все объединяется в единый продукт? Вам приходится много работать с голосом, чтобы он стал более цифровым или вы, наоборот, подгоняете звук?

Вадим: При нынешнем развитии технологий вокал — уже не жутко аналоговый инструмент. Мы всегда стараемся к аналогу подмешать очень много синтетики. Поэтому всегда есть что-то интересное. Автотюн, пич, форманты голоса, может быть, какой-то вокодер на заднем плане. Порой бывает, что чем больше, тем лучше.

Александр Генерозов: То есть не стесняетесь перекачивать, перепрошивать. Давай вот такую прошивку попробуем.

Дмитрий: Это интересно, когда ты даешь голосу другую жизнь, аранжировку. Этот голос становится совершенно иным.

Вадим: У нас же не Грушинский фестиваль.

Александр Генерозов: Весна означает не только то, что стало теплее на улице, а то, что можно выступать на открытом воздухе. Для диджея это прикольнее или сложнее, когда из полутемного клуба, барной стойки и вдруг на воздух все куда-то уплывает?

Вадим: Весна, лето, осень — это самые крутые времена для танцевальной музыки, период фестивалей, когда охват аудитории огромный, выступлений очень много.

Александр Генерозов: Когда вы стараетесь выкатывать новинки, ближе к зимнему периоду, как киношники, или ближе к лету?

Стас: Ближе к лету.

Вадим: У нас нет плана.

Дмитрий: Танцевальное больше к лету. А радио как идут, так и идут.

Вадим: Вот ты сказал по поводу весны, фестивали. Мы открывали зимний каток на ВДНХ. Так что выступаем. Бывает и холодно, когда мы играем. И зимой, и летом. В «Лужниках» мы тоже играли. Было -15. Когда открывали каток, было -25. Я думал, у меня сзади расплавится куртка.

Александр Генерозов: Я думал, вы диджеи из Смоленска, а вы из Минусинска, что ли? Вас трое. Кто за что у вас отвечает. Я не нашел в открытых источниках, чтобы вы палили тему. Дима, ты за что отвечаешь?

Дмитрий: Я больше люблю заниматься звуком.

Александр Генерозов: Это у тебя тот самый алмазный напильник, о котором я упоминал в начале. Стас?

Стас: Я делаю все.

Александр Генерозов: По-моему, на open air ты всегда орешь в микрофон.

Стас: Это тоже. Зимой в особенности.

Александр Генерозов: Вадик, ты сидишь в центре.

Вадим: Все, что происходит в музыке, то чем занимаются музыканты, это все случается неожиданно, случайно. Все, что связано с жизнью музыканта. Постоянно идет занятость. Ты что-то делаешь. Ты постоянно в каком-то творческом поиске, находишься в раздумьях. Тебе нужно кучу решений одновременно принимать.

Стас: Какой разносторонний человек, Вадим.

Дмитрий: Вадим у нас голос радиошоу. На самом деле Стас проживает в Москве. Мы с Вадимом проживаем в Смоленске, ходим в одну и ту же студию.

Александр Генерозов: Стас от вас убежал?

Дмитрий: Да, убежал от нас.

Александр Генерозов: Но изначально ты тоже смолянин?

Вадим: Да, мы учились со Стасом в одной школе, в одном классе, в детском саду были вместе.

Александр Генерозов: Темникова, Parakit, LP, Noize MC, Монеточка — лишь малый список их коллабораций. Swanky Tunes в своем триедином составе: Стас, Дима и Вадим на Европе Плюс. Давайте пару слов за ваш коллаб с Иваном и Лизой. Мне кажется, что вы с ними замутили самый провокационный коллаб из всех, которые у вас случались.

Стас: Почему провокационный?

Александр Генерозов: Достаточно хотя бы почитать текст.

Стас: Мне кажется, есть музыканты, которые пишут более провокационные тексты. Это песня о проблемах современной молодежи.

Александр Генерозов: Автомат или в клуб?

Swanky Tunes: И это тоже. Но вообще вся песня не о том, что кто-то с автоматом.

Александр Генерозов: А про поддатых телочек!

Дмитрий: Каждый в этой песне видит то, что ему хочется.

Вадим: Так что это песня просто о проблемах современной молодежи.

Александр Генерозов: Кто из них, Лиза или Noize MC, больший «псих»? Причем в слово псих я вкладываю исключительно положительную коннотацию. Из моих уст это комплимент.

Стас: Учитывая, что это не первая их коллаборация, не только со Swanky Tunes, но и с другими артистами между собой, я думаю, что они оба — два прекрасных психа.

Александр Генерозов: Пока никаких звоночков от озабоченных моралью депутатов не было?

Стас: Нет. На самом деле если послушать текст, там нет ничего плохого. Текст придумывали не мы. Если почитать Пушкина, там провокаций гораздо больше.

Александр Генерозов: С ними тоже не виделись, тоже все по интернету?

Вадим: Да!

Александр Генерозов: А кого вообще видели?

Стас: Потом мы всех встречаем и до всех встречаем. Но во время работы часто получается, что не видим.

Александр Генерозов: Как это вообще возможно?

Вадим: С Tiesto, Cascade точно так же было. Сложно собраться в одной студии. Для этого нужно свои графики сопоставить, приехать куда-то. Разные города, разные страны. Или нам в Москву, или им в Смоленск. Или встретиться за границей. Проще послать файл интернетом.

Александр Генерозов: Swanky Tunes 20 лет! Мы выяснили это в самую первую минуту. Они горды этим фактом. Это видно, их прямо распирает от этой цифры, 20. Наконец-то они вышли из детского возраста и начинают писать взрослую музыку. Когда было проще работать, молодым и неопытным или вот такими, как сейчас со многими знаниями, познавшими многие печали?

Вадим: Жизненный опыт — это такая штука, с которой проще все делать.

Александр Генерозов: Свинцом ко дну не тянет этот жизненный опыт?

Вадим: Нет. Просто надо общаться с правильным людьми, с молодежью тоже, с молодыми продюсерами и музыкантами. Это тоже очень важно. Все меняется, надо соответствовать.

Стас: Энергия, помноженная на опыт. Шикарно.

Александр Генерозов: Короче, вас сейчас штырит, типа 20. 20 лет. Как можно сохранить коллектив? Я без всяких подозрений. Просто распадается дофига команд. Семьи распадаются. Век одиночек. А вы такие дружные, хорошие. Я вижу, что у вас нет никаких терок. Я прямо третьим оком прозреваю.

Вадим: Мы тоже ругаемся. Но как-то по-другому, нежели это было.

Стас: Более опытно ругаемся. Понимаем, где надо остановиться. Мы устоявшаяся единица, все втроем. Если мы хотим делать что-то большое, нам надо идти всем вместе.

Александр Генерозов: Дима сейчас так внимательно на тебя поглядел. Я думаю, что у него не только алмазный напильник для звука, но и для ваших отношений. Как дома вас принимают? У вас проспект Swanky Tunes есть, или переулок Тюнский?

Вадим: Тюнский переулок будем просить.

Дима: Предложение о памятнике поступало.

Вадим: Не то, чтобы это были одни Swanky Tunes, как Маяковский увековечен в памяти. Интересный монумент, связанный с музыкой и с нами. Может быть, дойдем до этого.

Александр Генерозов: С местными разобрались, LP послушали. Такая девушка с ярким характером, с яркой внешностью, с ярким голосом.

Вадим: Она крутая. Она real rockstar. Ничего непонятно. Под словом крутая можно что угодно.

Стас: Она сияет. И вот этим сиянием заражает людей. Она настоящая рок-звезда. Рок — это отдача на сцене, это поведение, это лайфстайл.

Александр Генерозов: Она делится своей энергией?

Вадим: Да.

Александр Генерозов: Мне кажется, все рокеры — это самое ключевое… если ты заряжаешь людей, значит, ты рокер! LP изначально была известна в узких кругах именно как song writer. Она писала Рианне.

Стас: Нет, она поэт…

Александр Генерозов: … сказал Стас внезапно с такой траурной интонацией, и все замолчали. Она пишет кому-то. На этой ниве невозможно стать популярным, востребованным. Обязательно нужной выйти и самому что-то исполнить.

Вадим: Если у тебя есть, что сказать. У нее есть, что сказать. Много накопилось за годы, когда она писала песни для других людей. Я думаю, это очень сильно накопилось. Теперь это выходит на 100% и всех радует.

Александр Генерозов: Друзья, открываем Instagram Swanky Tunes. Там вы вспоминаете, как год назад… по-моему, где-то в метро сидите, играете. Было дело?

Дима: Было. Мы стояли на Курской.

Александр Генерозов: Вы в бейсболку собирали пожертвования или в адамхолловский рэк-кофр с металлическими уголками?

Стас: а если бы ты выступал, во что бы ты собирал?

Александр Генерозов: Я вообще бы мусорный контейнер поставил, кидайте еду, деньги, всё, что есть, кидайте.

Вадим: На самом деле мы выступали в метро без цели обогатиться.

Александр Генерозов: Все так говорят.

Вадим: Это было промо одного из фестивалей. Это было очень клево.

Дима: Это был день диджея. Играть в метро было клево, интересно. Это первопроходческий. Самое главное — наблюдать реакцию людей.

Александр Генерозов: Могли любые случайные люди, все кто проходил?

Стас: Да, так и было.

Александр Генерозов: То есть вы открытые.

Вадим: Самой большой проблемой для полиции стало то, когда я в конце попросил всех ради Москвы, ради России, ради самих себя дайте столько шума, сколько сможете. Я думал, обсыплется потолок.

Александр Генерозов: Движемся дальше. Следующий кадр. Swanky Tunes в невесомости. Вы что, вы уже собираетесь в космос?

Вадим: Я бы, кстати, с радостью полетел в космос. Это было промо одного из летних фестивалей, на котором мы будем выступать в Германии. Они делают такую крутую штуку, которая называется zero gravity. То есть 16 раз по 22 секунды ты испытываешь невесомость. На специально оборудованном самолете. Плюс к этому ты испытываешь 32 перегрузки, которые 2G.

Александр Генерозов: Пока ты ноль не уберешь в сумме своего гонорара, тебя не приземляют?

Вадим: Если без юмора, это были колоссальные ощущения. Не знаю, с чем их сравнить. Для меня самым удивительным было не только то, когда не только люди вокруг тебя парят, а когда просто предметы плывут в воздухе, чего ты не можешь увидеть в реальной жизни никогда и нигде. Это захватывающе.

Дима: А прикинь, если бы ты собаку с собой взял.

Александр Генерозов: Я так понимаю, это было натощак?

Вадим: Давали таблетки от укачивания. Сказали покушать как обычно, не переедать.

Александр Генерозов: Я просто гляжу другую фотку. Точнее, две фотки. На одной Стас с таким «Апероль Шприцем» мощным отдыхает. И ты тоже с хот-догом. Все сейчас должны быть веганами, сыроедами, ЗОЖ. Вы не такие.

Стас: Главное умеренно. Если делать все умеренно, то может быть и проблем не будет. Ты же знаешь Кита Ричардса.

Александр Генерозов: Конечно, знаю. Он все в своей жизни делает умеренно.

Вадим: И фамилия у него Кит Ричардс-Умеренный.(смеются)

Александр Генерозов: Давайте поговорим о трендах. Все говорят, что танцевальная музыка живее всех живых. Но хип-хоп хорошо размывает аудиторию. Вы как сами к хип-хопу относитесь?

Вадим: Положительно. Мягко сказать, хип-хоп won. Хип-хоп победил.

Дима: А Хип-хоп — это не танцевальная музыка?

Вадим: Это танцевальная, но это больше музыка урбан.

Стас: Да сейчас все переплелось!

Вадим: Мы положительно относимся к хип-хопу. Я думаю, скоро у нас должен быть трек с одним из российских рэперов. Пока мы не скажем, с кем. Но трек должен получиться крутой. И рэпер тоже крутой чувак.

Александр Генерозов: То есть, если в начале 90-х была такая ситуация, когда хип-хоп тогдашний вытеснил хаус, сейчас это все благополучно сливается в единый продукт?

Вадим: И диджеи, David Guetta, например, смешивает урбан и танцевальную музыку, вокал госпеловский с танцевалкой. Я думаю, что если правильно преподать ингредиенты, вместе их смешать, то получится хороший продукт, и это классно.

Александр Генерозов: А что с электро-музыкой. Доктор Хаус, назову его как в сериале, все равно живее всех живых?

Вадим: Никуда не делась эта музыка. Элементы остаются. Сейчас идет мода на андеграунд. Хаус ритм никуда не ушел.

Александр Генерозов: Хаус ритм перекочевывает из легкого гитарного в жесткач?

Стас: Сверху накладывается рэп, и они вместе.

Александр Генерозов: А вот тот момент, когда все стали… тот же хаус, но с латинской «припрыжкой» что ли?

Стас: Он не проходит. Если хорошая песня в таком стиле записана, она пройдет, она будет играть на радио.

Вадим: Если продукт качественный, неважно, в каком он стиле. Он найдет своего слушателя. При любом раскладе.

Александр Генерозов: Итак, про zero gravity поговорили. Где ловить вас весной и летом? Давайте, немного ваши точки разбросайте на карте.

Вадим: Азия, Россия, страны СНГ. С графиком гастролей можно ознакомиться в любой нашей социальной сети, что в Instagram, что в ВК. Милости просим.

Александр Генерозов: Все спрашивают. Мне кажется, вы должны знать точно, потому что выглядите очень счастливыми. Люди ищут счастья, или пытаются в себе найти счастье, но не у всех получается. Знаете ли вы секрет, где найти сокровенные, самые большие запасы счастья.

Вадим: Мне кажется, надо найти гармонию с самим собой, окружающим миром. Тогда счастье придет.

Александр Генерозов: Это отчитался Вадим.

Дима: Я нахожу вдохновение в дочке. Она у меня просто энерджайзер. Она меня заряжает, заставляет двигаться.

Александр Генерозов: Дмитрий топит за семейные ценности, и это круто. Станислав как-то тревожно на меня поглядел.

Стас: А вот для тебя в чём счастье?

Александр Генерозов: Для меня счастье в том, что ты просыпаешься живой. И это уже хорошо. Но ты аккуратно съехал со своего рецепта.

Стас: Надо глубже копать, в том числе в себе.

Вадим: Стас просыпается и копает.

Александр Генерозов: Парни, час пролетел как минута. Реально можно было бы еще много, о чем поговорить. Поэтому давайте забиваться, приходите к нам еще. Я вас жду, прямо всех троих. Можно еще кого-нибудь позвать, с кем будет коллаборация?

Дима: Мы с удовольствием.

Стас: Чувствую, ты хочешь, чтобы рэпер пришел.

Александр Генерозов: Да, я хочу, чтобы у меня было как можно больше таких крутых музыкантов как вы. Таких, с которыми вы работали или с теми, с которыми вы еще даже не работали. Друзья, Станислав Зайцев, Вадим Шпак, Дмитрий Бурыкин. Полный состав Swanky Tunes на Европе Плюс. Александр Генерозов, Week & Star. Пока.

Swanky Tunes: Покааа!!!

Александр Генерозов: За пять дней до главного космического праздника, в самый разгар весны, с нами на Европе Плюс летчик-космонавт, герой Российской Федерации, человек, пробывший 305 дней без двух часов в космосе, и первый в мире ученый — командир космического корабля — Сергей Рязанский! Здравствуйте, Сергей. Привет всем, кто с нами сейчас. Где и как, в каких делах готовитесь к встрече 58 года от полета Юрия Алексеевича в космос?

Сергей Рязанский: Как обычно в космической суете. Очень много проектов, очень много идей. Передвигаюсь с космической скоростью.

Александр Генерозов: Давайте о космосе с точки зрения биолога. Мне кажется, что жизнь в космосе, в том числе вашими стараниями, как космонавта, и ваших коллег, уже есть. К Марсу летали, на Луне уже люди ходили. Мы могли их уже заселить какими-то существами?

Сергей Рязанский: Мы вполне могли. Более того, такие эксперименты проводятся. Мы периодически берем пробы снаружи станции для того, чтобы посмотреть, что там живет, как оно себя чувствует. И действительно, что-то живет.

Александр Генерозов: Олег Артемьев рассказывал, что там нашли чуть ли не антарктические бактерии.

Сергей Рязанский: Они просто очень устойчивые.

Александр Генерозов: Например, приземляется ЗОН на Красной планете. Теоретически они могут подхватить вот эти условия, размножиться там, и вот эта жизнь уже станет марсианской. Или все-таки нет?

Сергей Рязанский: К сожалению, да. Именно поэтому у нас один из приоритетных вопросов — это двусторонняя микробиологическая безопасность.

Александр Генерозов: Неужели можно огромный космический корабль полностью стерилизовать? Выходит человек на поверхность Луны, и всё. С ним уже весь его микробиом.

Сергей Рязанский: Все-таки он выходит не голышом, а в скафандре. Скафандр перед этим обрабатывается. Конечно, такая возможность все равно существует.

Александр Генерозов: Будем надеяться, что на Марсе и Луне найдем свои формы жизни. С другой точки зрения невесомость и жесткое излучение. На мой непрофессиональный взгляд, это две самые большие проблемы в космосе, с точки зрения медицины и биологии, я имею в виду для человека. Именно они сейчас удерживают нас от дальнейших открытий или все-таки средства транспорта, а вот эти вот проблемы вторичны.

Сергей Рязанский: Даже не это и даже не средства транспорта. К сожалению, от дальнейших шагов нас удерживает то, что мы не можем на планете жить мирно. И банально не хватает финансов, потому что это очень дорогостоящий проект, если мы говорим о полете на Марс. Со всеми остальными вещами мы уже можем справиться.

Александр Генерозов: Ух ты! Прямо головокружение от захватывающих возможностей. Жизнь на Земле пока еще есть. Но откуда она? Ученые спорят не одно столетие. Вы биолог, побывавший в космосе. Что вы думаете о происхождении жизни на Земле? Изменилось ли у вас восприятие этой жизни после того, как вы совсем сверху поглядели? И откуда она взялась.

Сергей Рязанский: Вопрос сложный. Российские ученые из Института медико-биологических проблем проводили эксперимент под названием «Биориск», где выносили наружу станции различные живые объекты. Они там находились полгода в экстремальных условиях. Удивительно, но часть из них выжила, что фактически доказывает возможность переноса жизни между планетами. Но ответ откуда она пока науке неизвестен.

Александр Генерозов: Вы лично склоняетесь к чему? К Дарвину-Опарину?

Сергей Рязанский: Скорее, к классической теории. Хотя когда смотришь, ты понимаешь, так много планет, миров. Наверняка где-то что-то есть.

Александр Генерозов: Земля — наш дом родной, но случись что, нам как-то не хочется исчезнуть как динозавры. Как будем обживать пока еще чужеродные нам планеты или естественные спутники спросим у Сергея Рязанского. Кстати, сколько надо сжечь тех самых динозавров, которые исчезли, чтобы долететь до Луны и построить домик размером с сельский туалет? Может ли хоть одна экономика мира позволить себе летать по-взрослому, самостоятельно летать так много и дорого?

Сергей Рязанский: На Луну могут себе позволить несколько стран. Лететь дальше уже вряд ли. Это все-таки очень дорогостоящий, финансово затратный проект. Только в содружестве, в коллаборации нескольких стран такой проект возможен. Слава богу, эти идеи, несмотря на плохие взаимоотношения, еще остаются, переговоры ведутся.

Александр Генерозов: На Земле достаточно озоновой дыры или небольшого возмущения ионосферы, и у нас паника, приборы выходят из строя, наша жизнь идет под откос, мы кричим, что пропадаем. Как мы можем выжить на территории, где нет воздуха и воды? Может ли человек там существовать, как в фильме «Вспомнить все» Пола Верховена, когда Марс колонизировали и все существуют под куполом?

Сергей Рязанский: Чисто теоретически такая возможность есть. Технологии для того чтобы создать какое-то подобие базы, может быть, не под куполом сразу, у нас тоже есть. Так что дело осталось за малым.

Александр Генерозов: Как это может быть технически реализовано? Шахты пробурить и жить в шахтах?

Сергей Рязанский: Одна из версий — это бурить шахты. Вторая версия — отправлять модули, которые сами и будут представлять собой будущие дома. Дальше с помощью роботов, с помощью выхода на поверхность дособирать и состыковать их между собой.

Александр Генерозов: Одна из самых сложных проблем — это наличие воды. Я понимаю, что вода в условиях удаленных планет — это и есть основное топливо. С энергией как таковой там нет проблем. Ее полно. И солнце жарит, и возможно, другие светила. Почему именно вода так важна?

Сергей Рязанский: Потому что, как вы правильно сказали, вода — это топливо для человека в первую очередь. На МКС мы преобразуем воду в кислород, который вбрасывается в станцию, водород, который выбрасывается из станции. Но этот же водород может быть топливом. Так что вода — действительно бесценный ресурс, поэтому ученые всегда так радуются, когда где-то находят следы воды.

Александр Генерозов: То есть, если мы нашли планету, и на ней нет воды, пока вообще никаких перспектив там жить не наблюдается?

Сергей Рязанский: Придется много воды брать с собой.

Александр Генерозов: Формулу современной ракеты вывел еще Циолковский. И это было почти 100 лет назад, если не больше. А что еще можно придумать? Неужели вот эта задумка, многоступенчатая ракета так и остается самым актуальным способом доставки нас на ближнюю или дальнюю орбиту?

Сергей Рязанский: По крайней мере, самым технологически доступным и дешевым.

Александр Генерозов: Как дешевым может быть способ, когда сжигаешь топливо для того, чтобы поднять топливо вверх?

Сергей Рязанский: Как ни смешно, но это именно так. Все равно получается, что топливо дешевое. Поэтому денег в трубу вылетает космически немного.

Александр Генерозов: Неужели какой-нибудь лифт так и не окажется никогда реализован? Мне нравится космический лифт. Сел, кнопку нажал, и ты на орбите.

Сергей Рязанский: Мне идея тоже нравится. Но технически это пока практически нереально реализовать.

Александр Генерозов: Хорошо. Не можем отказаться от ракет, давайте попытаемся придумать какое-то более дешевое топливо. Не динозавров жечь.

Сергей Рязанский: Рогатку.

Александр Генерозов: Рогатку надо оттянуть чем-то. Я законы сохранения энергии знаю. Может быть, на природном газе запускать ракеты?

Сергей Рязанский: Вполне может быть. Но это может быть еще другой вид топлива, более дешевый, экономный.

Александр Генерозов: Те способы, которые предлагает Ричард Брэнсон. У него такой самолет, который поднимается. Почти в космосе. Virgin Galactic, по-моему, так называется его компания. Вот это почти не является космосом?

Сергей Рязанский: Оно является космосом. Это называется суборбитальный полет. Мы не набираем ту скорость. Просто самолет нам не поможет с той скоростью, чтобы выйти на орбиту и летать уже дальше вокруг. Фактически мы просто подкидываем маленький кораблик. Он выходит за высоту 100 км за несколько минут. И дальше начинает падать обратно.

Александр Генерозов: Это даже не Гагаринская высота.

Сергей Рязанский: Увы, даже не Гагаринская высота.

Александр Генерозов: Больше фактов о нашем госте узнаем из серии быстрых вопросов. Ответы принимаю в любом формате. В ночь перед полетом возможно заснуть?

Сергей Рязанский: С трудом, но возможно.

Александр Генерозов: К космонавтам применим термин бесстрашные? Бывает такое, что в полете чего-то боитесь?

Сергей Рязанский: Мы нормальные люди. Если человек ничего не боится, это клиент психиатра. Просто мы умеем справляться со своими страхами.

Александр Генерозов: Но выброс адреналина произойти может?

Сергей Рязанский: Конечно.

Александр Генерозов: Орбита, наушники, плейлист космонавта. Вообще, возможно сидеть там и слушать свою музыку? Или это запрещено?

Сергей Рязанский: Это необходимо, потому что где-то надо побыть наедине с собой. На станции очень шумно. Плюс народ разговаривает. Чего-то взял, надел наушники, включил свою любимую музыку и слушаешь.

Александр Генерозов: То есть ровно так же как на Земле.

Сергей Рязанский: Абсолютно.

Александр Генерозов: Космонавты спят по очереди или все сразу? То есть отбой по всей станции и утром просыпаемся.

Сергей Рязанский: Именно так. Отбой и утром просыпаемся. Пока мы спим, автоматика дежурит.

Александр Генерозов: По какому времени?

Сергей Рязанский: У нас два центра управления полетами. Москва и Хьюстон. Чтобы никому не было обидно, живем по Лондону.

Александр Генерозов: Как известно, «Хьюстон, у нас проблема». А Россия как вызывает? Никто не знает наших позывных.

Сергей Рязанский: Именно так. «Москва».

Александр Генерозов: Парашютистов запаской под пятую точку, подводники целуют кувалду. Какое посвящение в космонавты? Я не поверю, что нет никакого ритуала.

Сергей Рязанский: Когда ты забираешься по лестнице на ракету, уже все, собираешься улетать, тебе космическое ускорение придает главный конструктор.

Александр Генерозов: Что кроме вентиляции и людских голосов можно услышать на МКС?

Сергей Рязанский: Полное ощущение, что станция живая. Особенно это чувствуется ночью, когда ты один, щелканье клапанов, запускаются сервера, какие-то писки. На станции самое волнительное, когда вдруг какой-то звук пропал. И наступила тишина. Это значит, что-то не так.

Александр Генерозов: Смотреть, как на немалой скорости к станции летит готовящийся пристыковаться корабль. Мне кажется, что это должно быть немного жутковато.

Сергей Рязанский: Это и есть жутковато. Именно поэтому траектория выбирается так, что корабль летит изначально промахиваясь, пролетая мимо станции. Так баллистики рассчитывают траекторию. И только на определенном ближнем участке корабль начинает прицеливаться к станции.

Александр Генерозов: То есть это страховка.

Сергей Рязанский: Абсолютно верно.

Александр Генерозов: Любимое космическое блюдо, которое доступно именно там?

Сергей Рязанский: Сублимированный творог. Он действительно очень вкусный. Японец, с которым мы летали, Коити Ваката, постоянно прилетал меняться и притаскивал на обмен всякую японскую гадость.

Александр Генерозов: Давайте придадим кораблю функцию машины времени и отправимся на разведку. В какое время, какое место?

Сергей Рязанский: Лет через 50 хотя бы.

Александр Генерозов: В будущее?

Сергей Рязанский: Да.

Александр Генерозов: Космос бурно развивался во второй половине 20 века. Будет ли скоро прорыв хотя бы сопоставимого масштаба? Что мешает случиться ему прямо сегодня, узнаем у нашего гостя Сергея Рязанского. Читаешь фантастов, и они наши годы представляют, что тяжеленные компьютеры с перфокартами. Но тем не менее мы уже далеко за пределами Солнечной системы. Может, это какая-то аберрация сознания, что много изменений произошло? Действительно мы уже могли бы там быть?

Сергей Рязанский: В принципе, могли бы. Когда читаешь современных футуристов, фантастов, они тоже очень много прикольных вещей пишут. И про телепортацию, и про машины, мгновенно перемещающиеся на другие планеты.

Александр Генерозов: Но все-таки, если откинуть финансы, если вся планета скооперируется, то мы способны выйти за пределы Солнечной системы. Общий научный уровень нам это позволяет?

Сергей Рязанский: Позволяет. Но тут вопрос зачем. В космосе проблема в том, что если ты разогнался, то для того, чтобы развернуться и полететь обратно, тебе надо либо использовать гравитацию другой планеты, либо тащить с собой безумное количество топлива, для того чтобы полностью погасить и дальше двинуться обратно. Наверное, все-таки для выхода за Солнечную систему будет какой-нибудь другой двигатель.

Александр Генерозов: Будем надеяться, что он появится спустя какое-то время. В СССР никогда не считали расходы, связанные с космосом. И сейчас понятно, экономика всего мира более бережно относится к финансовым ресурсам. Может быть, наш восточный сосед, Китай, отчасти подхватил во это знамя гигантского финансирования. Они точно могут.

Сергей Рязанский: Гигантское финансирование есть у американцев. Оно и было. Они очень много денег вбухали в лунный проект. У китайцев сейчас тоже огромный космический бюджет. Они строят различные космические научно-исследовательские центры, вкладываются в технику. Очень сильно вкладываются в популяризацию.

Александр Генерозов: Роботы, искусственный интеллект. Зачем в космосе нужен человек? Японцы давно идут вот этой темой микрокосмоса.

Сергей Рязанский: Человек нужен для того, чтобы чинить роботов. Кроме того, роботы не со всем справятся. Я понимаю, что какая-то ниша есть у автоматизированных станций с роботами, которые ползают по Марсу. Два направления должны идти параллельно. И пилотируемые полеты, и роботы. Робот нам принесет информацию о планете, и все. Она будет интересна узким специалистам. А пилотируемые полеты дадут нам отдачу в технологиях, которые будут полезны всем людям на Земле.

Александр Генерозов: Вспоминая циничный мультик «Футурама», там робот Бендер призывал убить всех человеков и возглашал «Слава роботам». Вы верите в реализуемость такого страшного сценария, когда искусственный интеллект восстанет против космонавтов?

Сергей Рязанский: Я очень надеюсь, что этого не будет, что придумают какую-то заплатку и скажут роботу, что человек — такой же робот. Он хороший, его трогать нельзя. Но, конечно, развитие искусственного интеллекта идет семимильными шагами.

Александр Генерозов: Светлана говорит, что у вас завораживающий голос, и спрашивает, не хотели ли вы стать диджеем.

Сергей Рязанский: Не звали.

Александр Генерозов: Евгения спрашивает, видел ли кто-нибудь из космонавтов НЛО?

Сергей Рязанский: Спрашивают всегда. К сожалению, не видели. Но смотря сколько звезд и миров ты видишь, ты думаешь, что где-то они точно есть.

Александр Генерозов: Неужели ничего? Даже чтобы на минуту было похоже на НЛО, а потом развеялось.

Сергей Рязанский: Подобного много. Как-то прилетает ко мне один коллега и говорит, что параллельно станции летит корабль и нам мигает. Взял большой фотоаппарат с объективом 800 мм, полетел посмотреть. Выяснилось, что от станции отлетел маленький кусочек краски. Летит, медленно в невесомости поворачиваясь, периодически отражая солнечные лучи.

Александр Генерозов: Насколько маленький? Реально маленький фрагмент?

Сергей Рязанский: Да. На фоне черного неба ты видишь, будто бы что-то мигает.

Александр Генерозов: А кусочки метеоритов в вашу вахту попадали? Это как-то ощущается космонавтами?

Сергей Рязанский: Слава богу, ничего такого не было. С другой стороны, когда ты выходишь в открытый космос, у меня было 4 выхода, и смотришь снаружи станции вмятины, дырки, понимаешь, что, в принципе, оно попадает в станцию.

Александр Генерозов: Я слышал, что сама по себе стенка станции очень тонкая. Просто там куча слоев теплозащиты.

Сергей Рязанский: Сама стенка станции 1,5 мм всего лишь. Все остальное — это экранно-вакуумная теплоизоляция, плюс противометеоритная защита. Вот эти дырки, которые возникают, где-то в радиаторе, где-то в солнечных батареях, которые не защищены, поэтому метеориты туда попадают.

Александр Генерозов: Космос государственный и космос частный. Есть ли у частных спутников место под солнцем и место на околоземной орбите? Вы верите в то, что частники могут наравне с государственными корпорациями завоевывать свое место?

Сергей Рязанский: Я абсолютно уверен, и мы это сейчас наблюдаем. Компания Boeing строит пилотируемые корабли. Несколько компаний занимаются разработкой суборбитальных полетов, несколько компаний занимаются разработкой коммерческих спутников, микроспутников и так далее. Так что сейчас пойдет волна.

Александр Генерозов: Помимо обычных целей, космос — шикарная площадка для военных. Говорят, что изначально это была основная идея — предоставить космос военным. Люди военные, гражданские и коммерческие хорошо уживаются в космосе? Нет таких столкновений интересов? Здесь вояки, сюда не ходим?

Сергей Рязанский: На самом деле это разные программы. У военных своя программа, с которой мы не сталкиваемся. Сейчас Центр подготовки космонавтов — чисто гражданская организация, все гражданские. Военных задач у нас нет. У коммерческих компаний задача — выводить коммерческие спутники, делать снимки, их потом продавать или транслировать какую-нибудь прекрасную радиостанцию.

Александр Генерозов: В общем, никакого глобального конфликта интересов, к счастью, пока не наблюдается.

Сергей Рязанский: Каждый в своей зоне.

Александр Генерозов: Космонавты на МКС — люди разных культур, в том числе в плане восприятия приказов. Я знаю, что японцы очень пунктуальны в плане субординации. Мне кажется, мы посвободнее в этом. Бывают ситуации, когда эти подходы сталкиваются?

Сергей Рязанский: Абсолютно верно. С самого начала, когда ты понимаешь, с кем тебе придется летать, начинаешь формировать команду, понимая, что есть персональные, личные нюансы. К каждому нужен индивидуальный подход. Для кого-то инструкция — это святое. Российское раздолбайство просто неистребимо, не заставишь действовать по инструкции. Японцы чтут формальную субординацию. Кто формальный командир, тот и прав. Однозначно и не обсуждается.

Александр Генерозов: А Америка? Третья мощная культурная сторона.

Сергей Рязанский: У них больше следование инструкции.

Александр Генерозов: У японцев субординация, у нас главное сориентироваться по ситуации. А у этих инструкция.

Сергей Рязанский: Абсолютно верно. Так гораздо легче. Он может думать о чем угодно, но есть хорошо написанная инструкция, где он действует, не задумываясь, правильно там написано или неправильно. А мы действуем по обстоятельствам. Если инструкция понятна, откладываем ее в сторону.

Александр Генерозов: Космос первый был наш. Я думаю, наш подход более правильный.

Бегом по вопросам слушателей. Артем: «как космонавты, находясь в скафандре, чешут части тела, если чешется?»

Сергей Рязанский: Двигаешь этой частью тела об скафандр, надеешься, что она отчешется.

Александр Генерозов: Людмила: «меня больше интересует другой вопрос. Не приходила ли Сергею научная мысль в космосе, которую он дорабатывал уже на Земле?»

Сергей Рязанский: Нет, ничем таким гениальным меня не озадачило.

Александр Генерозов: Екатерина: «что вы думаете по поводу путешествий через кротовые норы»?

Сергей Рязанский: Я так понимаю, что это теоретическая физика. Я в этом не особый специалист. Это надо у них спрашивать.

Александр Генерозов: Сергей, спасибо огромное за увлекательный разговор. Час — это всегда мало. С космонавтами космически мало. Друзья, летчик-космонавт, герой России, кандидат биологических наук, Сергей Рязанский провел свой воскресный вечер на Европе Плюс. Александр Генерозов, Week & Star, пока.

Сергей Рязанский: До свидания!

Александр Генерозов: На Европе Плюс замечательный фотограф, он запечатлел легендарных музыкантов. Он умеет создавать завораживающие снимки и делает это с удовольствием. И всегда, начиная с пяти лет, делал так. И я рад представить нашего гостя. Игорь Верещагин! Здравствуйте, Игорь! И привет всем-всем, кто с нами сейчас.

Игорь Верещагин: Добрый день, всем привет!

Александр Генерозов: Между какими городами, между какими точками на карте мы смогли перехватить нашего гостя?

Игорь Верещагин: Ой, я бываю в разных точках, начиная от Лос-Анджелеса и заканчивая, не знаю, Братском, например, или Иркутском, и Томском обязательно.

Александр Генерозов: Ваш родной, можно сказать, Братск?

Игорь Верещагин: Да.

Александр Генерозов: Вы там, как и везде, ловите музыкантов? Я поясню всем, что это конечно же одна из любимых фишек Игоря. Достаточно просто набрать «фотографии Игоря Верещагина» в интернете, и вы увидите, сколько мировых музыкальных звезд он сфотографировал.

Игорь Верещагин: В Сибири, конечно, не так. А во всем остальном, это и Москва, и Соединенные Штаты, и Англия, и все прочие места в Европе.

Александр Генерозов: Давайте посетим мысленно вашу выставку. Итак, она называется «Необъективная реальность». Я здесь увидел вот такую игру слов между «субъективная» и «вне объектива». А что вы закладывали в них?

Игорь Верещагин: Выставку, собственно, делал сам Мультимедиа Арт Музей. Я предоставлял только набор фотографий, причем расширенный. Выбирали из него, это великолепные мастера своего дела, это Ольга Свиблова, Анна Зайцева. И, в общем, все-все, от размещения, печать и все прочее, это делали именно они. И я увидел впервые выставку, когда только прилетел на открытие. До этого я ничего этого не видел.

Александр Генерозов: Насколько я понял, один из лейтмотивов, одна из главных тем этой выставки — это жизнь в 70-е годы 20 века в нашей стране, России, тогда еще Советский Союз.

Игорь Верещагин: Да.

Александр Генерозов: И, я думаю, 70-е — отличный поляризационный фильтр, давайте я так немножко попытаюсь фото-терминологией воспользоваться, потому что для одних — это время процветания, благополучия, а для других — застой и потерянные годы. Что 70-е для вас лично?

Игорь Верещагин: Я думаю, что застой у меня был, может быть, в самом конце 70-х. А так, жизнь в конце 60-х — начале 70-х была для нас, по крайней мере, очень веселая и насыщенная. Сами посудите, если ты заканчиваешь школу и поступаешь в институт, это такое время, что… Может быть, там и было что, но это не очень замечалось, потому что живешь такой молодежной полноценной жизнью в это время.

Александр Генерозов: А на что, на какую технику снимались эти кадры тогда? Это была обычная любительская техника или вы уже были тогда состоявшимся профессионалом?

Игорь Верещагин: Большой разницы между любительской и профессиональной, в общем, нет, конечно.

Александр Генерозов: Как? У нас рушатся все догмы!

Игорь Верещагин: Вот эти фотоаппараты, которые были в то время, например, «Зоркий», «Киев», это вполне приличные фотоаппараты. Может быть, они не такие надежные, скажем, как «Лейка» были, но по фотографическим свойствам это примерно такие. А в начале 70-х годов я уже купил зеркальную камеру «Практика» в Москве. Это было возможно просто в магазине купить уже. И с тех пор я долгое время снимал до последних лет зеркальными камерами. Сейчас уже новое поколение, это беззеркальные камеры пошли.

Александр Генерозов: Герои ваших снимков — это музыканты и прохожие, потому что вы стрит-фотограф, и вы фотограф именно персональный. Скажите принципиально, что из этого могло бы показаться вам более сложным, более тяжелым и требующим бОльших усилий? Мне просто кажется, что стрит-фотографии, это какой-то момент успеха. Вот есть кадр, его надо выловить сейчас.

Игорь Верещагин: Это всегда так.

Александр Генерозов: Или это не зависит от жанра?

Игорь Верещагин: Да, вне жанра. Даже если ты снимаешь, скажем, в студии, что я делаю очень редко, все равно, мне кажется, удачный снимок — это когда произошло что-то неожиданное совершенно.

Александр Генерозов: Субъекта съемки надо вывести из состояния его комфортного равновесия?

Игорь Верещагин: Грубо говоря, да. Но, вообще, случаи совершенно разные могут быть, веселые и грустные. Но если это просто все рассчитано так математически, я не думаю, что это очень интересные кадры будут.

Александр Генерозов: Почему человек не хочет себя показывать? Это просто свойство психологии? Вам надо его поймать в этом состоянии, и вдруг он снова закрывается, получается?

Игорь Верещагин: Разные люди по-разному, конечно. Но, я думаю, что если есть доверие между снимающим или снимаемым, то таких проблем не бывает.

Александр Генерозов: Вы общались с музыкантами, звездами. Вы их фотографировали. И когда говорят, что звезды испускают некоторое свечение, с моей точки зрения, я тоже говорил с некоторыми известными людьми, это не то, чтобы прямо преувеличение, да? Это некоторое излучение ощущаешь. Но мы подвержены психологическому какому-то, эмоциональному влиянию. А вы — фотограф, вы видите буквально это в параметрах освещенность. Как вы опишите звездный свет?

Игорь Верещагин: Ой, вы знаете, действительно, потому что запомнившийся момент. Однажды я фотографировал на 70-летии у Чика Кориа в клубе Blue Note, и на барабанах играл Жак де Жанет. И когда я их фотографировал, у меня ощущение, что от него искры летят. Просто это выражение лица, или, я не знаю, но абсолютное ощущение, что просто человек излучает энергию. Так же точно и, скажем, на концерте Гарика Сукачёва. Он всегда излучает абсолютно.

Александр Генерозов: Смотрите, у наших бабушек шикарные бархатные альбомы с плотной бумагой, с тщательно подобранными фотографиями. У наших родителей это уже пакеты с фотографиями, и у нас три битых смартфона с разряженной батареей. А жанр домашней фотографии умирает?

Игорь Верещагин: Нет, он не умирает, но тут есть одна тонкость. Фотографии нужно обязательно печатать. В смартфоне и все, это еще не полноценная фотография. Фотография начинает жить, когда она напечатана на бумаге. Поэтому, есть возможность прямо распечатать с телефона сейчас вовсю, никаких проблем. Но нужно, чтобы дома всегда были у вас альбомы с фотографиями, которые можно рассматривать. Это нужно поддерживать обязательно.

Александр Генерозов: А то, что мы делаем постоянно эти вот снимки по поводу, без повода, это не разбавляет немножко саму концентрацию? В самом деле, раньше люди одевались для фотографии. Сейчас ничего не надо делать. Можно в туалете даже сделать.

Игорь Верещагин: Да, но такие, когда раньше делали снимки в ателье, сейчас такие снимки, конечно, уже редкость, потому что редко, когда семья для фотосъемки соберется, оденется, с особым настроением.

Александр Генерозов: А стоило бы?

Игорь Верещагин: Я думаю, что стоило. Но это можно делать и сейчас, даже для фотографирования на телефон. Никаких проблем, было бы желание. И если вы будете понимать, что в таком виде вас увидят праправнуки, то, я думаю, что это желание усилится.

Александр Генерозов: Всем известны толпы японских и китайских туристов с однотипными снимками из серии, как я их называю, «Я и Кремль». Но не столько сложно их мне понять, как людей, которые в картинных галереях, в музеях, делают селфи с картинами. Это я мизантроп? Может, в этом ничего такого страшного и нет?

Игорь Верещагин: Я не знаю, может быть, и возможно сделать какой-то оригинальный снимок, если, например, вы нашли на картине страшное сходство с собой, это будет уже интересный снимок. Селфи — это своеобразный жанр, и он не так давно возник, хотя у меня, например, было первое мое селфи, это 1962 год, когда мне было 10 лет, я в зеркало сфотографировался.

Александр Генерозов: Это назывался автопортрет.

Игорь Верещагин: Да.

Александр Генерозов: Больше фактов о нашем госте узнаем в серии быстрых вопросов. Ответы всегда принимают в любом формате. Программы-фоторедакторы. Каждый снимок приходится дотягивать, вне зависимости от того, как он был сделан? Или бывают как есть, и ничего не надо делать?

Игорь Верещагин: В основном, как есть. Другое дело, что есть у меня камера, которая снимает только черно-белое, и в ней изначально заложена потребность немножечко изменить кривые, потому что, чтобы сделать идеальный снимок, нужно максимально его иметь не контрастным как бы, мало контрастным. Поэтому приходится в этом плане. А так, фотошопа, например, у меня вообще нет, не пользуюсь.

Александр Генерозов: Вот так вот. А бывает так, что работаешь над снимком, все просто вылизываешь, вычесываешь, и получается сдержанная реакция. А делаешь другой раз, что называется, левой ногой, и, вау! Просто дикая популярность.

Игорь Верещагин: Дело в том, что я ничего не вылизываю. Просто стараюсь, как это есть сделать. И отсюда, только если это действительно интересный момент, интересные люди, то снимок, конечно, выстреливает.

Александр Генерозов: Могли бы назвать какую-нибудь из камер?

Игорь Верещагин: У меня любимая камера «Лейка», и сейчас, вы знаете, любимыми становятся беззеркальные камеры. Вот у меня есть Sony, потому что есть у нее бесшумный режим, что позволяет мне теперь снимать в театре…

Александр Генерозов: Подкрасться.

Игорь Верещагин: Нет, это в театре, или на симфоническом концерте, вот там, где раньше практически невозможно было снимать, из-за того, что ты мешаешь людям слушать.

Александр Генерозов: В один день с вами, то есть 29 мая, родились такие замечательные люди, как музыканты Ноэл Галлахер, Гэри Брукер из Procol Harum, Фрэнсис Росси из Status Quo, я специально прочитал рок-звезд.

Игорь Верещагин: Да.

Александр Генерозов: А также актеры Руперт Эверетт и Эдриан Пол. С кем-нибудь из них знакомы лично?

Игорь Верещагин: Джон Кеннеди еще родился в этот же день. А Гэри Брукер приезжал в Москву, и так получилось, что день рождения он праздновал здесь, и я был на этом приеме, так сказать, так что…

Александр Генерозов: Правда?

Игорь Верещагин: Да.

Александр Генерозов: Круто! Фотокамера — это машина времени. И вот щелк затвором, и куда бы вы отправились в туристических целях? В будущее, прошлое или какое-то, может, даже конкретно знаете место?

Игорь Верещагин: А, ну, конечно, в прошлое, это в Лондон 60-х годов.

Александр Генерозов: Когда The Beatles гремели?

Игорь Верещагин: Да, конечно.

Александр Генерозов: Итак, насколько я понимаю, фотография подразделяется на те же, в общем, жанры, что и живопись? И экспрессионизм, и прочие, абстракционизм. А как бы вы описали состояние дел коротко, фотографий, именно как художественного искусства сейчас?

Игорь Верещагин: Настолько широкое понятие — фотография, что коротенько, вообще, невозможно. Жанров миллион, и все интересные. Поэтому, сложно сказать. Есть и макрофотография чудесная, и, не знаю, пейзажная фотография, и архитектурная, и ню, много-много чего интересного.

Александр Генерозов: По сравнению с литературой, литература пытается выкарабкаться, и, на мой взгляд, никак не выкарабкается из постмодернизма. Можно ли, есть ли схожие явления именно в фотографии? То есть бесконечные цитаты, отсылки к каким-то другим наслоениям?

Игорь Верещагин: Ну, это, видимо, все-таки среди таких эстетов, потому что жанр настолько подвижный, что цитировать кого-то, по-моему, большого смысла не имеет.

Александр Генерозов: Но это можно увидеть, что эта цитата, например, не знаю…

Игорь Верещагин: Да, можно. И совершенно случайно, например, у меня на выставке есть фотография, где моя дочка смотрит в окно последнего вагона. Я с удивлением потом обнаружил, что за 20 лет до меня такой же снимок сделал Эллиотт Эрвитт. Я раньше его не видел, но вот так получилось.

Александр Генерозов: С технической точки зрения просмотр фотографий на светящемся экране монитора и смартфона, например, или в отраженном свете от бумаги, это ведь абсолютно разные, не просто визуальные эффекты, это разные даже модели цветового синтеза, я когда-то проходил.

Игорь Верещагин: Да, конечно.

Александр Генерозов: А приходится это учитывать, зная, как будет выставляться, например, через какие-то световые…

Игорь Верещагин: Учитывается при печати, потому что когда ты смотришь на экране монитора, все очень ярко. И нужно отдавать себе отчет, что на бумаге будет более сдержанно все это дело. Есть свои сложности, конечно.

Александр Генерозов: У нас у всех есть смартфон. И вот эта коробочка обладает разного свойства камерами. У кого-то они покруче, у кого-то попроще. И, насколько я понимаю, мы не используем даже, наверно, и половины этих возможностей. Каким знанием надо вооружиться, чтобы получился хороший кадр, даже просто при помощи смартфона?

Игорь Верещагин: Самое главное, это всегда быть на чеку, увидеть какое-то событие вовремя. И, само собой, чтобы камера у вас была при себе, потому что часто, эх! Вот у меня не было ничего, то, сё. Поэтому всегда с собой, и внимательно смотреть на жизнь.

Александр Генерозов: А основы композиции? Я просто смотрю на фотографии людей. Я понимаю, ну, люди даже в силу какого-то внутреннего чувства не пытаются сгруппировать что-то чтобы просто было смотрибельно. Отрезать голову человеку, которого фотографируешь, это все-таки допустимый момент? Многие это делают и говорят: «Я так придумал».

Игорь Верещагин: Ну, если это часть головы, допустим, конечно, это допустимо. Но дело в том, что нужно заниматься, вот вы говорили про композицию. Этим нужно интересоваться до съемки и после съемки. А во время съемки нужно интуицией только пользоваться. Потом можно проанализировать, вот хотелось бы так. Но когда ты начинаешь снимать, уже ни о какой композиции, ни о чем не думаешь. Это должно быть все автоматом.

Александр Генерозов: То есть это где-то должно уже быть на уровне…

Игорь Верещагин: Да, на подсознании.

Александр Генерозов: Рефлекса.

Игорь Верещагин: Да, да.

Александр Генерозов: Гениальный актер Деннис Хоппер, который, к сожалению, нас покинул, он рассказывал такую фишку, что, говорит: «Я человек киношный, и меня учили сразу снимать без зума полным кадром». Это в целом правильный подход?

Игорь Верещагин: Это правильный подход абсолютно, да.

Александр Генерозов: То есть зум, это всегда уже какие-то попытки решить то, что нужно потом решать?

Игорь Верещагин: Лучший зум — это ваши собственные ноги. Когда ходишь, и тогда с другой точки ты можешь посмотреть. И зум очень расхолаживает. И делает человека немножко ленивым.

Александр Генерозов: Если человеку стало тесно в рамках его, даже очень навороченного, смартфона, я имею в виду, с точки зрения фотокамеры. Какой шаг следующий? Простенькая цифровая камера? Беззеркальная камера? Вообще, на что надо смотреть дальше?

Игорь Верещагин: Если интересуешься фотографией, конечно, сейчас можно купить шикарную пленочную камеру, и за недорого. Вы узнаете очень много о фотографии, чего не знали, когда снимали только телефоном.

Александр Генерозов: То есть это не только какой-то хипстерский артефакт, это…

Игорь Верещагин: Нет.

Александр Генерозов: Действительно, живые эмоции?

Игорь Верещагин: Да, это другой подход совсем, поэтому, это очень важно. Если интересуетесь фотографией, нужно обязательно снимать и на пленку, и на цифру.

Александр Генерозов: Хочется еще осветить такой момент. Черно-белые и цветные фотографии. Почему все-таки ч/б никогда не покидает нас? Это все-таки дань какой-то традиции или?..

Игорь Верещагин: Это и дань традиции. Но, с другой стороны, столько лишней информации в цвете, которая отвлекает от существа дела на фотографии. Поэтому, я, например, стараюсь снимать на цвет только тогда, когда без него просто нельзя обойтись.

Александр Генерозов: А, как это можно понять?

Игорь Верещагин: Ну, как? Пример, я не знаю, если на фоне зеленого вагона вдруг появляется какой-то рыжий чудак с синей сумкой. Но если…

Александр Генерозов: Просто в черно-белом он теряет…

Игорь Верещагин: Да, потеряется это все.

Александр Генерозов: Любопытно. В данный момент, насколько я знаю, вы являетесь одним из героев шестисерийного документального фильма long-playing. И расскажите, о чем этот фильм? Это фильм о фотографах?

Игорь Верещагин: Нет. Это фильм, вообще, об известных людях, которые вспоминают о своих любимых пластинках, о своей любимой музыке.

Александр Генерозов: Хорошо. Давайте тогда перескочим на винил. Винил имеет те же самые преимущества, как и пленочная фотография?

Игорь Верещагин: Есть такое немножечко сходство, да.

Александр Генерозов: Просто винил, мне кажется, все-таки это совсем такое, с одной стороны, просто поветрие, увлечение. А с другой стороны, это уже почти религиозное какое-то, да? Когда люди вкладывают тысячи евро в иголки, в блоки питания. Это уже, мне кажется, не имеет действительного отношения к качеству звука.

Игорь Верещагин: Ну, да, конечно, многое такое наносное в этом плане. Но зато, когда ты ставишь пластинку, ты уже не можешь перескочить с дорожки на дорожку так вот, когда слушаешь на плеере. Это уже такое дело, как бы обряд. Ты ставишь пластинку, слушаешь одну сторону, переворачиваешь. Уже другое внимание совершенно к этому делу. А потом, чем меня еще радуют виниловые пластики, это 30 на 30 фотографию можно всегда на обложке сделать. Это не сравнить с этой маленькой, компакт-диском, или, вообще, отсутствием его…

Александр Генерозов: Отсутствие чего-либо, просто обычные потоковые сервисы, в которых мы абсолютно безлико потребляем. По сути, единственное, чем можно выделиться, это хорошим видеорядом сейчас в клипе.

Игорь Верещагин: Нет, сейчас винил все выпускают, поэтому можно и обложкой выделиться тоже, если хорошее содержание музыки.

Александр Генерозов: Фотографии, и люди, преданные фотографии. Культовый фотограф Игорь Верещагин на Европе Плюс! Я еще хотел попытать вас. Вот вы выпустили книгу фотографий о 70-х, со стихами живых поэтов. Книга с фотографиями — это, понятно, наверно, как-то пересекается до известной степени с тематикой вашей выставки. А что такое стихи живых поэтов?

Игорь Верещагин: Это молодые, очень разные поэты, причем эта книжка из стихов поэтов имеет знак 18+.

Александр Генерозов: Ого! Не из-за фотографий?

Игорь Верещагин: Не из-за фотографий. Но удивительно интересные поэты, и, вы знаете, они умудряются продавать свои книги со стихами огромными, по нынешним меркам, тиражами. Это очень приятно, потому что стихи, большие тиражи сейчас это, конечно, удивительно.

Александр Генерозов: Если кто-то нас послушал и захотел, как сейчас выражаются, прокачать скилл свой, как фотографа. Можете ли порекомендовать ресурсы, книги, что можно сделать? Или просто записаться на курсы фотографии?

Игорь Верещагин: Ой, про курсы я как раз думаю, что я не вижу большого смысла. Если по технике, то очень просто сейчас на любой вопрос можно найти ответ в YouTube. То есть на любой абсолютно.

Александр Генерозов: Все ругают этот способ образования, но нет ничего…

Игорь Верещагин: Нет, почему? Это великолепно. Образование, это самообразование. Если у вас есть интерес к фотографии, все остальное приложится автоматом.

Александр Генерозов: И еще один вопрос, который меня всегда интересовал. Посещая выставку фотографии, надо ли как-то предварительно готовиться? Надо ли изучать этот вопрос? Или надо просто прийти и с чистым мозгом, если можно так выразиться, с чистым эмоциональным фоном воспринять так, как это видит конкретно этот человек?

Игорь Верещагин: Да. Нужно с чистым мозгом прийти туда. Более того, вы знаете, многие известные фотографы, особенно в прошлом, они старались избавиться от сиюминутного впечатления сделанного кадра. Поэтому они проявляли пленку, спустя год или два. И потом уже смотрели…

Александр Генерозов: Специально, чтобы отстраниться?

Игорь Верещагин: Да, чтобы отстраниться от тех впечатлений, которые были у них при съемке.

Александр Генерозов: И традиционный вопрос от ведущего. Все люди ищут счастье. Не знаете ли вы, где сокрыты самые сокровенные, самые большие, но еще пока не разведанные запасы счастья?

Игорь Верещагин: Они сокрыты в музыке.

Александр Генерозов: Не в фотографии?

Игорь Верещагин: В музыке.

Александр Генерозов: Вот это ход! Потрясающе! Игорь, спасибо огромное за час. Он пролетел незаметно. Приходите к нам еще. Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

Игорь Верещагин: Приду с удовольствием.

Александр Генерозов: Друзья, Игорь Верещагин, замечательный фотограф, и очень интересный собеседник провел свой воскресный вечер вместе с нами на Европе Плюс! Посетите его выставку, пока она еще доступна в московском Мультимедиа Арт Музее.

Игорь Верещагин: Остоженка, 16. Третий этаж. Спасибо всем.

Александр Генерозов: Александр Генерозов, Week & Star. Пока!

Игорь Верещагин: До свидания.

Александр Генерозов: На Европе Плюс замечательный актер. Он наполняет жизнью любую, даже мимолетную роль. Мы смотрим фильмы с ним по телику, мы качаем сериалы с ним на планшеты, любуемся его точной и такой замечательной игрой в кино. Ян Цапник! Здравствуйте, Ян, и привет всем-всем, кто с нами сейчас!

Ян Цапник: Здравствуйте! Привет всем-всем, кто нас слышит.

Александр Генерозов: Вы неоднократно говорили, что ощущаете себя вечным студентом. Это правда?

Ян Цапник: Да, я всегда студент, потому что профессия — это штука хорошая, но в профессии всегда нужно куда-то идти. Как только скажешь себе, что ты актер — все, можно сливать масло и менять профессию.

Александр Генерозов: Я это к чему, на улице начало весны, пьяное время, до сессии пока далеко. Как чувствуют себя студенты в начале весны?

Ян Цапник: Студенты в начале весны чувствуют, по крайней мере, скажу, как раньше мы чувствовали, — что скоро должна быть стипендия, отдадим долги, что-то еще останется, соберемся, поедем в другой город, посмотрим какой-то спектакль, либо нужно делать какие-то этюды. Так что весна хороша всем. И нет комаров.

Александр Генерозов: Возможно, тема 1980-х в одежде и в моде уже себя исчерпала, но тема 1990-х на телеканале «СТС» только начинается. Ян Цапник, актер из нового сериала «90-е. Весело и громко», в шоу Week & Star на Европе Плюс.

«СТС» ведет последовательную летопись десятилетий. Мы перелистнули 1980-е, и начинаем страницу — 1990-е и выше. Кем стал Ян Цапник в этой многообещающей драме или комедии? Что это, кстати?

Ян Цапник: Я бы сказал, что это музыкальная комедия. Там очень-очень много музыки, хитов 1990-х годов, начала 1990-х, конца 1980-х. В общем, Ян Цапник в этом проекте стал новым русским в малиновом пиджаке по кличке «Доктор». И у меня свой ресторан. И весь молодняк, который играет у нас там в главной роли, они все тусуются у меня. И я их опекаю. Я им и отец, и мать, и защищаю их, и тут же довольно иногда строг с ними бываю. Но они поют у меня в ресторане.

Александр Генерозов: А что ощутили, почувствовали, когда гримеры и костюмеры принесли эти артефакты: эту голду мощную, этот малиновый пиджак? Какие чувства нахлынули?

Ян Цапник: Чувство ностальгии, потому что все мы родом из детства. Поэтому вспоминается только хорошее. Плохое, как правило, что в армии не вспоминалось никогда, что в 1990-х и 2000-х было, иногда плохое не вспоминалось. Поэтому я ощущал, когда надевал костюм, часы «Ролекс», раскладушку «Моторола» (тяжелая, гадина), эту барсетку, цепи золотые когда надевали, я ощущал какой-то внутренний подъем, вдохновение, желание похулиганить и вспомнить молодость.

Александр Генерозов: Тоже своего рода весна.

Ян Цапник: Конечно.

Александр Генерозов: В названии сериала есть слова «весело и громко» (название сериала «90-е. Весело и громко»). Какие эпитеты вы бы сами еще добавили к 1990-м?

Ян Цапник: К 1990-м годам — весело, громко, белые ночи, запах чудовищный, дикий и потрясающий по своему впечатлению. Это запах сирени на Марсовом поле. Потому что мы дарили девочкам букеты, мы рвали эту сирень, ее было там до черта. Между нами, сейчас ее немножко меньше стало. Но за нами гонялась милиция и нас очень вообще гоняли. Как-то безбашенно мы вели себя. Это было очень громко и весело. Само название говорит само за себя. Других эпитетов здесь тяжело подобрать.

Александр Генерозов: Я вот посмотрел, у вас Рома Курцын играет роль ВДВшного дембеля на барабанах. Вам, как некогда десантнику, хотелось поправить паренька: «Ну, как ты?!», или Рома такой, что хоть сейчас в парк Горького выпускай?

Ян Цапник: Ну у нас таких в нашем взводе спецразведки не было, потому что такого в лесу-то и не прокормить. Все были более-менее худенькие, небольшого роста. А вот уже ДШБ, Ромке туда в ДШБ (десантно-штурмовые бригады). Там как раз все большие. Идут напролом, не думая, не оглядываясь. Ромке это удалось сделать.

Александр Генерозов: ВДВшник из него получился убедительный?

Ян Цапник: Получился замечательный.

Александр Генерозов: Вы свои ремарки в сценарий вносили? Потому что мне сложно представить человека, который жил в 1990-е, и видит готовый скринплей, готовый сценарий от режиссера, и свои какие-то пометки не вставит.

Ян Цапник: Конечно, потому что люди, которые создавали, рожали, можно сказать, этот продукт, они не все моего возраста, и поэтому они были детьми в 1990-е годы. Поэтому, конечно, отчасти переслушивали, что-то разрешали, какие-то уточнения, какие-то интересные предложения они воспринимали хорошо и разрешали, с моей стороны.

Александр Генерозов: 1990-е помимо стиля в одежде мне как мужчине запомнились еще и обилием совершенно культовых автомобилей. Я думаю, вы должны были как бизнесмен, новый русский — я имею в виду по фильму вашу роль — довелось ли вам поуправлять тачками мечты, которые, может быть, в 1990-е были просто недоступны?

Ян Цапник: На этих съемках — нет. Потому что я крутой, человек по кличке Доктор, бандюган, как я их называл, «мишки Гамми».

Александр Генерозов: Почему «мишки Гамми»?

Ян Цапник: Потому что мы тогда озвучивали и «Черепашки Ниндзя», по ночам халтурили, и всякие National Geographic, BBC, и фильмы для взрослых даже иногда встречались. И часть мы подписывали «Мишек Гамми», то, что не справилась Москва, потому что Питер и Москва периодически подбрасывали друг другу работы, добавляли. Но нам как артистам это было по кайфу, и за это тем более платили деньги, потому что заработные платы были в театре копеечные.

Нет, в этом проекте я не управляю этим 600-м Mercedes, но, когда в него садишься, чувствуется мощь, надёжность, и мягкость кожаных сидений.

Александр Генерозов: Вы упомянули, что сериал очень музыкальный, и там используются хиты 1990-х. Вы приглашали музыкантов на роли в качестве камео? Как называется?

Ян Цапник: Я не совсем владею информацией, потому что мой персонаж там поет только один раз — на свой юбилей, когда ему 50 лет, «It’s my life» мы поем, и то я подпеваю. А так, ребятки действительно глубоко погрузились, и были и музыканты приглашенные, и очень серьезно создатели проекта подошли к этому. Поэтому ребятки выглядели, вся наша молодая грядка, как настоящие профессиональные музыканты. Рома даже посещал курсы ударников. Он научился барабанить. Как-то у него это получилось.

Александр Генерозов: Ян, по вашей профессии, я так понимаю, что актер — это пластилин, глина, в конце концов, tabula rasa, то есть человек, который должен превратиться в кого-то без остатка, целиком. Куда в этот момент актеры девают свое «я»? Для меня этот вопрос, как никогда никого не игравшего, очень интересен.

Ян Цапник: Сложный вообще разговор. Начнем с того, что я в предлагаемых обстоятельствах в моем возрасте мало кому интересен, поэтому нужно играть и себя, и еще кого-то.

Александр Генерозов: Вы скромничаете.

Ян Цапник: Да. Это всё надо объединить. Поэтому стараешься играть совершенно разные роли, начиная с фашистов, заканчивая маньяками, либо очкариков, либо влюблённых обманутых музей. Стараюсь разнообразно существовать.

Александр Генерозов: Я все-таки вернусь в 1990-е. Вы преобразились в нового русского, в бизнесмена, вошли в роль, и вдруг ассистент или помощник режиссера, вдруг кто-то потревожит вас, или гример, и может ему прилететь не от Яна Цапника, а от бизнесмена, и сколько надо секунд либо миллисекунд, чтобы вернуться в жизнь реальную?

Ян Цапник: Нет, сумасшедший — это не значит по-настоящему сойти с ума. Театр есть театр. Это же не анатомический театр. Нельзя по-настоящему поверить в то, что ты играешь, надо как-то отстраняться от этого. Можно верить в какие-то минутки, но если ты будешь каждый раз верить, ты будешь актер на один фильм. Дальше всё это либо Кащенко, либо на Питере Пряжка (есть тоже замечательное место). Я думаю, что я не первый, кто об этом уже так рассуждает. Потому что иногда входишь в роль. Но это не значит, что если ты играешь маньяка, ты должен убить (как в «Методе»).

Александр Генерозов: Кого, кстати, не стали бы никогда играть? Маньяка пришлось.

Ян Цапник: Честно, кого играть… Знаете, что солнечного долбодуя на солнечной полянке, что Гамлета — мне всё равно. Какая разница, плакать или смеяться? Главное — получать от этого удовольствие, и заряжать себя и других энергией.

Александр Генерозов: То есть это всегда вызов, и отказываться от него — это непрофессионально?

Ян Цапник: Да. Я бы не стал только сниматься в совершенно плохих сценариях у плохих режиссеров.

Александр Генерозов: Больше фактов о нашем госте и его профессии узнаем в серии быстрых вопросов. Ответы принимаем всегда в любом формате. Актер должен помнить большие куски текста. Есть у вас лайфхак, как запомнить роль, как выучить ее?

Ян Цапник: Это беда, это проблема. Сейчас начинается проект у Романа Волобуева. Там у меня большая роль, главная. Но я даже не могу представить, как я выучу это всё, потому что выучить это невозможно. Это надо понять и прожить.

В театре проще. В театре мы сидим за столом, репетируем сначала, потом ножками-ножкам и по сценам, по картинам, и как-то это запоминается. Но там происходит это на протяжении где-то 3–4, иногда 6 месяцев. А в кино завтра один талмуд текста, послезавтра два других. И начинаешь сходить с ума. В общем, я искренне завидую людям, которые запоминают текст сразу. Я это запомнить сразу не могу. Я каждый раз мучаюсь.

Александр Генерозов: Как и мы все. Признаться в пламенной любви к женщине, а при этом, глядя в просветленную оптику объектива, надо что-то представить себе? Как это можно?

Ян Цапник: Кто представляет? Я не знаю… Часто бывает, играешь с кем-нибудь — правда, это не совсем удачный пример, — ты говоришь про любовь, а у нее стоит, как раньше говорили, в глазах: «Где купить курицу?». Такое редко встречается. Поэтому надо поверить, заставить себя поверить. И, в конце концов, начинаешь верить. Главное — вовремя из этого выйти, потому что дома семья.

Александр Генерозов: Это да. А в театре на каком месте фокусируется взгляд актера? Где сидит воображаемый ответчик?

Ян Цапник: У нас в Большом драматическом театре всегда говорили: «Надо играть и посыл отправлять на 14-й ряд». Это такой загадочный ряд. И тогда полное ощущение у зрительного зала, что говоришь ему, говоришь каждому.

Александр Генерозов: А те, кто сидит на 14-м, наверное, сгораю от энергии.

Ян Цапник: А там лиц-то не видно на 14-м ряду.

Александр Генерозов: Разрезанная луковица для быстрых слез — это до сих пор еще актуальный рецепт?

Ян Цапник: Кому что. Кто-то мажет луком глаза, у кого-то специальные капельки есть, кому-то гримеры закапывают так, сяк… Но не знаю, надо как-то поверить и по-настоящему заплакать, потому что если ты ненастоящий, не по-настоящему плачешь, переживаешь, то ты и артист такой ненастоящий. Но это приходит с опытом, потому что оценку нельзя сыграть, ее можно только прожить, поверить.

Александр Генерозов: С режиссером кто-нибудь спорит? И кто больше спорит: необстрелянный, начинающий актер, или тот, кто уже чувствует себя в статусе?

Ян Цапник: Необстрелянные, они не понимают еще. Они говорят: «Это говно, это нельзя говорить», а ты пытаешься не обидеть режиссера. И я же человек уже более-менее опытный, с опытом. И ты к режиссеру аккуратно подходишь и говоришь: «А может, вот так?». Но нужно говорить это не в день съемок, а за два дня еще лучше, за два дня по поводу этой сцены. Он говорит: «Да не надо, наверное, не надо. Хорошо написано», я говорю: «Хорошо, тогда не надо». Но ты же запустил торпеду ему в голову уже. И она крутится у него сутки, вторые. И потихоньку опять предлагаешь. Как правило, соглашаются.

Александр Генерозов: В 1990-х, как вы упомянули, получилось взаимодействовать с режиссером.

Ян Цапник: Там, я говорю, великий, замечательный режиссер Игорь Волошин. Это счастье, с такими работать. У него всегда уши открыты. И даже креативные продюсеры в чем-то соглашались. Они меня уже знают, что я никогда на себя одеяло не потяну, и как шакал наигрывать не буду. Но их задача — следить. А то, если я скажу свой текст, другой скажет свой текст, то начнется бардак.

Александр Генерозов: Машина времени перед вами. Введите место, дату, время, будущее, прошлое…

Ян Цапник: 2001 год, 16 мая, 16:10 — родилась моя дочка Лиза.

Александр Генерозов: Смотрите, три занятости актера — это театр, полный метр, полнометражное кино, и сериалы. Справедливо ли их располагать в такой ряд, как от прародителя, к тому, что в итоге мы имеем сейчас? И почему все-таки сериальный жанр отдавил пятки кино, и, мне кажется, театру он тоже немножко поперек?

Ян Цапник: Я служил в Большом драматическом театре 14 лет, но вынужден был в 2005 году уйти, потому что поклонники — там пять главных ролей у меня было — это всё замечательно, но заработные платы маленькие, и в кино не пускали. Надо было уходить из театра, потому что уже малыш перерос пеленки. Театр — это самое главное, что есть у актера. Сейчас без театра скучновато, и пытаешься как-то разнообразить роль: и полные метры, и сериалы, и пытаешься играть то, что ты не играл никогда, пытаешься по-другому к этому относиться, еще что-то. В общем, как-то пребываю без театра пока в унынии. Но то, что приглашают и предлагают играть в разных театрах, не буду называть каких, — это немножко не мое.

Александр Генерозов: Сейчас все меряемся челленджами, то есть вызовами какими-то. А в чем главный вызов сниматься в сериале именно? Это постоянная гонка какая-то, что надо успевать по хронометражу?

Ян Цапник: Во-первых, да, конечно, это гонка, но только последний идиот поставит большой хронометраж, потому что ничего хорошего не получится. И, в принципе, бывает 3–4 сцены в день, бывает 5, когда цейтнот такой. Бывают переработки. Но другое дело — обилие текста, потому что, когда ты дома и думаешь, что ни черта не получится, на площадке оно как-то идет. Да и в кино то же самое сейчас бывает. Это раньше же были репетиции, по 1,5 минуты в день выработка. Теперь кино немножко другое, поэтому нужно быть максимально собранным и готовым, и не спрашивать у режиссера, потому что у тебя было раньше время спросить. И горе тому артисту, кто на площадке говорит: «Слушайте, я не понимаю, что я здесь делаю». Ему говорят: «Да пошел ты туда, там выход с площадки. Туда иди и разбирайся».

Александр Генерозов: Сколько занимают съемки одного сезона? Например, в «90-е» вы снимались. Что такое блок съемок? Это месяц, год? Как нам понять?

Ян Цапник: До 40 лет, честно скажу, время тянулось медленно. Для меня, так как одной попой, как всегда, сидишь на нескольких проектах… Как-то там снялся, там снялся, в Казахстан улетел, снялся, на Майорку слетал, снялся, там снялся, в Питере снялся, в Москве снялся. И такое ощущение, что, бац-бац, уже и лето прошло. Только мы с Мишей Ефремовым буквально недавно закончили большой-большой проект — великий проект будет — называется «Конек-горбунок», продюсер Сельянов​, там такие технологии! Это просто такой наш «Аватар», там города целые построены. Тоже как-то вроде встретились, а он уже закончился. И быстро теперь в нашем возрасте проходит работа. Когда еще в удовольствие, так оно вообще мимолетно.

Александр Генерозов: «90-е» принесли немалое удовольствие…

Ян Цапник: Конечно.

Александр Генерозов: Кстати, как вам «Оскар»? Смотрели ли вы режиссерский дебют Брэдли Купера «Звезда родилась»?

Ян Цапник: Если честно, я очень обожаю эту премию, но как-то не получается никогда ее посмотреть. Потому что, когда есть свободное время, наберешь фильмов нуар 1940–1950-х годов, посмотришь Фрица Ланга или Дмитрика, что-то такое классическое.

Александр Генерозов: А дали «Оскар», не дали «Оскар», да и любую другую премию… Я думаю, что когда режиссер или актер принципиально нацеливается именно на получение какой-то премии, во-первых, это ощущается по работе, потому что есть, как говорят кинокритики, потому что нацелены на определенную прямо даже премию, а что-то теряется при этом? Люди лишают себя свободы сами?

Ян Цапник: Это как артист, который идет в политику, он пропадает как артист. Или как человек, который поставил себе цель, и ради этой цели что-то делает. Но цель — это не самоцель в жизни. Надо получать удовольствие. Надо снимать хорошее кино. А там, вот мне два раза не дали «Золотой орел». Ну, и что, я сошел с ума? Не дали и не дали. Какая разница? Сегодня не дадут, так завтра дадут. Не дадут, так другое что-то дадут. Это без разницы. Главное — получать удовольствие, радовать себя, и, что немаловажно, радовать семью и зрителя.

Александр Генерозов: И все-таки для чего люди получают эту премию? Для чего такие страдания? Для чего такие мучения? Это в первую очередь улучшает финансовый показатель впоследствии их, или это все-таки ярмарка тщеславия та самая?

Ян Цапник: Я думаю, что это ярмарка тщеславия, с одной стороны. С другой стороны, конечно, у них там более выгодные контракты.

Это как на пляже. У меня был случай, был выходной на фильме «Горько», гулял по набережной, а там была обезьянка, павлин и хорек. И народ пошел фотографироваться со мной. В итоге подходит хозяин этих дверей через 15 минут, говорит: «Мы вас любим, но отойдите хотя бы метров на 100, потому что с нашими зверюшками перестали сниматься». Поэтому я думаю, что, наверное, получив «Оскар», будут какие-то предложения еще и еще. Но люди зачем предлагают? Кто-то искренне с чем-то хорошим придет, а бо́льшая часть просто будет пытаться на этом заработать. У меня такое убеждение. Поэтому для меня все эти призы — это ярмарка тщеславия. Высоцкий, ну, что, он был народным артистом? Может, еще кто-то был? Но их знают, помнят, любят, и будут любить всегда.

Александр Генерозов: Кино делится не столько на наше и иностранное, сколько на плохое и хорошее. Как сделать, чтобы наше кино всегда было в категории хорошее, наверное, никто точно не знает, но мы все-таки спросим у нашего гостя, а наш гость — это актер Ян Цапник. Вот у вас в руках волшебная палочка, и вот вы можете сделать несколько пасов, и в результате этого изменится всё, что вы пожелаете. Но смотрите, слишком много не загадывайте. Она неизвестной силы.

И первый пас — «крэкс, пэкс, фэкс!» И что меняете в нашем кино?

Ян Цапник: Знаете, есть поговорка в кино: «Какой стол, такой и стул». Я надеюсь, что в нашем кино сейчас это более распространенное явление стало, когда нормальный адекватный продюсер появляется, когда появляется талантливый, адекватный и знающий, что он делает, режиссер. Не по объявлению набранный, а потому что он выжил и жил с этим сценарием, он выживал два года, держал два года этот сценарий, он сам его написал, либо хороший сценарист, хороший артист. И когда все бомбы эти падают в одну воронку, то будет хорошее кино. Так что можете не сомневаться. Это самый главный алгоритм и самая главная формула хорошего кино.

Александр Генерозов: Значит, хороший продюсер, хороший сценарист, хороший режиссер…

Ян Цапник: И хорошие актеры. И еще немаловажно — какой-нибудь очень хороший оператор.

Александр Генерозов: А если палочка волшебная следующим взмахом даст неограниченное финансирование, это насколько пропорционально изменит качество фильма? Все говорят, что в Голливуде просто гораздо более дорогие технологии, и на один их фильм мы снимаем 10 наших.

Ян Цапник: Я вам больше скажу. Мы даже сегодня с Федором Бондарчуком вспоминали, что когда мы снимали «Призрака», там не было ни одного самолета, это всё нарисовано на компьютере. Но вы отличите на экране? Вряд ли. Технологии уже есть. И наши компьютерщики кучей там за океаном работают. Они и делают и «Аватар», и всё. Это же наши там сидят в большинстве своем.

Так что как вам еще раз объяснить? Надо правильно распоряжаться финансами. И если забита смета, эта смета и должна быть этой сметой, а не так, что потом оказалось, что надо снимать лаву всадников, а там всего шесть лошадей и четыре казака, и они ходят по кругу, и никто это не понимает.

Александр Генерозов: Хорошо. На второй взмах палочки мы даже не столько деньги, сколько хорошего бухгалтера.

Ян Цапник: Я думаю, что порядочного продюсера нужно.

Александр Генерозов: И давайте третий взмах, потому что три — красивое число. Что еще нашему кино можно пожелать? Систему обучения надо менять?

Ян Цапник: Нет, не надо менять, она вполне достойная.

Александр Генерозов: И она смогла перешагнуть в том числе и 1990-е, громкие и веселые.

Ян Цапник: Я вам больше скажу: никакая война ее не добила, и никакая разруха ее не подвела. Как-то наоборот, народ закалился. Посмотрите, какие чудные замечательные актеры у нас, и старшего поколения, какие режиссеры. Дай бог им здоровья. Не будем называть фамилии, потому что, если кого-то не вспомним, могут обидеться. Так что пожелать можно только одного.

Знаете, иногда, когда кажется, что всё пропало, как сказали древние китайцы: ничего не бывает рано или поздно, все бывает вовремя. Дойдет у нас, дойдет. И можно пожелать только одного — удачи.

Александр Генерозов: Ян, нам всем хочется из того, что мы слышим, и от наших гостей, получить какое-то полезное знание. Вы наверняка знаете, как человек сможет в себе определить актерские способности. Есть ли какой-то простой тест, что человек возьмет в руку мобильный телефон, включит камеру в положение селфи, видеозапись, и, например, продиктует какой-то монолог, потом, прослушав его, поймет, годится он в актеры или нет?

Ян Цапник: Для универсального теста нужен мастер, который будет вести четыре года — как у нас Владимир Викторович Петров вел наш курс замечательный. Там и Лифанов учился, и Сергеев, и Мужикян, и Хоронько, и Климушкин, Нагиев. У нас хороший курс был, такой веселый.

Александр Генерозов: Хорошо. Ни приложение на смартфоне, ни монолог. Хорошо, послушали нас девчонки, ребята, и подумали: «А почему бы мне не попробоваться в актеры? Что надо сделать тогда, куда пойти?».

Ян Цапник: Плюнь на всё и иди в институт. Закончи школу и иди поступай, и никого не слушай. Потому что, рано или поздно, если в тебе это есть, это всё равно выйдет.

Александр Генерозов: Ян, и последний вопрос традиционно задаю всем гостям: не знаете ли вы, где зарыты самые сокровенные, самые глубинные запасы счастья? Потому что все его ищут, но не все находят.

Ян Цапник: Не знаю, если честно. Формулы-то нет. Счастье — это, наверное, когда семья, когда ребёнок, когда жена (Галя моя), когда теща моя любимая Августа, когда мама из Челябинска, созваниваюсь, когда друзья. Вот это счастье. И счастье, когда любимая профессия существует.

Александр Генерозов: Ян, спасибо огромное за то, что смогли найти время для нас. Приходите к нам еще.

Друзья, Ян Цапник, замечательный артист театра и кино провел сегодня с нами воскресный вечер на Европе Плюс. Оставайтесь с нами, и вас ждет только лучшая музыка и только самые горячие хиты. Александр Генерозов, Week & Star. Пока!

Ян Цапник: И всем желаю удачного просмотра! Наслаждайтесь, наслаждайтесь, наслаждайтесь!

Александр Генерозов: У нас сегодня необыкновенный человек, человек, которого опасаются российские рестораторы, человек, которого ждали давно, и его боятся как огня. Создатель сети ресторанов в России и в Европе, и единственный человек, которому Гордон Рамзи доверил российскую адаптацию своего шоу «24 часа в ад и обратно». Он на телеканале «Че!» возглавил проект «Супершеф». На Европе Плюс Арам Мнацаканов. Здравствуйте, Арам, и привет всем, кто с нами сейчас!

Арам Мнацаканов: Добрый день! Добрый день, прекрасный день в Москве! Я очень рад вас видеть!

Александр Генерозов: Вы с некоторых пор не только открываете новые рестораны, но и спасаете попавшие в беду. Вы не стали мизантропом на этой почве?

Арам Мнацаканов: Нет, я абсолютно лиричный герой. В этом смысле я всегда считаю, что люди лучше, чем они кажутся на самом деле. Надо в них это найти и реализовать то, что скрыто в них хорошее.

Александр Генерозов: Просто им надо немножко помочь, и именно это вы и делаете в своем проекте «Супершеф»?

Смотрите, вы успешный и занятый человек. Питер, Москва, Берлин. Как вы сейчас все-таки оцениваете, что проще: построить ресторан или кафе с нуля или спасать эти утопающие?

Арам Мнацаканов: Конечно, проще всё делать с нуля. Скажу вам честно: в любом деле самое главное — это люди. Мы все это понимаем. Проблемы в бизнесе — это те проблемы, которые есть у людей, которые делают этот бизнес.

Есть такое заблуждение — практически всех успешных людей спрашивают: «Как вы добились успеха?». Я считаю, что бессмысленно анализировать успех людей. Это ничего не даст. Надо именно анализировать неуспешные. И в этом смысле мы уникальная программа, которая и занимается анализом и причинами неуспеха. И если мы объясним людям, чего не надо делать точно, то, вполне возможно, они смогут построить свое замечательное успешное предприятие.

Александр Генерозов: Изначально, как я и говорил, «24 часа в ад и обратно» — это английский проект, который стартовал с Гордоном Рамзи. Я подумал: в Англии глубочайшая и старинная культура посещения пабов, баров. У нас в этом плане немножко тоньше. Это проблемное место у нас, что люди просто не привыкли ходить в кафе и бары?

Арам Мнацаканов: Вы же понимаете, что для того, чтобы люди привыкли ходить… то, что французы говорят «sortir» (это значит выходить куда-то), для этого нужно время. Мы многие годы, десятилетия жили в ситуации, когда мы понимали, что поход в ресторан — это формальность. Ну, надо пойти: день рождения, еще что-то. А вкуснее-то всегда дома. Мы же были не идиоты. Мы понимали, что, ну, как могут в ресторане сделать вкуснее, чем дома? А сейчас наконец потихонечку люди стали понимать, что ресторанами и готовкой еды занимаются такие же профессионалы. Но помимо еды это еще и большой социальный проект. Как человек ходит в театр, как он ходит в спортивный зал. Можно хоть тысячу поставить себе тренажеров, но интереснее пойти туда, где люди. Правильно?

Александр Генерозов: Конечно, элемент общения это немаловажный.

Арам Мнацаканов: Да. Поэтому потихонечку культура того, чтобы выходить, приходит с самых разных сторон.

Александр Генерозов: Смотрите, есть такое видео, на котором Гордон Рамзи желает вам успеха в проекте «Супершеф», и после слов: «Стоп, снято!» он говорит: «Не представляю, как мой друг Арам будет работать в России. Эти люди едят селедку со свеклой на праздники». А я вот думаю — рискую, конечно, устроить некоторый холивар, — есть ли какое-то оправдание нашей любимой «шубейке» с точки зрения кулинарии?

Арам Мнацаканов: Понятно, что Гордон шутит. Понятие «вкусно» одинаково и для американца, и для англичанина, и для еврея.

Александр Генерозов: Это в самом деле?

Арам Мнацаканов: Это в самом деле так. Потому что, если вы вспомните, попадая в любую страну мира, если вас начали вкусно кормить, вы тарелку из рук не выпускаете. И вам не надо объяснять, что «Вы просто не разбираетесь». Это вкусно.

Александр Генерозов: Мне кажется, наши туристы более открыты к впечатлениям и к другой кухне, чем иностранные туристы, которые немножко шарахаются.

Арам Мнацаканов: Вы знаете, зависит не от туризма. Зачастую люди просто в силу каких-то религиозных вещей ограничивают себя в еде так или сяк. А люди, которые являются просто туристами, что немцы, что итальянцы, они очень открыты. И если им вкусно, их не отогнать. Я могу вам сказать. Наблюдал несколько раз эти картины, когда людей было не оттащить за уши от плова, от борща, от хинкали. Они закатывали глаза, требовали еще, и неважна была их национальность или цвет кожи.

Александр Генерозов: Давайте немножко о механике. Каждая серия — это новое место, новая локация. Сам выбор этого места, куда пойти — это мучительно? Выбрать… потому что много плохих.

Арам Мнацаканов: Дело в том, что в выборе я не участвую. Это абсолютное реалити-шоу. Для меня это такой же вызов, как и для тех людей, которые, условно говоря, понимают и согласились на то, что их надо спасать. Я узнаю об этом месте, когда прилетаю, потому что я не бываю. Я сейчас был в Перми, до этого в Воронеже, до этого в Самаре, до этого в Нижнем Новгороде, до этого в Липецке. У нас большая страна. Для меня все эти города были моим первым визитом, за исключением Новгорода (я там был 15 лет назад). А в этих городах я был первый раз в жизни. И я прилетел в отель, потом грим — потому что вы знаете, что по сюжету я всегда появляюсь инкогнито, — в 90% случаев не узнают, потому что в этот момент у них в ресторане дым коромыслом, полно гостей, им не до того, чтобы распознавать кого-то, и они пытаются выплыть в этой ситуации, обслужить и накормить гостей. Я попадаю и вижу это пространство. В 90% случаев оно чудовищное с точки зрения дизайна, обустройства. И начинаю думать, что можно сделать.

Александр Генерозов: Cутки прошли, импульс получили. Но самое-то сложное потом ребятам, мне кажется, удержать этот уровень. У меня вопрос такой: ресторан, по сути, — это то же самое производство, такое же, как завод, со своими технологическими картами, с неуклонными стандартами, или есть место для творчества?

Арам Мнацаканов: Безусловно, есть место для творчества. В нашем ремесле — я не назову это искусством — очень всё похоже на любое другое ремесло или искусство. Для того, чтобы сделать что-то достойное — 85% рутинной работы. 85%! Если мы задумаемся, подумаем про балет или про фигурное катание, представляете, какое количество рутины в день те люди, которые нам дарят мгновение счастья, сколько они работают? И они не устают оттачивать. То же самое. А когда они делают это, кажется, что это просто как дышит человек, это так легко. Поэтому мы понимаем, что наша работа состоит из рутины, в ней есть для творчества 10–15%, но те мгновения счастья людей, которые безумно тебе благодарны за то, что ты их прекрасно принял и вкусно покормил… Я сейчас неслучайно расставил акценты: прекрасно принял и вкусно покормил, что неразделимые вещи. Еда и гостеприимство… Гостеприимство для меня более важная вещь, нежели само качество. В эти моменты люди настолько тебе благодарны! В театре аплодисментами, а тут тебя просто целуют, и всё. Это очень приятно, безумно приятно. Любой человек, которого ты научил даже готовить что-то, он уже по-другому… Я очень люблю с детьми этим заниматься. Когда ребенок начинает сам делать оладьи с тобой вместе, он переворачивает, а потом он сидит, уплетает эти оладьи, а потом еще начинает кормить родителей этими оладьями, это прекрасно, на самом деле. Что может быть прекраснее этого? Потому что это настоящее, и это неформально очень. Мы все ненавидим формализм в чем бы то ни было. А отсутствие творчества, отсутствие желания… Так вот мы в этой передаче фактически такие большие культуртрегеры, просветители, миссионеры. Мы будим этих людей, говорим: «Ребята, чем вы занимаетесь?! На что вы тратите свою жизнь, самое драгоценное, что у вас есть? Свои часы, минуты — они никогда не вернутся — вы тратите на полную ерунду». И в этот момент они говорят: «Неужели на ерунду?», мы говорим: «На ерунду вы тратите, потому что никому это не нужно». И мы показываем, как надо сделать.​

Александр Генерозов: Больше фактов о нашем госте узнаем в серии быстрых вопросов. Ответы всегда принимаю в любом формате.

Любимое и ненавистное детское блюдо Арама Мнацаканова.

Арам Мнацаканов: В детстве которое давали?

Александр Генерозов: Да. Знаете, как многие…

Арам Мнацаканов: Конечно, в детском саду я ненавидел перловку.

Александр Генерозов: Кстати, сейчас она прощена?

Арам Мнацаканов: Нет. Я не буду есть перловку точно. А любимое блюдо — жареная картошка. С детства.

Александр Генерозов: Да ладно?! Здорово как!

Газ на кухне у людей появляется все реже, а электрические плиты все чаще. Это драматично для готовки, на ваш взгляд?

Арам Мнацаканов: Нет, это то же самое.

Александр Генерозов: Они достигли уже схожего уровня?

Арам Мнацаканов: Мы боялись чего-то. Технологии идут вперед. Сейчас электрические плиты очень хорошие, качественные, мгновенно набирают нужную температуру, держат ее в нужном объеме.

Я бы сказал, что трагично другое — что мы не можем иметь дрова и живой огонь дома, потому что надо нам идти в пиццерию «Рыба» и искать печку на дровах.

Александр Генерозов: А в чем ценность печи на дровах? Она дает дымок именно этот или это особый жар?

Арам Мнацаканов: Нет, это медитативная история больше даже. Когда есть живой огонь и когда ты готовишь на живом огне, очень многие вещи по-другому.

Александр Генерозов: Диетологи приравняли сахар к наркотикам. На ваш взгляд, можно ли готовить вкусно и вообще не добавляя сахара?

Арам Мнацаканов: Вообще, я могу сказать вам честно: я бы всем облегчил задачу и сэкономил деньги. Не надо вам никаких диетологов. Граждане России, занимайтесь спортом, активно двигайтесь. Если вы в день пробегаете 10 километров или проплываете 2,5 км в бассейне, вам не нужны ни диетологи, и вы можете есть всё в любом количестве. Всё сгорает. И даже я вам могу сказать, если вы любите бутылку вина и проплывете 3 км, у вас ни один алкотестер не покажет алкоголь, потому что всё сгорает. Человеческий организм таким образом устроен, что если вы ведете активный образ жизни, то не думайте ни о каких диетологах. Просто побольше нагрузки.

Меня всегда спрашивали: «Мы вечером идем на свадьбу (или на день рождения). Это мы на ночь сейчас… Или вкусно там будет. Еще выпьем (это всегда возбуждает)». Я говорю: «Ребята, два часа перед этим с четырех до шести пойдите побегайте, попрыгайте, на лыжах пробегите — идите и ешьте, что хотите. На ночь, не на ночь, ночью, под утро».

Александр Генерозов: И не усните, главное, за столом потом. (Смеется)

Арам Мнацаканов: «Делайте, что хотите».

Александр Генерозов: Рискую зайти на опасную территорию, но российские виноделы, поставьте им оценку по 10-балльной шкале за старания и за результат.

Арам Мнацаканов: Константин Дзитоев — 10 баллов, № 1 винодел в стране. И многие западные виноделы могут позавидовать качеству. Запомните это имя. Это российский винодел, это долина Терека, это Осетия. Вам рекомендую. Он производит очень мало вина, но то, что он производит — это незабываемо.

Александр Генерозов: И порядок цен за бутылку от чего хотя бы начинается?

Арам Мнацаканов: От 2 до 4 тыс. руб. за бутылку, но это того стоит. Он делает невероятное игристое.

Александр Генерозов: Перед вами машина времени. Куда бы вы отправились сугубо в туристических целях посмотреть: в прошлое, в будущее, или в какое место?

Арам Мнацаканов: Не хочу. Я отказался бы.

Александр Генерозов: Итак, мы в поисках вкусной еды решили зайти в бар или ресторанчик. С чего начинаем анализ до того, как мы заказали, можно что-то есть или нет?

Арам Мнацаканов: Мы начинаем анализ с того, как выглядят люди, как они улыбаются, как у них светятся глаза. Если видите команду счастливых людей, можете смело доверять этому месту.

Александр Генерозов: А может быть, они просто в бар заглядывают лишний раз. Нет?

Арам Мнацаканов: И это тоже показатель. А то, что касается сути, если вы заходите в небольшое заведение, открываете меню, а там 100 блюд в меню — всё, можете закрывать и уходить. В небольшом заведении должно быть 15 блюд. Это является показателем. Для меня винная карта является показателем — то, как люди относятся к вину. Очень интересно, на самом деле. Так складывается жизнь, что если ты… Это какие-то коды. Мы с вами, например, любим музыку, и мы друг друга, если бы вы узнали, кто какую музыку любит, тоже понимали бы, что у нас общего. Так же и с вином. То есть ты открываешь винную карту и ты понимаешь предпочтения людей. С одной стороны, ты вдруг понимаешь, что здесь никто вином не занимается, просто отдали на откуп каким-то поставщикам, и они там запихали всё, что хотели. Это одна позиция — тоже можно сразу уходить, потому что люди, которые так относятся к своему месту…

Могу вам привести пример, что в моих заведениях 95% вин, которые есть — это я был на этих винодельнях, я знаю этих виноделов, я люблю их вино, и именно поэтому эти люди регулярно приезжают ко мне в гости, готовят еду со мной вместе, мы пьем их вина, из разных стран мира.

У меня была какая-то большая предварительная жизнь, я ее прожил, и этими винами я делюсь с моими гостями. Я говорю: «Вот, это моя коллекция».

Александр Генерозов: Красиво звучит.

Арам Мнацаканов: И так должно быть у каждого. Давайте людям то, что вы любите. Это очень просто, на самом деле. Поэтому для меня это показатель. Как только я вижу…

Александр Генерозов: Хорошо. Давайте с другой стороны к этому вопросу подойдем. Вот мы пришли к вам в «Пробку» на Цветном. Как нам поступить, чтобы заплатить поменьше и получить как можно больше удовольствия? Потратить денег меньше и получить как можно больше удовольствия.

Арам Мнацаканов: Я вам гарантирую, что вы получите удовольствие вне зависимости от того количества денег, которое вы там потратите. Зашли вы на бокал вина и взяли просто пиццу или вы съели пять блюд, начали с шампанского, закончили граппой — удовольствие получите одинаковое. Удовольствие именно в атмосфере, которая в этом ресторане есть. Я считаю, что вы найдете себе то, что вам хочется, проведете там время, потратите немного. Он доступен практически для всех. Единственная проблема в том, что надо заказать, иначе не попадете.

Александр Генерозов: На Карибах кокосы, в Испании хамон, в Италии пармезан, во Франции — даже боюсь начинать. А есть ли чем продолжить этот ряд со словами «А в России…" узнаем у одного из самых успешных рестораторов и ведущего «Супершефа» на «Че!» Арамом Мнацакановым на Европе Плюс.

Итак, на самом деле, с нашим настоящим, местным. Прилетели фанаты на Чемпионат мира и хотят попробовать что-то из наших уникальных продуктов. Что это могло бы быть или что сейчас есть, чего нет, защищенным географическим наименованием? Понятно, что официально нет у нас такого титула.

Арам Мнацаканов: Очень много чего есть. Есть исторические вещи, которые можно перечислять. Начнем с икры, наверное, астраханской.

Александр Генерозов: Икра. Принято.

Арам Мнацаканов: Вологодское масло, кубанские подсолнухи.

Александр Генерозов: То есть, на самом деле, есть?

Арам Мнацаканов: Корюшка балтийская. Ближневосточный гребешок можно вспоминать. Можем вспоминать краба, и мурманского в том числе, и камчатского.

Так скажем, плюс-минус в России много чем есть гордиться. Никаких проблем не вижу. Другой вопрос, что много северных земель, и растет там, если говорить об охоте и рыбалке, хорошо, а если говорить о сельском хозяйстве, то какое там сельское хозяйство? Мама дорогая! Холодно же.

Александр Генерозов: Скандинавы же выворачиваются в похожей ситуации.

Арам Мнацаканов: Скандинавы не живут на таких широтах.

Александр Генерозов: Все-таки у них помягче?

Арам Мнацаканов: Конечно. Это безусловно. Дело-то не в этом. Дело в том, что есть чем угостить в нашей стране. Опять-таки, такая страна разная! Если вы прилетели в Казань, тебя угощать будут по-одному, если прилетели в Ростов — по-второму, а если в Воронеж — по-третьему. И сейчас есть ребята талантливые, говорят сейчас модно, трендсеттеры, задающие главное направление, и все хотят к ним попасть, и все они базируются именно на местном. Делать себя можно, только опираясь на свою культуру и на то, что было у тебя в крови и в крови твоих предков. Невозможно мексиканским ресторанам быть в городе Пермь. Это будет всегда фейк.

Александр Генерозов: Но рецепты приходится адаптировать к современности? Это неизбежная утеря какой-то оригинальности?

Арам Мнацаканов: Безусловно. Гениально, если бы у тебя стояла русская печь, потому что то, как можно было готовить в настоящей русской печи — это невероятно, как это было бы вкусно. Но сейчас технологии таковы, что современная пища, так же, как iPhone или еще что-то, позволяет уже добиваться этих технических показателей, которые тебя приближают к этому. Конечно, сейчас много появилось технологических приемов — мир не стоит на месте — то, что раньше было 10 дней, сейчас можно сделать за три часа. Процессы ускоряются. Сушить, вялить, мариновать. Это приобретает совершенно другие горизонты возможностей. Они расширяются. Но для этого нужно обладать знаниями.

Друзья мои, сейчас вы удивитесь, современный повар — это химик, биолог, математик.

Александр Генерозов: Технолог?

Арам Мнацаканов: Любой нормальный человек должен быть математиком, это главная наука. И это человек читающий, знающий. Тогда он может соединить и современные технологии, и знания о продукте, и базовые вещи, связанные с готовкой.

Александр Генерозов: Ведущий «Супершеф» Арам Мнацаканов на Европе Плюс. Вы в этом шоу работаете с операторами, с осветителями, с камерами. Мне кажется, люди на камеру должны себя вести немножко по-другому. Вас еще не упрекали в этой постановочности?

Арам Мнацаканов: Никто ни в чем меня не упрекал. Они вообще теряют дар речи в какой-то момент. Потом приходят в себя. Нет, никто ни в чем никого не упрекает. Я вам могу сказать, что обычный человек, любой человек думает о камере первые три часа. Потом он забывает. Невозможно. Они не артисты. Ты не можешь жить какой-то другой жизнью. Тебе понатыкали везде камер. Может, какое-то время ты… А потом у тебя идет твоя жизнь, твоя работа. Тебе не до камер. Я думаю, что если вас поместить в такие же условия, через день вы забудете обо всем. «Григорий, подайте мне, пожалуйста, ту шумовку. Я вам очень благодарен». Вы сможете так разговаривать пять минут.

Александр Генерозов: «Гриша, быстро!»

Арам Мнацаканов: Да. Через пять минут вы говорите своим языком. Да, где-то мы останавливаем съемку, говорим, что надо физически что-то подождать, какие-то вещи не могут произойти мгновенно. Но в целом это абсолютно реальное шоу, и реальность его в том, что еще не все выживают. Вы можете поехать, потом посмотреть. Мы к кому-то возвращаемся. Нам, не поверите, шлют видео герои предыдущих передач, как у них всё стало замечательно, и у них полный ресторан гостей, и вот прошло 2 месяца, они очень счастливы. И есть, мы приезжаем, и там уже всё заколочено, просто нет этого места. Я всем объясняю: «Ребята, главное — это то, что начнется после того, как я уеду». А это очень большой труд, на 85% состоящий из рутины. Надо это понять. И это может быть счастьем, только если вы любите то, чем вы занимаетесь.

Они обожают, когда видят деньги живые и результат их труда. Но я говорю, что эти деньги появятся, только если первые условия соблюдены — если вы занимаетесь своим делом и делаете с удовольствием.

Александр Генерозов: Давайте с такой стороны. Все боятся роботов, искусственного интеллекта, которые потом лишат нас работы. А я думаю: работа повара в ресторане — это, наверное, такая индульгенция от того, что…

Арам Мнацаканов: Единственная область, да. Я думаю о многих вещах в связи с тем, что появляются новые технологии, роботы. Даже задумался о том, что через 20–30 лет, наверное, будет один вопрос стоять — это взаимоотношения с машинами. Это будет самый серьезный вопрос, потому что если ты человек, например, одинокий, то проще всего себе создать идеального партнера именно так, виртуально.

Александр Генерозов: Достаточно слетать в Японию, там это уже реальность.

Арам Мнацаканов: Будет, вы даже не понимаете, какого качества. А с едой, к счастью, этого не произойдет.

Александр Генерозов: То есть инвестиции в поварское образование — это хорошие инвестиции?

Арам Мнацаканов: Это инвестиции в себя, безусловно. Радость человеческого общения и общения человеческого за столом, и приготовленной людьми едой — это будет всегда.

Александр Генерозов: Были удивлены, когда в рамках «Супершефа» ездили, что в регионах есть жизнь, есть ресторанная жизнь? Или вы знали об этом?

Арам Мнацаканов: Нет, не был удивлен. Я верил, что в регионах очень много интересного. И я получил подтверждение. Очень интересная страна, и очень людьми богатая страна.

Александр Генерозов: Завтра понедельник, день, который у нас не любят. Может быть, вы нам посоветуете, с какого завтрака начать понедельник? Что бы нам такое приготовить, чтобы этот день дал правильный настрой? Как вы настраиваете?

Арам Мнацаканов: Встать очень рано, пробежаться часок, и потом с удовольствием… Я обожаю, например, яйца всмятку.

Александр Генерозов: Самые простые и самые классические.

Арам Мнацаканов: Да. Я беру круассан, яйца всмятку, макаю круассан в яйца, взбиваю всё это чаем с каким-нибудь джемом или с домашним вареньем. Это счастье.

Александр Генерозов: Мне уже очень вкусно, а еще только воскресенье. Но, друзья, если вы завтра приготовите завтрак по рецепту нашего гостя Арама Мнацаканова, а если еще включите Европу Плюс, а вас будет ждать «Бригада У» — Джем, Илья и Вики, то это сочетание вам точно сделает понедельник замечательным.

Арам, спасибо огромное за такую интересную и увлекательную беседу! Я весь просто ушел в кухонные дела.

Друзья, легендарный ресторатор и ведущий «Супершеф» на «Че!» Арам Мнацаканов провел свой воскресный вечер вместе с нами на Европе Плюс. Александр Генерозов, Week & Star. Пока!

Арам Мнацаканов: До свидания!

Александр Генерозов: На Европе Плюс легендарный человек в интеллектуальных телевизионных играх – магистр «Что? Где? Когда?», генеральный продюсер компании «Игра-ТВ» и бессменный ведущий «Брейн-ринг» на «НТВ» – Андрей Козлов! Здравствуйте, Андрей! И привет всем-всем, кто с нами сейчас!

Андрей Козлов: Добрый вечер! Всем привет!

Александр Генерозов: В пятницу вся страна с большим размахом традиционно отметила Международный женский день. Добавил ли хлопот он в ваш личный график, в ваши дела?

Андрей Козлов: Ну, на самом деле, чем старше становишься, тем всякие разные праздники, даже 8 марта, становятся все равно более обыденными. По-моему, даже 8 марта работал. Но, конечно, я поздравил милых дам, кого-то лично, кого-то звонком.

Александр Генерозов: Я присоединяюсь к вашим поздравлениям, потому что я не слышал нашу аудиторию с тех пор. Когда я узнал, что на «НТВ» в их эфирную сетку возвращается «Брейн-ринг», я подумал, что это такой весомый поступок для телеканала для улучшения кармы. Но телевидение функционирует не по законам благотворительности. И что, получается, они поймали некий тренд на умных и эрудированных людей в нашем обществе?

Андрей Козлов: Я вам скажу, что трудно не заметить, что в последние годы канал «НТВ» очень сильно меняется. И он все равно, так или иначе, сместился в сторону, что ли, более умного, если можно так сказать, телевидения. Это заметно. Современное телевидение без желтизны обойтись не может, но эта желтизна стала вполне себе в рамках приличия. Оглянемся назад, увидим, что нет. Поэтому я думаю, что просто мы ко двору пришли.

Александр Генерозов: Съемки проходят в инновационном центре «Сколково». Правильно я его назвал?

Андрей Козлов: Да, инновационном.

Александр Генерозов: Это отличная мишень для юмористов, блогеров, журналистов. И, все же, есть там на что посмотреть? Есть ли реальные достижения?

Андрей Козлов: Вы знаете, когда я ехал первый раз в «Сколково» два года назад, я тоже ехал, думая: «Ну, о чем я буду с людьми разговаривать?

Александр Генерозов: «А есть ли там что-то в чистом поле?»

Андрей Козлов: Да. «Мы всё, – типа, – про «Сколково» знаем. Вот люди деньги…», не будем говорить, что они с ними сделали. А оказалось, что они с ними сделали всё правильно. Оказалось, что «Сколково» – это на самом деле инноград, на самом деле. Вот если вы приедете, допустим, и увидите их технопарк – так это называется – где резиденты размещаются, это больше километра здание. Сейчас уже там открывают, из электрички можно будет выходить. И по нему пешком не очень-то пройдешься. Там стоят прокаты велосипедов, прокаты роликовых коньков, чтобы можно было перемещаться из здания в здание. Так это только одно здание. Там потрясающая гимназия. Совершенно удивительный университет. Но, что меня больше всего обрадовало – они открыли сейчас уже клинику совместно с израильской клиникой, и там принято решение, что для этой клиники сделано исключение, там можно лечить по протоколам европейским, американским, даже если эти протоколы не утверждены в России.

Александр Генерозов: Не приняты еще у нас?! Ого!

Андрей Козлов: Знаете, и это такое важное. Потому что утверждение протокола – это очень долгая-долгая история.

Александр Генерозов: Конечно.

Андрей Козлов: А там такое исключение сделано. Вообще, если приехать в «Сколково» и посмотреть…

Александр Генерозов: А туда можно приехать?

Андрей Козлов: Да. Там же нет ни пропусков, ничего. Есть парковка.

Александр Генерозов: И есть какие-то даже экскурсионные маршруты? Предполагаю.

Андрей Козлов: Я знаю, что уже люди ходят… Я думаю, что если звонить в «Сколково» и договариваться, то проведут. И очень интересная архитектура.

Александр Генерозов: А к вам на съемки можно попасть туда?

Андрей Козлов: На съемки – да, но съемки теперь будут только осенью уже. Конечно, можно.

Александр Генерозов: А в самом деле, постоянное напряжение мозга, постоянная умственная гимнастика – это ведь по существу ни что иное, как профилактика деменции?

Андрей Козлов: Вы знаете, мы на «НТВ» выпускаем еще одну программу – ночное такое ток-шоу «Мы и наука. Наука и мы». И самые разные проблемы, от гравитационных волн до болезни Альцгеймера. И ведущие ученые, которые у нас были, утверждают, что, да, даже разгадывание кроссвордов способствует тому, чтобы несколько отсро… У каждого будет свой Альцгеймер, рано или поздно. Просто многие до него не доживают. Но срок переносится благодаря просто умственному напряжению. Факт.

Александр Генерозов: Вытаскивание себя из зоны комфорта.

Андрей Козлов: Это факт, факт, факт! Это не я говорю, это говорят, знаете, академики от медицины.

Александр Генерозов: Игре без малого 30 лет, если я правильно посчитал.

Андрей Козлов: Да.

Александр Генерозов: Сам образ эрудита-игрока сильно поменялся за эти годы?

Андрей Козлов: Ну, я думаю, что, да, конечно, он сильно поменялся. С 1989 года, когда в первый раз выходил «Брейн-ринг», и до сегодняшнего дня…

Александр Генерозов: 30 вообще получается.

Андрей Козлов: Мы будем отмечать 30 лет в следующем году. То есть там 1990 год. 1989-й – задумка, а 1990-й – первый эфир. В следующем году будем отмечать юбилей. Я надеюсь, доживем. Но поменялся все равно. Эрудиты 30-летней давности, на мой взгляд, были гораздо больше по внешнему виду ботаниками, или, если угодно, лузерами, по ощущению. А нынешние, если в той же возрастной категории брать, не те, которые за 30 лет состарились уже, а те, которые сейчас играют в «Брейн-ринг» – это все-таки уже успешные, уверенные в себе, как правило, молодые или относительно молодые люди, и эти люди понимают, что для них интеллектуальная игра – это не смысл жизни и развлечение.

Александр Генерозов: Да-да! Это очень интересно, потому что у людей есть работа, учеба, они прикладывают какие-то колоссальные усилия помимо своей деятельности для того, чтобы собраться в клубы, для того, чтобы где-то выступить. Что ими движет? Это тщеславие, может быть? Честолюбие?

Андрей Козлов: Вы знаете, один умный человек, а зовут его Михаил Ефимович Швыдкой, когда я его спросил: «Миша, что же ты так все на месте не сидишь? То ты там, то там», он сказал: «Ты знаешь, так я борюсь со страхом смерти». И я понимаю, что в нашей вечерней вроде бы жизнеутверждающей программе вообще это слово, может быть, не стоило бы употреблять, но мне кажется, что человек, который занимается еще каким-то делом, насыщает свою жизнь, он находит, если угодно, смысл жизни еще и в этом. Он делает свою жизнь насыщеннее, и, соответственно, у него меньше возможностей для депрессий.

Александр Генерозов: Итак, какие качества нужны игроку именно «Брейн-ринга», на ваш взгляд?

Андрей Козлов: Мы сейчас не о его душевных качествах?

Александр Генерозов: Конечно, игровые.

Андрей Козлов: Тут, между прочим, иногда так получается, что чем лучше человек, тем хуже он игрок. Не всегда, это не линейная зависимость. Нет, надо много знать, конечно. Но еще важнее быстро соображать и быть готовым работать на команду, и, соответственно, не переживать, если тебя вдруг в команде затирают. То есть вот прошла целая игра, а ты даже ни разу не ответил, и тебя мама или любимая девушка не увидела по телевизору.

Александр Генерозов: Жди свою очередь.

Андрей Козлов: Надо не рефлексировать. Если человек настроен на то, что он работает на команду, то все будет хорошо, и у команды, если собрались шесть – но так редко бывает, когда команда из шестерых человек, – но если четыре таких человека оказались в команде, то у команды будет успех обязательно.

Александр Генерозов: Гигантская ответственность лежит на игроке, который занимает кнопку.

Андрей Козлов: Это просто страшное дело. А еще сейчас, если кто из радиослушателей следит за этими выпусками, которые сейчас в эфир выходят, то пошла мода, теперь эти же игроки еще и отвечать начали. И я допытываюсь к каждому из них. Там кнопочник команды Тюмени. Я ему говорю: «Ну, откуда у вас это?». Объяснить не может.

Александр Генерозов: А по задумке ведь это человек, фактически выделенный на это.

Андрей Козлов: Он должен просто нажимать. Его работа – ему дали понять…

Александр Генерозов: Чудовищная реакция.

Андрей Козлов: Да, чудовищная реакция, и всё. А мы же в «Сколково» на «НТВ» поставили уже счётчик до сотых. И за два сезона было три раза, когда были по нулям. То есть он поймал просто сам ноль сотых, где-то там тысячная была. А уже на две сотых, на шесть сотых даже не обращаем внимание, потому что это вполне себе такая…

Александр Генерозов: Но они скорее при этом знают ответ на вопрос, или это риск: я нажимаю, я забрал себе вопрос?.. Сложно сказать?

Андрей Козлов: Здесь очень сильно всегда зависит. Каждый бой идет до пяти очков. Соответственно, я думаю, что в первой части боя все-таки…

Александр Генерозов: Когда есть еще куда отступать?

Андрей Козлов: Да. Тогда ты стараешься поймать соперника на своем знании, и тогда ты можешь поразмышлять. Как только это подходит уже это эндшпиль или вообще финал, уже развязка, тут начинают давить – вдруг кривая выведет.

Александр Генерозов: Больше фактов о госте узнаем в серии быстрых вопросов. Ответы всегда принимаю в любом формате. «Википедия». Вы открываете при поиске вики-ссылку, или это все-таки заведомо недостоверный источник для вас?

Андрей Козлов: Нет, так, наверное, не скажешь. Так можно, знаете, сказать и про Большую советскую энциклопедию, что она недостоверна. Но вообще к любой информации нужно относиться со здравым смыслом, и тогда всё будет нормально.

Александр Генерозов: Правите сами статьи?

Андрей Козлов: Нет, никогда. Я читатель, а не писатель.

Александр Генерозов: Светлана не нашла вас в социальных сетях. Плохо искала, или вас там нет действительно?

Андрей Козлов: У меня есть аккаунт в одной социальной сети, но я его не веду. Я не поклонник. Мне не нравится жизнь нараспашку.

Александр Генерозов: Ум можно купить? Репетиторы, университеты, коучи, йога?

Андрей Козлов: Репетиторы – это же не про ум, а про знания. Мы часто путаем.

Александр Генерозов: Может ли тренер, коуч?.. «Знаниями развить ум», – давайте вывернусь так.

Андрей Козлов: Мне кажется, большие знания, наоборот, скорее ум несколько гасят, потому что у человека происходит вытеснение такое. Он набивает голову знаниями, а ум смещается в сторону. А поскольку сам человек довольно часто делает такое: «Вот я знаю таблицу умножения, значит, я умный», он оказывается в состоянии, что он не понимает, что ему нужно поработать не над знаниями, а над умом.

Александр Генерозов: «Я в этом ничего не понимаю». Простите. Про какую сферу вы могли бы так с лету сказать?

Андрей Козлов: Я вообще ни в чем ничего не понимаю кроме химии и телевидения.

Александр Генерозов: В интернет-мемах в качестве ходячей энциклопедии используют образ Анатолия Вассермана. Есть ли у вас на примете кто-то, кто, может быть, не столь колоритен, но близок по уровню именно энциклопедичности?

Андрей Козлов: Я, кстати, с большим уважением отношусь к Анатолию. И мы, естественно, хорошо знакомы. Он в свое время играл в «Брейн-ринг». Но, понимаете, все-таки я думаю, что Анатолий сам понимает, что он во многом продукт технологий, раскрутки, создания. Я абсолютно уверен – мне трудно говорить про другого человека – что по России ходит огромное количество гораздо более талантливых людей, чем ваш покорный слуга, но им просто не повезло, а мне повезло. Также, мне кажется, и Анатолий.

Александр Генерозов: В один день с вами, то есть 25 декабря, родились музыканты Энни Леннокс, Евгений Маргулис и Константин Кинчев, замечательный актер Игорь Лифанов и легендарный диджей (это близко уже нам) Armin van Buuren. С кем-либо из этих перечисленных знакомы и, может быть, праздновали даже день рождения вместе?

Андрей Козлов: Ну, вместе не праздновали. Вы не упомянули еще одного человека, который с точки зрения католиков именно 25 декабря тоже родился.

Александр Генерозов: А, это Рождество?

Андрей Козлов: Да, так получилось. Католическое. Из перечисленных мы достаточно хорошо знакомы с Женей Маргулисом.

Александр Генерозов: Энни Леннокс и Костя Кинчев еще, и актер Игорь Лифанов.

Андрей Козлов: Я думаю, что мы могли и с Игорем пересечься где-то. Но это уже не близко.

Александр Генерозов: И машина времени перед вами. Скорее выбирайте, куда слетаем посмотреть: прошлое, будущее?

Андрей Козлов: Прошлое.

Александр Генерозов: Какой год? Примерно…

Андрей Козлов: Я вам скажу. После окончания Великой Отечественной войны, эта пятилетка мне очень красива.

Александр Генерозов: Я, конечно, утрирую, но все-таки вопрос в лоб. В опасениях или неопасениях искусственного интеллекта вы присоединитесь скорее к алармизму Стивена Хокинга и Илона Маска, или скажете, что «Да нет никакого искусственного разума и не будет»? Бояться его или нет?

Андрей Козлов: Может быть, пока еще нет такого искусственного разума. Я думаю, что лет за 10 мы почувствуем на себе по полной программе, как он нами начинает овладевать. И не в смысле отключить смартфон. Вообще не в этом смысле. Или выключить неожиданно радио.

Александр Генерозов: А как?

Андрей Козлов: Смотрите, создали создатели маленький искусственный интеллект, девушка. Да девушка вдруг начала материться – серьезно – посылать всех своих создателей подальше, а потом скуклилась и перестала отвечать на вопросы. По-видимому, она там продолжает жить, но это же так чуть-чуть.

Мы с вами обленимся. И, может быть, в этом ничего бы страшного не было, но я думаю, что мы с большим удовольствием сами все отдадим искусственному интеллекту, а в результате перестанем быть людьми. Я почти не сомневаюсь, что так и произойдет. Либо нужно тогда говорить: «Люди, будьте бдительны и задумывайтесь, что с нами происходит».

Александр Генерозов: Если мозг эрудированного человека сравнивать с компьютером, в котором только и может, наверное, возникнуть искусственный интеллект, как вы думаете, можем мы хотя бы приблизительно подойти к этому сравнению? Сколько-то терабайт в нашей голове памяти, такая-то тактовая частота процессора, или пока это даже не близко?..

Андрей Козлов: Все-таки уже достаточно давно компьютер играет в шахматы, и успешно играет, и мы знаем, что самые выдающиеся шахматисты радовались, когда сводили матчи в ничью, например. Но нет, сегодня все равно мозг человека работает намного быстрее.

Вы понимаете, мы все время думаем, что слово «душа» – это слово из религиозного только. Что если атеист, то и души никакой нету. Даже если вы атеист, что-то у вас внутри такое есть, что отличает вас от компьютера, даже если у этого компьютера в результате скорость мышления будет в разы больше, чем в вашем мозгу.

Александр Генерозов: Хорошо. Мы противопоставляем мозг и искусственный интеллект, или по крайней мере тревожимся их противопоставлению. А если их суммировать? Такое ведь тоже невозможно исключать, что не будет никакой войны с искусственным разумом, будут лучшие умы суммироваться. Тогда Вселенную покорим всю.

Андрей Козлов: Да что вы! Войны никакой не будет с искусственным разумом. Какая там война? Мы даже не заметим. Вам все в парадигме «Война! Америка на нас! Стрельнем мы в нее!». Там никто ничего не будет делать. Просто мы сами не заметим, я вам говорю серьезно…

Александр Генерозов: Как деградируем?

Андрей Козлов: Даже не мы деградируем. Мы, может быть, останемся прежними. Но только все в свое время боялись пришельцев: «Вот они приедут со своим интеллектом», а тут вот это, оно здесь! Я вам серьезно говорю! Я вообще не верю в теорию заговоров, но это произойдет неминуемо, если мы сами не остановимся.

Александр Генерозов: Вернемся к вашей передаче с искусственного интеллекта. Если посмотреть с формальной точки зрения, то вы должны озвучить вопрос и принять ответ. Что самое сложное в вашей работе? Из первых уст.

Андрей Козлов: Саша, мы же понимаем, что если бы в этом была работа ведущего программы, то тогда бы уж точно можно было поставить тот самый искусственный интеллект. Он прекраснейшим образом сегодня расшифровывает слова и сверяет с тем, что написано в карточке.

С другой стороны, я ничего сложного не вижу в этой работе. Но чтобы все-таки потом хронометраж не закончился, надо два слова сказать, потому что все время небольшая ошибка. Во-первых, создатель программы «Брейн-ринг» – это Владимир Яковлевич Ворошилов.

Александр Генерозов: Принято.

Андрей Козлов: Первым режиссером программы «Брейн-ринг» был Борис Крюк, и мы с Борисом до сих пор соавторы программы «Брейн-ринг». Все-таки это очень важно. Это не просто уважение.

Александр Генерозов: Конечно.

Андрей Козлов: Иначе потом рождаются нездоровые сенсации, что «Вот оно как оно было!». Да, последние при этом годы, кроме первого цикла, ведущий программы «Брейн-ринг» – это Козлов. И здесь нет ошибки. Ничего сложного в этом, кроме радости ведения.

Александр Генерозов: Смотрите, ведущий интеллектуальных викторин, игр, всегда, пользуясь современным сленгом, тролль 999-го уровня. Есть такая, мне кажется, опция у всех. Возможно, в вашей игре меньше. А с чего это пошло?

Андрей Козлов: Почему меньше? Я не думаю. Я думаю, что просто и слова тогда еще такого не было, потому что компьютеров не было.

Александр Генерозов: Конечно.

Андрей Козлов: Сейчас я упоминал Владимира Яковлевича Ворошилова. А кем он был как ведущий «Что? Где? Когда?» в том числе? Конечно, в каких-то моментах он был и троллем, наверное, и троллил знатоков. Вопрос, мне кажется, всегда меры, для чего все это.

Кстати, вы тоже иногда сбиваете, называете «Брейн-ринг» викториной. Ворошилов ненавидел, если «Что? Где? Когда?» называли викториной. В советские годы могли печатать программу передач и писать «Телевикторина "Что? Где? Когда?"». Он это ненавидел, потому что для него это все-таки не проверка знаний. Викторина – это проверка знаний. А «Что? Где? Когда?» – это игра. Смею надеяться, что и «Брейн-ринг» – это все-таки игра. И там тогда уже, получается, не про правильный ответ. И футбол – это не про количество забитых мячей, я вас уверяю.

Александр Генерозов: Да, конечно.

Андрей Козлов: Это про эмоции, это про живых людей. И для того, чтобы помочь людям, которые законсервированы, закрыты, как люди в футляре, да еще и в условиях телевизионной съемки, раскрыться, тут их можно и потроллить, и, наоборот, похвалить, и поругать, и выставить в глупом положении, или, наоборот, самому показать, что: «Вы намного умнее меня». Направлено только на одно – чтобы раскрыть этих игроков, которые здесь сейчас.

Александр Генерозов: Вытащить их из капсулы.

Андрей Козлов: Вытащить их из капсулы, чтобы тогда телезрителю действительно тоже стало интересно за ними наблюдать.

Александр Генерозов: Игры разума – одно из древнейших и доступных только человеку удовольствий. В Китае игру «го» знали уже 5 тыс. лет назад, я подглядел. Человек, который в 21 веке ведет на «НТВ» интеллектуальный «Брейн-ринг» Андрей Козлов на Европе Плюс.

И все же, смотрите, вот сидит симпатичный парень, девчонка, выдают быстрые ответы. А что нужно сделать, чтобы прокачать свой скилл до такого уровня? Надо читать по 10 статей в энциклопедии каждый день? Как развить в себе это мышление и скорость?

Андрей Козлов: Молодежь все-таки просто играет и в «Брейн-ринг», и в «Что? Где? Когда?», и в другие интеллектуальные игры, в течение недели 3-5-6 раз. Я определенно говорю. Не с утра до ночи.

Александр Генерозов: То есть такие тренировки фактически?

Андрей Козлов: Получается, что это тренировка. Ну, это всё тренировка. Ворошилов говорил, что игра – это репетиция жизни. (Смеется.)

Александр Генерозов: Хорошо.

Андрей Козлов: В этом смысле мы репетируем жизнь, и на телевидении играя, и вне телевидения играя. Но мне кажется, что есть определенные качества человека, которые развить кардинально нельзя. Мне кажется, что либо у человека есть ум, либо его нет. И погубить его можно. Глупо распорядиться, как впрочем, как и любым другим даром, можно. Кому-то покажется, что это обидно, но если вы не умеете рисовать, ну, нет дара…

Александр Генерозов: Это данность.

Андрей Козлов: Да. Это же данность. Чего тут обидного? Вовсе необязательно быть хорошим человеком, и при этом умным человеком. Ну, совершенно необязательно. Наоборот даже, я вам скажу, достаточно много людей, которых я знаю, которых я бы назвал умным человеком, но подлецом. Поэтому это не взаимосвязанные вещи.

Надо ли в принципе развивать ум? Не знаю. Мне здесь больше нравится, как говорил Задорнов, совсем простое слово, типа «смекалки». Когда для жизни нормально, а там не надо быть всем Эйнштейнами. Да и вообще я вам скажу: не дай бог жить в мире, где одни Эйнштейны. И вообще, если вам попался рядом Эйнштейн, то вам не повезло.

Александр Генерозов: «Дураком быть выгодно, умным плохо», – как пелось.

Андрей Козлов: Да умным-то, может быть, и хорошо. Понимаете, как раз мне, обычному человеку, мне неумному человеку…

Александр Генерозов: Ну, ладно, ладно.

Андрей Козлов: Да ну, перестаньте! Я в одном интервью сказал, что «Люди говорят, что я не дурак». Хотя бы на таком уровне. Но, на самом деле, быть рядом с очень умным человеком сложно невыносимо! А если он еще и гениален… Это я знаю, что я говорю. Я вспоминал Ворошилова один раз, второй. Ворошилов был гением, поэтому у меня есть опыт жизни с гением. Спасибо большое за этот бесценный опыт.

Александр Генерозов: Бегом по вопросам наших слушателей (их немало набралось). Дмитрий Журавлев: «Если бы у Андрея был выбор: родиться в самолете, летевшем из Германии в СССР или в поезде "Ясиноватая — Москва", что бы выбрали?».

Андрей Козлов: Это просто человек хорошо показывает знания моей биографии. Я действительно родился в самолете из ГДР в Москву. А «Ясиноватая — Москва» я работал проводником пассажирских вагонов в студенческие годы. Это просто человек знает биографию.

Александр Генерозов: Света: «Кого из игроков "Что? Где? Когда?" Андрей назвал бы лучшим за историю программы?».

Андрей Козлов: За всю историю программы?

Александр Генерозов: Да.

Андрей Козлов: Ой, за всю историю, ну, так не скажешь. Борис Бурда.

Александр Генерозов: Людмила спрашивает Андрея: «Когда игроки берут дополнительную минуту, они тем самым растягивают удовольствие от заданного вопроса или действительно им нужно додумать?».

Андрей Козлов: Это, вы знаете, мужчины растягивают удовольствие, если берут дополнительную минуту. (Смеется.) Нет, им нужно подумать, как правило.

Александр Генерозов: Ян спрашивает: «Как вам удалось выиграть суперблиц 27 декабря 2008 года?».

Андрей Козлов: Я, знаете, до сих пор удивляюсь. Это та программа, которая существует на видео и которую я ни разу не пересмотрел.

Александр Генерозов: Да ладно?!

Андрей Козлов: Да.

Александр Генерозов: Минуту триумфа свою!

Андрей Козлов: Я это не смотрел. Мне страшно.

Александр Генерозов: Степан спрашивает: «Планируете ли вы в будущем запускать новые проекты или телепередачи?».

Андрей Козлов: Знаете, это в «Литературной газете» был такой раздел, по-моему, «Клуб 12 стульев». И там спрашивают у автора: «Какие ваши творческие планы?». Он говорит: «Написать повесть рублей на 300-400». (Смеются.) Ну, что я могу сказать про авторские… про творческие планы? Да ничего не скажу. Что-то будет.

Александр Генерозов: Андрей, спасибо огромное! Получил настоящее удовольствие, я думаю, и все, кто нас слышал, от разговора! Приходите к нам ещё!

Андрей Козлов: Я непременно. Вам большое спасибо, и спасибо радиослушателям!

Александр Генерозов: Андрей Козлов провел этот воскресный вечер вместе с нами. Александр Генерозов, Week & Star! Пока!

Андрей Козлов: Пока!

Александр Генерозов: На Европе Плюс актер, который умеет воплощать самые пронзительные образы. Человек, c мнением которого спорят, его слова раздражают, но заставляют задуматься. Кто он? Алексей Серебряков. Здравствуйте, Алексей! И привет всем-всем, кто с нами сейчас.

Алексей Серебряков: Добрый день!

Александр Генерозов: Март, третий день весны. Между какими точками на карте, в каких делах мы вас застали?

Алексей Серебряков: Бесконечное количество интервью по поводу выхода новой картины «Ван Гоги», которая выйдет в прокат 7 марта. И всех приглашаю в кинотеатры.

Александр Генерозов: Через пять дней 8 марта, это как раз на следующий день после фильма «Ван Гоги». И вы внутри семьи этот праздник оставили праздничным даже в Канаде, да?

Алексей Серебряков: Моя семья живет в Канаде. 8 марта я праздником особо не считаю, потому что стараюсь делать праздник для своей жены каждый день, а не по каким-то конкретным мероприятиям.

Александр Генерозов: К самому актуальному. И давайте всем объясним, что «Ван Гоги», это все-таки множественное число от живописца Ван Гог. Да?

Алексей Серебряков: Да. Это к Грузии не имеет никакого отношения.

Александр Генерозов: Итак, ваш герой — 53-летний Марк, он сын дирижёра. Он переживает экзистенциальный кризис. Вообще, тема отцов и детей — благодарная платформа для раскрытия этой метаморфозы Марка?

Алексей Серебряков: Судя по количеству картин, которые пытаются рассмотреть эту историю и взаимоотношения поколений, наверное, мы всегда будем об этом говорить, и снимать, и рассуждать.

Александр Генерозов: Исполнитель роли отца Марка — польский актёр Даниэль Ольбрыхский. Ему недавно, как я поглядел, исполнилось 74 года.

Алексей Серебряков: Да! Ему исполнилось два дня назад, да.

Александр Генерозов: Да. Насколько был большой вызов для него сыграть человека, который подвергается интенсивной метаморфозе старения? Он терпеливо выносил все эти гримерские муки?

Алексей Серебряков: Насколько я понимаю, он делал это с удовольствием. Не знаю, наверное, это такая природа актерская — попытаться прожить то, что невозможно, или то, что тебе предстоит в будущем. Но, наверное, он так к этому относился, потому что иначе не объяснить ту тяжесть и физическую, и психологическую, которой он подвергся во время работы.

Александр Генерозов: Польская и российская школы кинематографа все-таки не одно и то же. Вы легко нашли с ним общий язык? Потому что я не знаю, ведь вы с Даниэлем — главное тяговое звено этой картины, ваше партнерство.

Алексей Серебряков: Я думаю, школа примерно одинакова. По большому счету, актерская школа одна и та же, и заключается она в том, чтобы верить в предлагаемые обстоятельства. Дальше разные инструментарии, в зависимости от того, в каком жанре ты работаешь и какой продукт ты делаешь. Но первоосновой является вера в предлагаемые обстоятельства.

Александр Генерозов: Вам в жизни приходилось испытывать отчаяния, подобные отчаяниям Марка? Надеюсь, я никакой спойлер не скажу людям.

Алексей Серебряков: Нет, это не спойлер.

Александр Генерозов: Потому что с этого отчаяния и начинается фильм. Это самый первый кадр.

Алексей Серебряков: Да. Картина начинается с того, что 53-летний человек пытается закончить жизнь путем эвтаназии. Да, в общем, это самое начало картины. Мне такого в жизни переживать не приходилось. Я, слава богу, достаточно счастливый человек.

Александр Генерозов: Фильм не оставляет ни малейшей надежды на позитив и легкомысленность, так же и потому, что уже с первых же кадров, с первых минут мощно звучит тема «Реквиема» Моцарта. Но финал, финал мне кажется относительно мажорным! Это чтобы не поставили штамп «чернуха»? Или в этом иная задумка?

Алексей Серебряков: Нет, к чернухе это кино не имеет никакого отношения. На самом деле, на мой взгляд, финал достаточно чистый, светлый.

Александр Генерозов: Да. И мне даже хотелось, что бы немножко более открытым был финал…

Алексей Серебряков: Вообще, это история о том, как человек обретает самого себя и находит путь к жизни и к возможности любить, и быть полезным.

Александр Генерозов: Но при этом он теряет близкого человека, и эта нота дает ему какое-то новое понимание себя?

Алексей Серебряков: Да. Именно эта потеря и разбирательство с самим собой и со своим отцом расставляет все точки над «i" в его жизни.

Александр Генерозов: В самом начале фильма герой рассказывает, что у него в голове иголка. Мы обнаруживаем, что у героя в голове иголка.

Алексей Серебряков: Это да. Он знает об этом всю жизнь.

Александр Генерозов: Иголка — это некий символ этой его боли постоянной?

Алексей Серебряков: Это надо спросить сценариста, на самом деле. Автор сценария Сережа Ливнев, он же является режиссером этой картины. Насколько я знаю, он нашел это где-то… По-моему, его предыдущая жена подсказала ему такой сюжет, что в свое время от нежелательных детей избавлялись именно таким образом — засовывая в темечко иголочку. И ребенок умирал, и никто не мог понять причину.

Александр Генерозов: Жестоко.

Алексей Серебряков: Да.

Александр Генерозов: У фильма очень мощный кастинг. Я просто перечислю некоторые имена. Это актриса Немоляева. Это легендарная, еще с 80-х актриса Наталья Негода, которую никто долго не мог увидеть в кино. Она здесь возвращается в кинематограф!

Алексей Серебряков: А ещё Ольга Остроумова. Полина Агуреева.

Александр Генерозов: Как вам работалось вместе с легендарными актрисами?

Алексей Серебряков: Надо сказать, что кастинг действительно уникальный. И мне очень повезло встретиться на площадке с такими актрисами, потому что они удивительные, все, каждые. И каждая внесла, привнесла в эту картину свое звучание, свою ноту этой жизни и своего ощущения от этой жизни, своей потерянности и своего счастья, своей недолюбленности и желание любить. Мне кажется, что эта картина в этом смысле — редкость.

Александр Генерозов: «Доктор Рихтер», злодей из «Метода», автослесарь Николай из «Левиафана», и, наконец, Марк из фильма «Ван Гоги». Он будто специально сделан для сложных и неоднозначных ролей. Алексей Серебряков на Европе Плюс. Алексей, большинство российских актеров, с которыми я общался, про театр говорят с некоторым сектантским придыханием: «Сначала театр. Это самое главное. А кино и сериалы — это уже разной степени компромиссы». И вы, насколько я понимаю, один из немногих актёров, который поработал в театре, сказал: «Это не моё». Действительно так и было всё?

Алексей Серебряков: Да, так и было. Театр — не очень моя история, потому что я не люблю, когда на меня смотрят. Я вообще не люблю чужого внимания к себе. Хотя надо сказать честно: конечно, театр для артиста дает гораздо больше материала, потому что драматургия изначально более яркая, чем-то, что предлагается в сериалах, и в кино в части.

Александр Генерозов: «Ван Гоги» — это 100% актерское кино. Там нет никакого экшна.

Алексей Серебряков: Ничего там. Оно очень простое, очень доступное, очень понятное и очень доходчивое, и при этом очень яркое и яростное, и эмоциональное.

Александр Генерозов: Как создателям ленты удалось сделать такую картинку?

Алексей Серебряков: Это заслуга режиссёра и заслуга оператора Юры Клименко, который удивительным образом растворился как художник, в портретах, в сценах, в атмосфере этой картины, в атмосфере этого дома, который является главным героем этой картины.

Александр Генерозов: А что это за невероятного обаяния дом? Где вы нашли такой?

Алексей Серебряков: Дом был найден в Юрмале. Сережа Ливнев искал дом.

Александр Генерозов: То есть это не декорация? Это и внутри всё в реальном доме снято?

Алексей Серебряков: Это настоящий дом, который, конечно, наполнен потом художниками различными предметами, фотографиями и так далее. Но дом изначально был найден в Юрмале, хотя Сережа смотрел и Одессу, и Тбилиси, и Москву, и Питер. Но нашел он его в Юрмале. И поэтому появился такой хороший мир этого холодного моря, сосновых зарослей и этого чудесного дома.

Александр Генерозов: Фильм наполовину снимался в Юрмале, а наполовину, по сюжету, по крайней мере, он снимался в Израиле.

Алексей Серебряков: В Тель-Авиве, да.

Александр Генерозов: Действительно пришлось работать на две площадки? Как это технически возможно было?

Алексей Серебряков: Мы снимали где-то месяц с лишним в Юрмале, и всего неделю снимали в Тель-Авиве. И связано это только с тем, что просто Сереже Ливневу очень хотелось найти такую антитезу юрмальской атмосфере. И он нашел ее в Тель-Авиве, в таком городе-базаре, рынке ярком, жарком, громком, в противовес Юрмале. Мне кажется, это всё можно увидеть только на большом экране, поэтому призываю всех: приходите с 7 марта и потом. Фильм только начинает свою прокатную историю.

Александр Генерозов: Больше фактов о нашем госте узнаем в серии быстрых вопросов. Ответы принимаю всегда в любом абсолютно формате. Хлопушка, этот артефакт, еще жив на съемочной площадке?

Алексей Серебряков: Да, конечно.

Александр Генерозов: Съемка кино на пленку в 2019 году — это все-таки красивый PR-ход?

Алексей Серебряков: Нет, уже никто не снимает на пленку.

Александр Генерозов: То есть пленка ушла в артефакт?

Алексей Серебряков: Да.

Александр Генерозов: Режиссер на все времена для Алексея Серебрякова? Давайте возьмем российский, советский и не русскоязычный.

Алексей Серебряков: Российский — все те, с кем мне пришлось работать. Я со всеми с удовольствием бы встретился еще раз на съемочной площадке.

Александр Генерозов: Одного сложно выделить? Прямо супер который.

Алексей Серебряков: Сложно. Западные? На сегодняшний день я очень люблю Алехандро Инъярриту.

Александр Генерозов: Посещает ли иногда желание завести страничку в социальной сети? Я просто вас не нашел там.

Алексей Серебряков: Нет.

Александр Генерозов: А почему? Можете пояснить?

Алексей Серебряков: Нет такой необходимости. И, честно говоря, я не очень понимаю это общение через компьютер. Как-то оно мне… Я и книги читаю в бумажном виде.

Александр Генерозов: 3 июля, то есть в один день с вами, родились драматург и сценарист Том Стоппард, актер Том Круз, сооснователь Depeche Mode Винсент Кларк и действующий гонщик «Формулы-1» Себастьян Феттель. С кем-нибудь из них знакомы? И кто-нибудь из них близок вам по духу?

Алексей Серебряков: Они не знакомы со мной, это уж точно.

Александр Генерозов: Нео выбирал между красной и синей таблеткой. Красная — это всегда суровая правда, а синяя — это такая безопасная ложь. Не посещало желание принять эту синюю таблетку и жить просто в наслаждении и в неведении?

Алексей Серебряков: Мне никто не предлагал ни той, ни другой таблетки, поэтому я живу так, как живу.

Александр Генерозов: И мы всем гостям предлагаем возможность совершить небольшое путешествие на машине времени, сугубо в туристических целях, с возвратом. Но вы можете выбрать и прошлое, и будущее, и любое место. Куда бы с удовольствием рванули?

Алексей Серебряков: Я бы с удовольствием пожил бы какое-то время во времена Серебряного века. Это было очень интересное время.

Александр Генерозов: Потому что это созвучно с вашей фамилией, возможно?

Алексей Серебряков: Наверное, да.

Александр Генерозов: У нас спрашивает Олег: «В чем параллель между Ван Гогом и отцом и сыном?

Алексей Серебряков: На самом деле, надо просто посмотреть кино до конца. И главное — посмотреть титры, потому что именно титры объясняют название.

Александр Генерозов: Титры финальные?

Алексей Серебряков: Финальные титры объясняют название этой картины. Оно неслучайно.

Александр Генерозов: Кто ваш ожидаемый зритель? На кого рассчитано: на мужчин, женщин?

Алексей Серебряков: Не знаю. Я очень рассчитываю, что это люди, которые хотят смотреть серьезное, глубокое, полное смыслов и аллюзий кино, которые любят задавать себе вопросы, и которые после фильма умеют общаться.

Александр Генерозов: Ответы на эти вопросы можно получить самому, или фильм имеет некоторую дидактичность?

Алексей Серебряков: Не знаю. Но если кто-то после картины выйдет, и наберет телефон, и скажет: «Алло, пап. Привет. Давно не виделись. Давай повидаемся завтра», мне кажется, что это будет здорово.

Александр Генерозов: Вообще, кинематограф, на мой взгляд, разделился на окончательно развлекательный и окончательно такой фестивальный, скажем. Что-то между ними может остаться, или этот барьер все больше и больше?

Алексей Серебряков: Не знаю. Посмотрим. Честно говоря, да, есть мэйнстримовское кино, есть авторское. Вообще, есть хорошее кино, есть плохое, на самом деле. И часто мэйнстримовское кино становится объектом всеобщего внимания, и вызывает желание о нем разговаривать, думать и переживать. Часто авторское кино становится мэйнстримовским. Так что важно сделать хорошее кино.

Александр Генерозов: Рустам спрашивает: «Будет ли третий сезон „Рихтера“?»

Алексей Серебряков: Я очень надеюсь, что будет.

Александр Генерозов: А я от себя спрошу: сложно ли было работать после Хью Лори? Потому что он под себя роль, можно сказать, очертил.

Алексей Серебряков: Честно говоря, мне не было сложно, потому что я изначально подумал, что я буду играть русского врача, собственно говоря, что и делаю. И в эту сторону стараюсь двигаться дальше.

Александр Генерозов: Фильм «Левиафан», где наш гость исполнил главную роль, получил «Золотой глобус» и номинировался на «Оскар». А новая лента «Ван Гоги» выходит в прокат 7 марта прямо в разгар праздничных выходных. Алексей Серебряков на Европе Плюс. Кстати, об «Оскаре». Как вам вообще результаты? Более-менее ожидаемые?

Алексей Серебряков: Если честно, совершенно не в курсе. Я снимался в Швейцарии на немецком языке. Это было очень тяжело, сложно. И я как-то и пропустил и «Оскар», и номинантов. И, наверное, буду уже догонять.

Александр Генерозов: Можно поподробнее про немецкий язык, про Швейцарию? Что за фильм?

Алексей Серебряков: Это такое авторское европейское швейцарское кино. Не знаю, что из этого получится. Медленное, текучее, темное, как и положено для Европы. Поглядим.

Александр Генерозов: А что принципиально дает номинация хотя бы на «Оскар»? Это какое-то повышение статуса всего коллектива, или, по большому счету, это все равно ярмарка тщеславия?

Алексей Серебряков: Любой фестиваль — это продолжение бизнеса, без сомнения. И эта эмблемка или надпись «лауреат», «номинант» сразу увеличивает твою гонорарную историю.

Александр Генерозов: И это самое главное, да? А тщеславие — разве это не то, ради чего идут?

Алексей Серебряков: Те, кто испытывают, те, кто являются тщеславными и соревновательными, наверное, получают от этого какое-то удовольствие. Я, например, не испытываю ничего, поэтому мне трудно тут с ними солидаризироваться.

Александр Генерозов: Говорят, что есть темы, которые гарантированно попадут в оскаровский шортлист. Есть действительно такие темы, или это всё досужие сплетни?

Алексей Серебряков: Да, наверное, есть не темы, есть какая-то общая позиция по поводу того, каким должно являться сегодняшнее фестивальное так называемое кино. Это должна быть либо яркая социальная история, либо что-то про отношения полов и анти-полов. В общем, должна быть какая-то клубничка, которая трогает современного зрителя.

Александр Генерозов: Такая нацеленность на премиальные темы, она вносит свои ограничения? Человек, по сути, лишает сам себя некоторой свободы. Или это не так?

Алексей Серебряков: Да. Мне кажется, что дерганая камера и невнятная сюжетная линия стали более популярными сейчас в фестивальном движении, чем выстроенная история и красивая картинка.

Александр Генерозов: Давайте еще по фильму. Сценарий, кто сделал такой шедевр? Потому что сценарий в кои-то веки в российском кино не провисает, не пропадает.

Алексей Серебряков: Сережа Ливнев является режиссером и автором сценария этой картины. И он по образованию сценарист и оператор. И вошел в кинематограф тем, что он автор сценария культовой картины «АССА», которая в свое время гремела.

Александр Генерозов: Соловьевская «АССА»?

Алексей Серебряков: Да. Именно эта картина. Потом он снял ряд картин по своим сценариям как режиссер, и на 25 лет ушел в продюсирование. Он продюсировал картины «Любовь в большом городе», «Гитлер Капут!», в том числе «Пирамида». Многие картины… И, в конце концов, понял, что с этим надо завязывать, и решил вернуться в режиссуру. И это первое его кино после 25-летнего молчания.

Александр Генерозов: Сама связка «папа-дирижер» и «сын-художник» — это придуманная история?

Алексей Серебряков: Это кино глубоко личное, и отчасти исповедальное. И писался сценарий на сына и на мать, потому что таким образом Сережа хотел разобраться со своими отношениями со своей матерью Марией Гольдовской, мировой известной документалист.

Александр Генерозов: Актер, который был рядом с вами и которого вы даже таскали у себя на плечах, Даниэль Ольбрыхский, который играл вашего отца…

Алексей Серебряков: Это мировая звезда.

Александр Генерозов: Да, это мировая звезда. И в Польше его хорошо знают, и во всем мире…

Алексей Серебряков: В Польше его носят на руках, а во всем мире его знают.

Александр Генерозов: Да. Насколько я понимаю, он с Вайдой снимался?

Алексей Серебряков: 13 картин с Вайдой. 13!

Александр Генерозов: Что за человек? Как с ним было работать? Расскажите.

Алексей Серебряков: Ой, он чудесный! Я, честно, очень волновался и беспокоился, как я с ним буду взаимодействовать. Но выяснилось, что он открытый, совершенно лишенный какого-либо позерства или снобизма человек, безмерного обаяния, очень общительный, идущий на контакт. И помимо того, что он превосходный партнер и превосходный артист.

Александр Генерозов: В фильме также присутствует линия, которую воплотила Елена Коренева.

Алексей Серебряков: Да.

Александр Генерозов: Достаточно неожиданно для меня она сыграла крайне молодо, это всё крайне живо. Но, как мне показалось, осталась какая-то недосказанность в этой сюжетной линии именно с Еленой.

Алексей Серебряков: На самом деле, это качество очень большого артиста, когда ты смотришь небольшую роль, а хочешь посмотреть про этого персонажа свое отдельное кино. Такое умеют делать только большие артисты.

Александр Генерозов: То есть это заставляет нас как раз-таки подумать и додумать?

Алексей Серебряков: Ну, может быть, Сережа Ливнев напишет отдельный сценарий про этого персонажа.

Александр Генерозов: Готовы вы сказать в коротком формате, чего не хватает российскому кино, чтобы таких фильмов как «Ван Гоги» становилось как можно больше? Денег?

Алексей Серебряков: Нет, это не вопрос денег. На самом деле, деньги сейчас уже существуют в киноиндустрии, и индустрия наша поднимается. Я думаю, что у нас пока большая проблема со сценарным цехом. Здесь у нас большая недостача.

Александр Генерозов: А почему? Куда делись сценаристы, которые в свое время советские фильмы?..

Алексей Серебряков: Старая школа ушла, а новые еще пока не научились писать.

Александр Генерозов: То есть те, кто сейчас, например, пойдет в ВУЗ на сценариста…

Алексей Серебряков: У нас очень хорошая, мощная литература сейчас. Очень хотелось бы, чтобы сценарный цех подтянулся до уровня нашей русской литературы.

Александр Генерозов: И любой человек может в себя поверить, и прийти, и доказать? То есть это не какая-то закрытая структура?

Совершенно нет. Если у вас есть что прокричать, проорать, простонать, промычать, отмолиться, то, пожалуйста, приходите, приносите. И наверняка это найдет свой спрос.

Александр Генерозов: Давайте по вопросам пройдемся. Антон спрашивает (наверное, про «Ван Гоги»): «Фильм получил награду за музыку. Будет ли издаваться отдельно саундтрек?». Расскажите про музыку.

Алексей Серебряков: Кроме Моцарта музыка Десятникова. Причем это музыка из предыдущей картины Сергея Ливнева 25-летней давности под названием «Серп и молот», которую я тоже рекомендую посмотреть в сети тем, кто любит хорошее кино. И Десятников благополучно согласился отдать ее и в эту картину. По-моему, она великолепна.

Александр Генерозов: Борис спрашивает: «Добрый день. Задействован ли Алексей в новом проекте Звягинцева?». С кем еще из мэтров российского кино мечтаете поработать?

Алексей Серебряков: Насколько я знаю, Звягинцев только собирается снимать свою картину, и о кастинге еще нет и речи. Не знаю. Посмотрим.

Александр Генерозов: Иван пишет: «Захотелось в Юрмалу. А там снег есть?». Я думаю, снималось-то это достаточно давно. Но мне кажется, зимой там нет снега.

Алексей Серебряков: Снег там есть наверняка. Если хочется в Юрмалу, надо просто купить билет и полететь.

Александр Генерозов: Евгений замечает, что вы снялись в 138 фильмах, а Леонардо Ди Каприо…

Алексей Серебряков: Это неточная цифра. На самом деле, их больше 170. Но неважно.

Александр Генерозов: А Ди Каприо в 48. Я думаю: что дает количество?

Алексей Серебряков: Дело всё в том, что, если говорить про «Доктора Рихтера», это 16 серий (новый сезон) по 54 минуты. Посчитайте, сколько это полных метров. Так что говорить о количестве фильмов достаточно сложно.

Александр Генерозов: Светлана интересуется: «Читаете ли что-нибудь кроме сценариев? И что вы последнее читали?».

Алексей Серебряков: Да. Я читаю всё, что выходит на русском языке. Стараюсь держать руку на пульсе и читаю всю-всю русскую литературу, которая сейчас очень интересная и очень мощная.

Александр Генерозов: И традиционный вопрос. Не знаете ли вы, где спрятаны самые сокровенные, самые глубокие запасы счастья? Потому что все ищут его, но не все находят. Может, есть у вас какой-то рецепт?

Алексей Серебряков: Я думаю, надо посмотреть вокруг. И те, кто вам близок, дадут вам это счастье.

Александр Генерозов: Алексей, спасибо огромное за то, что нашли возможность заглянуть к нам! Час — это действительно жесткий формат как беседы с вами. Приходите к нам еще! Друзья, Алексей Серебряков, замечательный актер и интересный собеседник, провел свой воскресный вечер на Европе Плюс.

Александр Генерозов, Week & Star. Пока!

Алексей Серебряков: Пока!

Александр Генерозов: На Европе Плюс юморист, кавээнщик с внушительным стажем и чемпионским титулом Высшей лиги, резидент Comedy Club, невероятный и неподражаемый Демис Карибидис! Привет тебе, Демис, и привет всем-всем, кто с нами сейчас!

Демис Карибидис: Здравствуйте, слушатели, здравствуйте, Европа Плюс! Здравствуйте, все!

Александр Генерозов: Мы общаемся с тобой после двойного праздника. Вчера был День защитника Отечества, а в пятницу, 22 февраля, вы презентовали новый сезон Comedy Club. Горячо отпраздновали такой дубль? Не болеете после?

Демис Карибидис: Да. Отпраздновали горячо, потому что снимали еще день рождения, потом узнаете все. Снимали день рождения в период съемок, было весело. Попробовали очень много нового. Но, обо всем по порядку потихоньку расскажу вам, как и что происходило.

Александр Генерозов: А День защитника Отечества?

Демис Карибидис: Да, хорошо! Двадцать второе хорошо отпраздновали, так, что 23 пропустили. Классно отметили и 23-е, и поздравили всех ребят, и всех, кто… Кто сейчас на боевом дежурстве, вот их надо поздравлять.

Александр Генерозов: Новый сезон Comedy Club стартовал в пятницу, 22 февраля, на «ТНТ». Пожалуй, самый яркий резидент Comedy Демис Карибидис на Европе Плюс! Давай по порядку о сезоне.

Демис Карибидис: Спасибо за такую оценку, конечно, но… с вами очень много человек поспорило бы, да?

Александр Генерозов: Я говорю от себя, я так оцениваю.

Демис Карибидис: Спасибо.

Александр Генерозов: Яркий — в любом случае. Почему сезон в середине года начинается? Привычно, что всегда в сентябре вроде бы?

Демис Карибидис: Этот вопрос надо, наверно, задать ТНТшникам, которые составляют сетку, и от этого мы и пляшем. Но, неважно, когда он начинается, у нас был перерыв зимний такой, два-три месяца. Мы что-то переосмыслили, что-то переделали, что-то двигаем, все как-то в ногу со временем стараемся. Мы придумали много новых смешных штук. Смотрите. Чему-то посмеетесь — оставим, чему не посмеетесь — уберем.

Александр Генерозов: А как вы измеряете «посмеетесь»? Количество смешков?

Демис Карибидис: Да. Кстати, в юморе, вы, музыкальные люди, поймете. В юморе трудно обмануть и пихать одну и ту же песню 75 лет и петь ее везде. В юморе сразу понятно, либо люди смеются, либо не смеются. Вот и главный критерий — смешно или не смешно.

Александр Генерозов: Анонсируй, что у тебя самого? Какие ближайшие номера, с кем хотя бы, какие лица рядом с тобой увидим?

Демис Карибидис: Лица все те же почти, но и новые ребята появились. Я стараюсь писать и думать сначала номер или какую-то миниатюру, или еще что-то, и только потом пытаюсь к ней пристегнуть людей и понять, куда кто подходит. Это как-то так происходит, с кем пишешь, с кем разгоняешься, с тем ты и делаешь номер. И так далее, это такое. Поэтому, можно меня увидеть и с Мариной, и со Скороходом, и новые ребята у нас появились. Богдан появился у нас, если смотрите КВН, можете его вспомнить. Это парень из Твери, из команды «Тверская», такая была очень оригинальная. Очень ребята думают по-новому, и по-молодому, и, вообще, классные вещи предлагают. Мы-то уже как-то заточены, есть какие-то свои формулы в головах. А это свежие какие-то мысли у ребят. Мы стараемся им тоже помогать и попробуем. Я думаю, и с Богданом надо чего-то попробовать сделать, и еще с кем-то.

Александр Генерозов: Давайте, давайте, замутите. Смотрите, впереди два мега-праздника — 8 Марта, конечно же, и день рождения Харламова.

Демис Карибидис: Можно поставить равно.

(смеются)

Александр Генерозов: Ты подготовил подарки?

Демис Карибидис: Девочкам подготовил своим подарки. А Гарику… Гарику я подготовил подарок, подарил на сцене. Вы увидите это все в эфире в девять. Каждую пятницу в девять часов, я не знаю, когда поставили эту, но я придумал оригинальный номерок. Я могу открыть небольшую завесу, ничего не будет понятно, но будет понятно, что интересно, наверно. Значит, на самом деле, Харламов, мы с ним показывали очень много номеров, и очень разных смешных штук. И он все время говорил: «Ребят, придумайте такой номер, где я буду лежать на диване, играть в свой iPad и не буду вообще ничего делать, ни шевелиться, и так далее».

Александр Генерозов: Ему это к лицу.

Демис Карибидис: И я придумал такой номер. В общем, все увидите в эфире. Он тоже был очень сильно удивлен, и люди в зале были удивлены, но получилось весело и смешно. Поэтому, смотрите, увидите этот номер, в том числе.

Александр Генерозов: Солнечный свет, вот, пожалуй, именно на исходе зимы понимаешь, как его не хватает. Восполняем его нехватку с витамином D. Демис Карибидис на Европе Плюс!

Демис Карибидис: Спасибо!

Александр Генерозов: Ты все-таки вырос в таких солнечных краях.

Демис Карибидис: Да, я жил все время, кстати, на югах. У меня всегда было солнце. Я жил в Греции, в Грузии жил, жил в Геленджике очень долго. И всегда было солнце со мной. Здесь, в Москве, я признаюсь, москвичи, у вас чудесный город, и уже дети мои москвичи родились здесь, и так далее. Но мне не хватает солнца, очень сильно не хватает.

Александр Генерозов: Смотри, как сделать смешную миниатюру? Вопрос такой, для нас первоочередный, потому что никто ее не может сделать. Смех в зале, это последовательная работа, или просто взяли, навалились и вот вдохновение поймали?

Демис Карибидис: Это, кстати, единственный пункт, который в юморе невозможно предугадать. То есть можно рассчитать все, написать смешнейшие шутки, правильно одеться, правильно все выстроить, правильно расписать и правильно играть. Но при этом реакция в зале будет ноль.

Александр Генерозов: Не зашли.

Демис Карибидис: Надо просчитывать, я не знаю, как это объяснить. Это, наверно, вот и есть это волшебство, которое происходит, когда ты получаешь обратно аплодисменты, но процентов 80 можно просчитать. То есть, когда у тебя есть опыт, когда ты написал смешную миниатюру, ты, во-первых, сам смеялся, когда ее придумывал. Во-вторых, посмотрел, как люди реагируют, значит, есть какая-то реакция. Скорее всего, и в зале будет какая-то реакция. Но, всего лишь, скорее всего. Бывает наоборот.

Александр Генерозов: Но вы на ком-то тестируете эти сценки?

Демис Карибидис: Обязательно.

Александр Генерозов: Вот вы ее сделали, обкатали.

Демис Карибидис: Обязательно.

Александр Генерозов: Откуда берется фокус-группа?

Демис Карибидис: Во-первых, это сам авторский коллектив, весь Comedy Club и сами резиденты. То есть мы собираемся, показываем. Естественно, никто не смеется. Люди с серьезными лицами придумывают смешные вещи. Сидят, и подсматривают, и говорят какие-то свои комментарии. Ты, исходя из этого, понимаешь: раз этому понравилось, кто он у нас? Такой, такой, такой. Значит, таким людям это понравится. А раз этому не понравилось, таким людям не понравится. Это сложный процесс. Гораздо правильнее написать, поверить в то, что ты сделал, написал, и с такой же уверенностью сделать это на сцене. Это все, что ты можешь сделать. Остальное на волю зрителю.

Александр Генерозов: Насколько сразу прорисовывается, с кем будет эта миниатюра, этот диалог, в конце концов? Кроме случаев со Скороходом, понятно, это ваш уже такой традиционный дуэт.

Демис Карибидис: На самом деле, Скороход — пластилиновый человек, поэтому у меня полная уверенность, что он очень круто делает все. Мне, по крайней мере, очень смешно все, что делает Скороход. Поэтому у меня примеряется на него практически все. Но есть, конечно, вещи, которые не под его шкуру…

Александр Генерозов: Понятно, да.

Демис Карибидис: Здесь и Харламов нужен, и Марина нужна. И опять, где это придумывается, как придумывается. Мы сами сидим и понимаем: ой, лучше вот это. Как правило, выбирать нужно человека, которого меньше всего ожидают. То есть, предсказуемо, что, не знаю, Харламов будет играть начальника, и так далее. А вот сломать это, это круче гораздо.

Александр Генерозов: Ты постоянно эксплуатируешь такую сложную тему в своих монологах, это в отношении кавказцев, в отношении Кавказа. И я хочу сказать, по моему наблюдению, отношение среди людей меняется. И меняется в лучшую сторону. И, мне кажется, в этом даже есть определенная твоя заслуга, потому что посмеялись, поржали, поняли и простили. Но не оказываешься ли ты при этом между молотом и наковальней…

Демис Карибидис: Оказываюсь.

Александр Генерозов: Когда одни тебе говорят: «Где ты видел таких хороших кавказцев?» А другие говорят: «Э, брат, где ты видел таких плохих кавказцев?»

Демис Карибидис: Отвечаю на все твои вопросы. Я жил среди кавказцев, и я знаю, у меня очень много друзей на Кавказе, разных, живущих и там, и сям, и так далее. Там вообще-то, о чем мы говорим, — неправильно. Там очень много хороших людей, как везде.

Александр Генерозов: Да шикарных просто людей, разве кто спорит!

Демис Карибидис: Да, и по поводу реакции на кавказцев, конечно, гораздо хлеще реакция самих кавказцев на то, что я показываю. Я, конечно, стараюсь никого не обижать, и как-то… Вообще, для меня странное очень понимание — обидеться на юмор, это признать, что у тебя нет чувства юмора, вот и все.

Александр Генерозов: Да.

Демис Карибидис: Есть другой момент, когда какие-то прямые оскорбления, или какие-то непонятные, то, что не похоже на юмор, оно может быть и везде, и по-разному, и так далее. Но все, на самом деле, очень просто. Везде одинаковые хорошие люди. Тот, кто умеет смеяться, смеется над собой. Тот, кто плохо о них шутит, он не должен плохо о них шутить, потому что, ну, это нечестно, и не справедливо. Мы одно время делали очень много миниатюр про гаишников. Я сейчас не как национальность их выделяю. Но просто это же как-то веяло в воздухе, это же было, это всегда присутствовало, когда вот такой гаишник. Ну, вот такой он! Кто виноват? Так воспринимают гаишника вокруг. А складывать ощущение о кавказцах только из-за того, что ты где-то увидел здесь, не знаю, какого-то таксиста, который тебе нагрубил, или еще кто-то тебе нагрубил, складывать из этого ощущение, что весь Кавказ такой, это, по-моему, глупо и примитивно.

Александр Генерозов: А бывает ли, что в твоих персонажах узнают живого человека? О, Дима, вот этот криминальный авторитет такой-то, такой-то, ну, сто пудов!

Демис Карибидис: Думаю, да. Мы как-то сидели, придумывали. Я вспомнил такую ситуацию, когда мы сидели и придумывали миниатюру, в которой у нас был какой-то персонаж такой из авторитетных людей, и мы придумывали имя ему, и говорили, давай, это будет Заза Сухумский. — Нет, говорили, — а проверь, нет ли такого человека вообще: Набери, Заза Сухумский, может, он существует в жизни. Набирали и в реале смотрели, что, типа, есть какой-то авторитет, не знаю, кто-то, и так далее. Мы меняли. Говорили, давайте Гия Сухумский, давайте тот. И все время попадалось, что есть такой. Зашел Гарик и сказала: «Ребята, поменяйте город, и все дела».

Александр Генерозов: Больше фактов о нашем госте узнаем в серии быстрых вопросов. И вот Люба спрашивает, не могу не задать этот вопрос: «как попасть на Comedy без таланта и подготовки?» Честный вопрос.

Демис Карибидис: Попасть — просто посидеть, посмотреть или выступать?

Александр Генерозов: Наверно, выступать девушка хочет.

Демис Карибидис: Сейчас официально заявляю всем, кто задает такие вопросы, а такие вопросы всегда нас преследуют. Да просто приходи в Comedy Club, скажи: «Я хочу показать вот это». Или пришли, скажи: «Я вот это хочу показать». И ребята посмотрят, если это реально смешно, у Comedy Club есть редакторы, и все остальное. Если это реально будет смешно, ты будешь в Comedy Club. Я могу даже рассказать такой пример. У нас есть один из авторов Лёша Пойманов. Он пришел, сказал: «Я хочу писать в Comedy Club». Ему сказали: «Ну, напиши про это, про это и чуть-чуть напиши туда, и чуть-чуть напиши сюда». Он пошел, пришел, мы посмотрели — о, классно! Садись. Вот он работает, уже пять лет работает, или сколько…

Александр Генерозов: Крутая история, мотивирующая, между прочим.

Демис Карибидис: Очень просто можно попасть в Comedy Club. А чего тебе туда попадать? Ну, попал ты, допустим. Есть что показывать тебе? Есть что глаголить людям? Многие мэтры оттуда сваливают и сбегают, потому что им нечего сказать.

Александр Генерозов: Начало начал. Мысль о миниатюре. Где фиксируешь — в молескинчике, в заметках, или просто звонок помощнику?

Демис Карибидис: В голове, в первую очередь, какие-то подмечалова. Стараюсь в жизни смотреть на все, на что реагируют люди, что их беспокоит. И донести это, перевернуть, посмотреть на это с другой стороны. Посмотрите на то, что вас очень сильно бесит. Просто на досуге подумайте о том, что сильно бесит, я не знаю, собака ваша, которая гадит на входе, или сосед, который шумит, и так далее. Просто посмотрите на это с другой стороны, как будто вы не имеете к этому никакого отношения. И тогда все наладится.

Александр Генерозов: То есть такая отстраненность.

Демис Карибидис: Да. Что такое смех и юмор? На чем он строится? На плохом. Все, что плохое происходит, и горе порождает юмор. Почему многие многострадальные народы очень юмористичные, и смешные, и так далее, разные? Потому что все строится на горе. Когда ты смеешься над плохим, горе — неправильное слово, над плохими…

Александр Генерозов: Над неправильными вещами.

Демис Карибидис: Да, над неправильными вещами, вот оно выливается в юмор.

Александр Генерозов: Есть ли иностранные артисты, которые задают какие-то тренды в юморе, в Comedy Club? Или это абсолютно импортозамещенное?

Демис Карибидис: Это невозможно. Слава Богу, это невозможно. Мы сейчас гастролировали и в Америке, месяц целый мы находились там. Я листал, смотрел, что у них показывают юмористы, и, зная, что там юмористов очень много и очень большая конкуренция, и так далее, я все равно скажу, что я не увидел там что-то сверхгениального. Да, есть крутые комики, есть какой-то выбор, но я не скажу, что там очень сильно отстаем.

Александр Генерозов: В один день с тобой, то есть 4 декабря, родились актёр Джефф «Большой Лебовски» Бриджес, политик Сергей Ястржембский, рэп-музыкант Джей Зи, американская модель и ведущая Тайра Бэнкс. Кто-нибудь тебе интересен из такой пестрой компании?

Демис Карибидис: Единственное, Ястржембский, где он сейчас, что он делает?

Александр Генерозов: Не знаю.

Демис Карибидис: Остальных я видел.

Александр Генерозов: Тебе приходилось делать выбор, как Нео, между красной и синей таблеткой, правдой и ложью? Быстро!

Демис Карибидис: А это просто вопрос прямо такой?

Александр Генерозов: Да.

Демис Карибидис: Нет, не приходилось.

Александр Генерозов: И, машина времени. Куда бы отправился в первую очередь?

Демис Карибидис: О-хо-хо! Куда бы я отправился в первую очередь? Да никуда бы не отправился. Куда ты отправишься? Ну, может быть, на что-то посмотреть.

Александр Генерозов: В прошлое, будущее?

Демис Карибидис: Надо долго сидеть и думать. Это же один шанс, только один раз?

Александр Генерозов: Да.

Демис Карибидис: Тогда надо долго сидеть и думать, куда, и все просчитать.

Александр Генерозов: Чувство юмора — одно из врожденных свойств человека, и свойственно, пожалуй, только человеку. Резидент Comedy Club, мужчина, щедро одаренный этим чувством, Демис Карибидис на Европе Плюс.

Демис Карибидис: Я вспомнил! Извини, пожалуйста, я тебя прерву. Я так долго думал и вспомнил, куда бы я отправился. Так вот, если быстро и просто. 2004 год, Чемпионат Европы по футболу, финал. Греция-Португалия. Греция выиграла тогда. Я бы хотел быть на этом стадионе.

Александр Генерозов: Я даже не спрашиваю, за кого ты болел, это и так понятно.

Демис Карибидис: Не спрашивай.

Александр Генерозов: В кого ты все-таки такой по юмору пошел? Мама, папа, или это мутация на ровном месте?

Демис Карибидис: Я не знаю. Они, кстати, вся родня сидит и спорит, на кого он больше похож. Новые разговоры начались. «Это от меня у него, — Нет, это от меня!» Да я не знаю, честно говоря. Но как-то всегда жили, и отец всегда, допустим, пытался создать такую положительную атмосферу, веселую какую-то. Не знаю, не могу сказать, в кого я такой.

Александр Генерозов: Comedy Club вышел из среды КВН. Из Comedy Club вышел Stand Up, из него сейчас уже вышел «Открытый микрофон», такая здоровая эволюция.

Демис Карибидис: Давайте вот это, кстати, поправлю. Ты вначале сказал, что я чемпион КВН. КВН — это большая школа. Ты закончил КВН, закончил хорошо, плохо, что-то выиграл, не выиграл. Но конкуренция в КВН оставляет лучших, реально выталкивает на поверхность.

Александр Генерозов: То есть такое сито?

Демис Карибидис: Очень тяжелая среда, в которой ты либо борешься за первое место, либо не борешься. А когда ты вышел оттуда, у тебя все обнуляется. Я пришел в Comedy Club и понял, что, слушай, я-то все время выбегал в какой-то одежде, в каких-то образах, и так далее. Я же не разговаривал просто на сцене, просто с людьми. И мне пришлось заново всему этому учиться. Меня учили, и что-то объясняли, и так далее. То есть это какая-то школа, какой-то уровень.

Александр Генерозов: В Stand Up тоже приходится заново всему учиться, несмотря на то, что есть определенные выходцы, тот же самый Руслан Белый, это же ваш?

Демис Карибидис: В том числе. Но я помню у Руслана единственное выступление в Comedy Club, а Stand Up я его не смотрю, мне в какой-то момент не очень весело было.

Александр Генерозов: Ты скажи коротко: ты сам себя пробовал в этом жанре, в Stand Up?

Демис Карибидис: Я думаю, у Руслана лучше получается это все. Я не из этой оперы. Но, что такой Stand Up? Давайте вот…

Александр Генерозов: « Новая искренность»?

Демис Карибидис: Вы все говорите про Stand Up. А что такое Stand Up? Это просто, когда человек выступает на сцене, или пародирует то, что происходит на Западе, как это выглядит? Или у нас уже были стендаперы. Вспомните гениальных людей, Арлазорова вспомните, это не стендапер?

Александр Генерозов: Конечно.

Демис Карибидис: Stand Up в чистом виде. И он цеплялся за людей. Он строил юмор на том, брал какие-то инструменты, но строил.

Александр Генерозов: Открываем Instagram Демиса, а там он дает 23 выстрела в честь парней, которые нас защищают. Присоединяемся, конечно же. Но, интересно, как уши после этого, не заложило?

Демис Карибидис: Да нет, не заложило, это такое специальное…

Александр Генерозов: А отдача нормальная? Двадцать три выстрела, это немало все-таки.

Демис Карибидис: Мы ходим иногда пострелять, с Мишкой Галустяном все время ездим, воюем, в страйкбол, то есть армия рядом всегда. Мы вникаем во все это.

Александр Генерозов: Листаем дальше Instagram Демиса Карибидиса. И два дня назад ты в роскошном вышитом розами таком пиджаке и красных штанах на сцене Comedy Club. Я так понимаю, что это в ожидании нового сезона. Просто стало интересно, вот эти сценические костюмы сами где-то выбираете? Мне кажется, мучительный вопрос.

Демис Карибидис: Не сами, но мы говорим какие-то пожелания нашим костюмерам, называешь, в чем тебе бы хотелось. Они тебе подбирают варианты какие-то. Ты смотришь, в чем тебе будет удобно, то и напялишь на себя.

Александр Генерозов: Споров не бывает?

Демис Карибидис: Да ну, для юмориста какая разница, в чем выступать? Главное, чтобы, то есть, иногда даже на нас что-то сверху надевают, и это не имеет значения, но выглядит очень глупо. Например, на Харламова иногда одевают какой-нибудь мешок, или какую-то вазу непонятную, какой-то костюм, непонятно, что это и зачем. Для юмориста абсолютно неважно, в чем ему выступать.

Александр Генерозов: Листаем дальше Insta нашего гостя. И три дня назад ты с дочкой на бекстейдже Comedy Club за клавишами. А как отнесешься вообще к идее, если она заразится всей этой атмосферой и тоже решит стать комедианткой?

Демис Карибидис: Во-первых, я детям пока не показываю Comedy Club, потому что это передача не для детей. И всем рекомендую не показывать детям, пока не дойдет до совершеннолетия. А дочка, ну, захочет — пожалуйста, как я могу пойти против? Отец, вот ваши родители, противились вам? Тому, что вы делаете? Это сильно повлияло? Если вам очень хочется, то, я думаю, вы переступите и пойдете в путь. Но, я думаю, они будут уважать отца.

Александр Генерозов: То есть, ты умеренно демократичен в вопросах воспитания.

Демис Карибидис: Умеренно демократичен. Есть черта, которую нельзя переходить, но все равно, если ребенка к чему-то тянет, почему бы нет? Что в этом плохого? Я в этом плохого ничего не вижу.

Александр Генерозов: Фотка от 14 февраля. На сцене ты и Марина Кравец. Судя по подписи «Валентина», это один из самых твоих любимых номеров, это где ты говоришь, что себя «Алко Дункан Маклауд», я не помню, как он называется…

Демис Карибидис: На концертах этот номер выглядит очень смешно, мы его часто показываем с Мариной на концертах. И там другая атмосфера, и другие…

Александр Генерозов: А вот он быстро родился, этот номер?

Демис Карибидис: Нет. Очень тяжело и долго, да.

Александр Генерозов: Мне кажется, он технически сложен, потому что это только кажется легко.

Демис Карибидис: Очень. Там от начала номера до конца номера я показываю какое-то бешеное количество стадий опьянения. Мы долго это искали, и как человек меняется, как он превращается из интеллигентного человека в какого-то пьяного хама, и так далее. В общем, да, один из моих любимых номеров, хороший номер. Там очень много вкусных моментиков.

Александр Генерозов: Кто из Comedy Club наиболее соответствует своему экранному образу?

Демис Карибидис: Это трудно сказать. Да все. Все, что показывают на сцене, имеет отношение к жизни, естественно.

Александр Генерозов: Но вы все такие тихие, мирные, воспитанные.

Демис Карибидис: Нет, я думаю, все веселые и озорные.

Александр Генерозов: Илья спрашивает: есть ли табу по шуткам? На какие темы вы точно бы не стали шутить?

Демис Карибидис: А что такое табу по шуткам? А, на которые мы бы не стали?

Александр Генерозов: Да.

Демис Карибидис: Конечно, есть. Общечеловеческие. Они у вас же в головах. Это понятно всем. Как и у каждого человека в голове. Ну, настолько это понятно всем, зачем даже про это говорить? Табу на то, на что нельзя, ну, человек не говорит такие вещи, вот и все, табу.

Александр Генерозов: Comedy Club. Что из себя представляет ваша жизнь? Раз в неделю надо выдать часовую программу. Мне кажется, это не так уж и мало.

Демис Карибидис: Да, тяжело очень.

Александр Генерозов: И тем более, она сборная, всех надо свести. Вообще, принципиально, хорошо, день отснимались, началась новая неделя.

Демис Карибидис: Ну, да. Пару дней отдыхаешь, потом возвращаешься опять же к этому. Опять же, надо сказать большое спасибо всему авторскому коллективу, который есть у нас. Небольшой, но все же, там человек пять-шесть парней, которые подхватывают то, что ты очень хочешь, и помогают это выстроить, и поставить на рельсы. Они проделывают большую работу. Они в тени, но они проделывают большую работу.

Александр Генерозов: Гастроли? чем еще заполняете это время?

Демис Карибидис: Заполняем всем, все время передвигаемся. Но все свое свободное время на данный момент стараемся отдавать своим детям, тем более, у меня их уже трое. Я многодетный папа, поэтому стараюсь.

Александр Генерозов: Бегом по вопросам. Света интересуется, если море, то какое?

Демис Карибидис: Если море, то Средиземноморье.

Александр Генерозов: К Греции поближе. И прозвище в школе, было ли?

Демис Карибидис: Да нет, Дэм, у меня имя такое, что тяжело его…

Александр Генерозов: Легко давать необидные прозвища. Евгений интересуется о детских мечтах, какие были, кем себя видел в детских мечтах?

Демис Карибидис: Тем, кем уже сейчас я являюсь.

Александр Генерозов: Артистом?

Демис Карибидис: Да, в то, во что никто не верил, вот оно случилось.

Александр Генерозов: Рома хороший вопрос задает: можете ли отличить написанную миниатюру от авторской?

Демис Карибидис: Да, 100%.

Александр Генерозов: Всегда?

Демис Карибидис: Всегда, любую.

Александр Генерозов: Класс. Илья спрашивает, когда будет миниатюра про Казахстан?

Демис Карибидис: А есть какой-то жанр новый про Казахстан?

Александр Генерозов: Не знаю, но мне стало интересно.

Демис Карибидис: Я думаю, приедем скоро в Казахстан, в этом году поедем туда, думаю… Во-первых, там хватает юмористов.

Александр Генерозов: Карен спрашивает: ваш кумир в мире юмора и юморист, которым вы восхищаетесь из прошлого и из настоящего?

Демис Карибидис: Уилл Фаррелл.

Александр Генерозов: Ну, и я, как ведущий, спрошу, не знаешь ли, где закопаны самые большие, самые сокровенные и самые лучшие запасы счастья? Все его ищут, может, ты поможешь найти?

Демис Карибидис: Да. Попробую рассказать о своей формуле. Просто улыбайтесь. Не обращайте внимания на хейтеров. Отодвигайте от себя негатив, грусть и печаль. Их злых, меньше, чем нас, веселых и добрых. И все, мы победим!

Александр Генерозов: Демис, спасибо тебе огромное за то, что смог найти время для нас в своем графике. Всегда рады тебе и ждем тебя в гости, придешь?

Демис Карибидис: Всем спасибо большое, обязательно приду. Слушайте Европу Плюс!

Александр Генерозов: Друзья, неподражаемый и неповторимый, горячий и колоритный, самый узнаваемый резидент Comedy Club Демис Карибидис провел свой воскресный вечер вместе с нами на Европе Плюс! Оставайтесь с Европой Плюс! И вас ждет множество отличных хитов!

Александр Генерозов, Week & Star. Пока!

Демис Карибидис: Пока, мои золотые!